Обычное право Дигории

ОБЫЧНОЕ ПРАВО ДИГОРИИ В КОНЦЕ XIX ВЕКА (по книге: Гарданти Михал. Уадзимистæ.)

М.А. Миндзаев к.ю.н., доцент, зав. кафедрой теории государства и права ЧОУ ВПО «Владикавказский институт управления», Заслуженный юрист Республики Северная Осетия-Алания

В статье комментируются отдельные положения книги народного учителя Михала Гарданти (1870-1962), пока еще не переведенной на русский язык «Уадзимистæ. \\ Гарданов М.К. Произведения»., такие как взаимоотношения домочадцев, раздел имущества, принесение клятвы и др.

Народный учитель Михаил Константинович Гарданов (Гарданти Михал) прожил долгую жизнь. Он родился в 1870 году в селении Христиановском (ныне – город Дигора) и покинул наш мир в 1962 году. Будучи человеком образованным, он понимал важность сохранения осетинского языка, фольклора, старых обычаев, всего того, что может быть названо укладом жизни народа, и передачи этого сокровища следующим поколениям. Начав записывать старинные предания, традиции, песни, сказки в конце века XIX, он продолжал работать многие годы и донес до нас не только перечисленное, но сумел передать строй мыслей, модели поведения, духовный мир наших предков. Эльбрус Скодтаев подготовил и издал записи М.К.Гарданова в 2007 году. Книга называется: «Гарданти Михал. Уадзимистæ». (См.: 1)

Отдельные части книги были еще раньше воспроизведены в другой книге: «Нартæ. Мифологи æма эпос дигорон æвзагбæл» (См.: 2), а оттуда попали на сайт www.nartosetia.ru в раздел «Тексты на дигорском языке». В данной статье мы знакомимся с первой частью книги, которая озаглавлена: «Рагон дигорон царди ӕгъдӕуттӕ\ Старинные дигорские обычаи». Этот раздел интересен с этнографической, юридической, лингвистической и многих других сторон. К сожалению, книга до сих пор не переведена на русский язык, многие обороты речи сегодня редко употребляются, перевод пришлось делать самому, поэтому иногда, чтобы быть максимально точным в передаче материала, цитировать я буду и на языке оригинала.

Раздел состоит из более чем 40 заметок. Четыре из них я определил бы как элементы обычного права: в них говорится о принесении клятвы в суде, о клятве вне суда, о разделе имущества и об обычае примирения кровников.

Восемь отрывков посвящены семье, дому, взаимоотношениям домочадцев; это нечто подобное русскому домострою. В одиннадцати отрывках описываются свадебные обычаи, в пяти – похоронные. В остальных описываются нормы поведения в различных бытовых ситуациях.

Обычное право. Если просто описывать квазисудебные нормы, как бы это сделали в атеистические времена, или как это делал небезызвестный Мусса Кундухов, автор «Приговора осетинскому народу», или даже как профессор М.М.Ковалевский, то правила могут показаться куцыми, а иногда и смешными. Но если предварительно ознакомиться с той частью книги, где описаны осетинские представления о Высшем – о Боге, небожителях, загробном мире, то картина меняется и все становится на свои места.

Начнем с процедуры «Билилиу». Слово это переводится М.Гардановым как «дрожание губы». Один из спорящих по поводу принадлежности скота, земли или вещей вызывает оппонента на край села, но в место, где есть люди, и произносит фразу о посвящении покойникам того, кто не прав в их споре, всяческой падали, т.е. или покойникам истца (своим) или ответчика. Сегодня подобное может вызвать разве что улыбку и покручивание пальцем у виска, но в прежние времена люди по-настоящему верили в Бога, а, значит, и в загробный мир (См. 3; 4). Никакое имущественное приобретение не стоило в их глазах посмертных мук всех своих предков, поэтому у лжеца начинали дрожать губы (билтæ лиу-лиу кодтонцæ) и он останавливал процедуру, признавая свою неправоту. Вопрос бывал решен сразу. Но если «человек, будучи неправым, принесет клятву, а потом выяснится его неправда, то нет ему больше жизни среди людей, нет у него больше права голоса, он – клятвопреступник (мошенник, бесчестный человек) \\ Адӕймаг, хӕран уогӕй, ард ку бахуӕра, уой фӕсте ба ку бахӕран уа еци гъудтаги, уӕд ин адӕми ‘хсӕн дзурди барӕ нӕбал ес, мӕнгард ӕй».

Такая высокая эффективность процедуры возможна только в обществе, где люди искренне веруют. Остается только сожалеть, что в наш просвещенный век слово человека потеряло прежнее значение, потеряло силу веского доказательства. Критики этого обычая обычно упирают на архаизм процедуры и на то, что она плохо пахнет. Что ж, каждое общество само выбирает, что для него важнее – истина или запах.

Но то, что было понятно осетину или иному горцу, пришельцами воспринималось иначе. В начале 30-х годов XIX века Иоганн Бларамберг, обедневший дворянин из Франкфурта –на-Майне, состоявший с 1828 года на русской службе, провел несколько лет на Кавказе. Итогом его исследований явился представленный в Генштаб Отдельного Кавказского корпуса доклад «Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа», опубликованный лишь спустя полтора века. Там он пишет:

«У осетин необычные клятвы: когда они кого-либо обвиняют в воровстве, то обычно клянутся собаками, кошками и мертвыми. Обвиняющий обходит деревню с собакой и восклицает громким голосом: «Я сейчас убью эту собаку». После чего настоящий вор обычно признается в содеянном, так как считается, что, если убьют собаку, это навлечет несчастье. Тот, кто дает клятву, обычно отрезает кошке голову или вешает собаку, говоря при этом, что животное отомстит за нарушение клятвы, царапая, кусая и терзая виновного. Если кто-либо подозревает одного из своих соседей в воровстве, он отводит его к месту, где похоронены его близкие родственники, и тот, кого обвиняют, становится рядом с могилой своего отца, матери или брата и говорит: «Если я совершил воровство, то пусть в другом мире я буду служить моему отцу, матери или брату лошадью, но если я невиновен, пусть наказание падет на виновного». Обвиняемый также ударяет палкой по человеческим экскрементам и говорит: «Если я своровал, то пусть также побьют моих покойных родителей». (7, с. 260)

Верно описав внешнюю сторону обряда, Бларамберг не ухватил его сути, ибо для просвещенного офицера XIX века все это воспринималось как суеверия и глупости.

Возможно, в конце XIX века устои веры оказались поколеблены настолько, что даже осетин Мусса Кундухов, бывший на тот момент (1859 г.) начальником Военно-Осетинского округа, обратился к населению с воззванием, названном примечательно: «Приговор осетинского народа», и подписанного 25 доверенными лицами от Тагаурского, Куртатинского, Алагирского и Дигорского обществ, а также 12 членами народного суда, в котором писал: «Вы убедились в нелепости и безсмыслии разных народных клятв, на могилах покойников убивать собак и кошек, что введено во времена глубокаго невежества и сохранилось по ныне в народе, и что присяга, в случае судебной в ней надобности, должна приниматьсятолько установленная религиею и утвержденная законом Правительства» (цит. по: 5, с. 109).

Другой отрывок – правила принесения клятвы\\ ардхуӕруни ӕгъдау – регулирует по-сути ту же процедуру, но в присутствии судей. Они именуются «фасти лæгтæ», могут произвести следствие и вынести по нему решение. «Всякий раз, когда двое спорящих сами не могут придти к согласию, следует обращаться к суду». Судьи, точнее, мудрецы обычно избирались народом в количестве трех человек, и сами решали, кто из них будет председательствовать. Председательствующий лишь слушал показания.

«Перед рассмотрением дела председательствующий должен разъяснить судьям, чтобы они не были под влиянием родства, дружбы или подкупа. На суде люди должны говорить правду». Правило было таким: «когда обвинение будет подтверждено, будет, к примеру, определен убийца в вопросах кровопролития, и оба судьи укажут на виновного, то председательствующий определится на стороне потерпевшего». Но при отсутствии единогласия, когда доходило до голосования, то дело разрешалось в ту сторону, где оказывалось больше голосов (свидетелей).

До начала рассмотрения дела тяжующиеся разъясняли свои позиции судьям. При равенстве голосов судей решение принималось председательствующим. Первым давал показания истец. Ежели решение по спору не могло быть вынесено по показаниям истца и ответчика либо свидетелей, то судьи должны бывали испытать свидетелей клятвой. Далее происходило примерно так же, как было описано выше:

«Судьи должны организовать принесение клятвы обвиняемым вместе со свидетелями. Приносящему клятву можно указать, чьим именем ему следует поклясться – брата, дяди по матери, по отцу или подобного близкого родственника. Судьи на суде должны определить, какой клятвой он должен поклясться, именем какого святого принести клятву».

Если подозреваемый выдерживал это испытание, то считался освобожденным от обвинения, а в противном случае – виновным. Если человек, будучи неправым, приносил клятву, а потом выяснялось, что это неправда, то «нет ему больше жизни среди людей, нет у него больше права голоса, он – клятвопреступник.

То есть старое правосудие базировалось на совести тяжущихся, которым, в случае отстаивания ими ложного требования, приходилось соглашаться с последующими муками на том свете, и, не желая этого, они, как правило, признавали свою неправоту.

Интересны и поучительны правила примирения в связи с пролитием крови. В конце XIX века для большинства населения, вероятно, была ясна бесперспективность бесконечной вражды кровников, поэтому действовало положение: «Кровь нельзя смыть кровью. Рана жиром полируется, лечится, и поэтому меж фамилий должно случиться примирение. \\ Тог-тогӕй не ‘хснадӕуй. Гъӕдгин сойнай дзӕбӕх, лигъз кӕнуй, ӕма уомӕ гӕсгӕ ба дууӕ муггагей астӕу ӕрцӕуа гъӕуама тоги цитӕй федауцӕ».

Как известно, в давние времена плата за кровь была непомерно высокой. К концу XIX века положение изменилось: основная часть описываемых М.К.Гардановым действий сводились к примиряющему застолью, хотя плата еще существовала: «В уплату за кровь от предков осталось: передать пашню, которую можно вспахать за день, либо коня с седлом и уздечкой и похоронные расходы. А в нынешнее время – деньги и могила \\ Тогӕн байзадӕй фиддӕлтӕй тоги бонцау хумӕ, кенӕ ба ӕд саргъ, ӕд идонӕ бӕх, хист. Нури рӕстӕги ба ӕхца, обайи ӕнӕуой».

Поведение сторон в ходе примирения регламентировалось детально, каждая мелочь имела значение. Дадим слово автору: «Если обе фамилии решат примириться, то убийца со своими родственниками и судьями должен войти во двор тоггинов (потерпевших) и там его друзья и родственники должны исполнить требуемое по похоронному обычаю.

Убийце следует назваться сыном матери убитого, а при отсутствии матери – назвать вдову убитого своей сестрой. Затем судьи должны пригласить тогагоров (потерпевшую сторону) с тризной (едой) к убийце.

Эти люди кругом становятся во дворе убийцы, словесно выражают соболезнования обе стороны друг другу, потом убийца первым, за ним его братья, берут по одному ковшу пива и подходят к старшим тогагоров (потерпевшей стороны).

Примечание: тогагоры (потерпевшие) должны выстроиться в ряд по старшинству и к ним тоггинта (виновная сторона) идти к ним тоже должны по старшинству, во главе с убийцей. Убийца пусть передаст бокал правой рукой кому следует. А тот пусть примет левой и переложит в правую, пригубит и передаст этой же рукой. Убийца же примет его левой. Примечание: и такими кругами передаются остальные бокалы».

Сегодня может показаться несущественным то, какой рукой следует принять бокал, но для того времени символика движений имела чрезвычайно важное значение.

После того как бокалы будут вынесены и поданы всем, кому следует, «старшие произносят слова с пожеланиями обеим фамилиям в дальнейшем быть подальше от несчастий.

Допускается что-то сказать стороне, допустившей кровопролитие и тогагорам (потерпевшей стороне), если язык у них повернется. \\ Ӕмбӕлуй ести радзорун тоггинтӕн дӕр ӕма тогагортӕн дӕр, сӕ цъух ку кӕрда, уӕд».

Осетинский домострой заметно отличался от русского (во всяком случае от той его части, которая чаще цитируется в литературе). Если в русском домострое подчеркивается непререкаемая власть отца над всеми домочадцами, вплоть до права подвергать их побоям и даже лишать жизни, то у осетин эта власть трактовалась иначе.

«Отец и мать конечно же любят своих потомков, но им не следует демонстрировать любовь к ним при посторонних… Матери и отцу не следует бить детей в присутствии посторонних, иначе те могут не плакать по ним в день похорон. Примечание: если отец убъет сына, то нет ему уважения среди своей фамилии и нет у него права голоса в Дигории.

Дети должны уважительно, с почетом содержать родителей, должны всегда помнить, что те их очень любят. Дети должны по одному только взгляду родителей понимать их волю (желания, требования) и без слов исполнять ее».

Сегодня далеко не всякий поймет силу фразы «иначе те могут не плакать по ним в день похорон», а в те годы все были уверены, что если дети не проливают слезы над покойными родителями, то те не попадут в рай, а это – худшее проклятие.

За пределами Осетии не все понимали своеобразие взаимоотношений детей и родителей.

«Прилюдно мать и отец не должны прикасаться к своим детям, даже если они будут падать с обрыва или умирать». Как это можно понять? Или вот еще: «На людях отец должен смотреть на своих детей «неузнающим» взглядом; ему не следует обращаться к ним по имени, а только словами «мальчик» или «девочка» \\ Фидӕн ӕ зӕнӕгмӕ адӕми ‘хсӕн ӕвӕсмард цӕстӕй кӕсун гъӕуй, сӕ номӕй сӕмӕ ма дзорӕд, хонӕд сӕ фӕсномугӕй: «биццеу», кенӕ ба «кизгӕ».

«На людях и даже в доме, при всех, отцу не следует ласкать своих детей: у тех и без того есть кому за ними присмотреть или кому их приласкать – это остальные члены семьи».

Коста Хетагуров, кстати, описывал подобное же, когда ребенок почти свалился с крыши сакли, а его отец наступил на рубашку, но не стал поднимать дитя. Только сбежавшиеся на вопли младенца домочадцы выручили ребенка. Откуда такое показное безразличие к собственным детям? Кстати, подобное же случилось между моим дядей и его отцом, моим дедом. Было это в середине 30-х годов. Старшие обедали летом во дворе, когда ребенок откусил помидор, но не смог его проглотить и стал задыхаться. Дед побледнел, но не сдвинулся с места. Сидевший рядом с ним родственник моментально подскочил к ребенку и просто пальцем протолкнул помидор дальше. Ребенок пришел в себя.

Удивительно, что не только посторонние, но иногда и «свои», местные, неправильно понимали древние обычаи. Известный генерал-лейтенант Мусса Кундухов (1818-1889), бывший начальником Военно-Осетинского округа, в конце 50-х годов XIX века писал, обращаясь к осетинам: «Лаская детей при посторонних лицах считается у вас предосудительным; подобнаго нелепаго обычая никогда ни в одном просвященном народе не существовало и это против религоозных чувств, а потому ласкать детей как в присутствии посторонних, так и при родственниках не только не должно быть предосудительным, но напротив того ласкать есть священная обязанность родителей».(цит. по: 5, С.110).

Объяснение критикуемой черствости осетинских отцов лежит на поверхности; оно разъяснено в других отрывках книги М.Гарданова: в те годы в доме проживали, кроме стариков, их дети и внуки, причем, в большом количестве. Отношение к детям было одинаково ровное и доброе со стороны всех домочадцев. Звучит невероятно, но бывало, что дети узнавали, кто их отцы, довольно поздно, когда хозяйство разделялось, настолько благожелательно и одинаково ко всем относились старшие. Залогом прочности взаимоотношений домочадцев, особенно невесток, каждая из которых, естественно, приходила в дом со стороны, было не выделение своих детей. Противоположное неизбежно и очень быстро могло привести к расколу семьи, а это в те годы было чревато негативными последствиями.

«Когда семья разрастается, когда им начинает не хватать еды и одежды, когда они перестают выполнять домашние общие работы одинаково хорошо, когда возникает меж членов семьи желание оторвать для своих получше еду, питье или скотину какую, когда не исполняется воля старшего, то семья разрушается и делится на части». Сказано предельно понятно.

К сожалению, за какие-то 100-150 лет жизнь изменилась настолько, что даже образованные люди не могут без пояснений понять правила той жизни. Запомнилось, как мы с московским профессором были в гостях в одной осетинской семье. Дети хозяина дома по одному его взгляду приносили воду, пепельницу, плед и что-то еще, именно так, как писал Михал Гарданти. Но профессор это воспринял как подавление воли детей и закомплексованность. Я спросил его, а как ваш ребенок отреагирует на прямую просьбу подать воды, на что тот ответил, что отреагирует по настроению. Но это, по мнению профессора лучше, т.к. характеризует свободу личности (?).

О месте и роли женщины в обществе можно судить по таким отрывкам:

«Мать – хозяйка – занимается порядком в доме, хозяйствует внутри дома. Отец же вне дома трудится над преумножением имущества для потомства. И слава, и позор семьи зависят (в первую очередь) от хозяйки.

Когда хозяйка не бывает пристрастной ни к кому в доме, то и невестки живут в мире. Невестки должны иметь в виду, что мать постоянно трудится, пусть будут послушны ей, так как потом они сами то же будут требовать от своих невесток.

Не то что ссора, а даже громкое слово постыдно меж женщин дома. Не может быть не только проклятий между свекровью и снохами, либо самими снохами, но даже попреков меж ними не должно быть».

«Муж – оберегатель женщин… Когда всадники повстречаются с женщинами, то должны спешиться. Примечание: этот обычай не исполняется в отношении младших».

Сегодня некоторые из правил, которыми руководствовались женщины ранее, покажутся чрезмерно строгими, например, «в присутствии братьев мужа (деверей) чтобы женщин не было даже слышно. \\ теутӕй еске медфадуат ку уа, уӕдта, силӕстӕги цъухӕй сум дӕр куд нӕ хауа, уотӕ». Или: «и вместе с мужчинами ей сидеть не подобает».

С другой стороны, какой женщине не понравится такая джентльменская установка: «Если женщина, какой бы она не была, хоть молодой, хоть старой, будет проходить мимо мужчин, а они будут сидеть, то те пусть встанут».

Вполне современным можно считать правило: «неприлично мужчине заговаривать с чужими женами, а свою нельзя попрекать при посторонних». Хотя, надо сказать, что приемлемо оно для современных осетин и кавказцев, но никак не для жителей мегаполисов. Тем более им не придется по душе правило: «неприлично для женщины возражать хоть постороннему, хоть своему мужу.\\ Уосӕн, фӕнди еске лӕг уӕд, фӕнди ба ӕхе, уӕддӕр ин нӕлистӕгмӕ ӕтхалд дзурд исгӕлдзун не ‘мбӕлуй», но, кто знает, быть может современным мужчинам это и понравится.

Не все сегодня поймут, почему «не следует женщине слишком часто посещать свой отчий дом, нельзя также трепать языком с женщинами на улице при походах на мельницу и за водой». А с вот этой установкой «а по магазинам ходить ей и вовсе не следует \\ туканмӕ бацӕун ба ин ӕппундӕр не ‘мбӕлуй» вообще никто не согласится, ибо капиталистическая система построена на стимулировании товарного спроса, а самыми агрессивными покупателями являются именно женщины.

Кому-то такие ограничения женщин могут показаться индикаторами ее униженного положения или второсортности, но на самом деле все объясняется условиями жизни, стремлением минимизировать конфликты, которые быстро перерастают в трагедии. Когда под одной крышей проживают несколько пар молодых мужчин и женщин, то именно вышеописанные правила удерживают их от адьюльтера. Нет ни намеков, ни подмигиваний, ни вздохов, с которых начинается распад семейных отношений. То же и вне дома, где ни один посторонний мужчина не прикасается и не заговаривает с чужой женой.

Об отце сказано:

«Как внутридомовые дела, так и работы вне дома – все это в ведении отца. Принятое отцом решение не подлежит обсуждению.

Позор для любого члена семьи грубое слово в адрес отца. Отец пользуется уважением среди домочадцев, потому и сам он должен вести себя достойно».

Далее: «Отец радуется и хвалит работы, выполненные членами семьи…. Отец среди домочадцев подобен нити ожерелья, не позволяющей им разъединиться…. Отец своими поступками должен подтверждать свое высокое (уважаемое) положение в семье….

Отец должен воздерживаться от чрезмерного обжорства или пьянства и в своем доме, и за его пределами.

Отец всегда должен быть справедливым, честным с людьми. И от сына это же требовать».

В то же время отец – не тиран и не господин, он, скорее медиатор, примиритель в многочисленном семействе: «Отец семейства не должен с попреками обращаться ни к кому в присутствии снох, сыновей, т.е. ни к жене, ни к сыновьям, ни к невесткам. \\ Бийнонти фидӕ ӕ ностӕлти астӕу кенӕ ба ӕ фуртти астӕу, кенӕ ба ӕ фурти цори ӕфхуӕрӕн дзурд макӕмӕ искӕнӕд, нӕ ӕ уосӕмӕ, нӕ ба фуртмӕ, ӕ ностӕлтӕмӕ дӕр уотӕ».

На отце лежит гораздо больше обязанностей, чем прав: «Отец постоянно должен заботиться о сыновьях, поправлять их ошибки, напоминает им о субординации, чтобы после его смерти дом не остался без руководителя. \\ Фидӕ ӕ фуртти гъуди дарӕд, цӕбӕл рӕдуйонцӕ, уой син амонӕд, хецаудзийнадӕ дӕр син имисӕд, цӕмӕй ӕ фӕсмӕрдӕ хӕдзарӕ дзӕгъӕлӕй ма базайа».

Кстати, о субординации. Осетинский домострой зиждется на четкой половозрастной иерархии, что характерно для многих традиционных обществ и рассматривается обычно как пережитки родового строя. Но что отличает осетинские порядки от обычаев многих народов, находящихся на той же ступени развития, это военная субординация как в семье (вне постороннего взгляда), так и на общественных мероприятиях – свадьбах, похоронах, собраниях. Ну где еще, кроме как в армии или в Осетии, можно встретить четкое требование о точном месте нахождении старшего и младшего в строю:

«Если по дороге идут двое, то приветствие – на старшем, как и правая сторона. Если их трое, то старший – посередине, слева – второй старший, а младший – справа.

Если четверо, то у старшего по левую руку становится второй старший, а по правую руку – третий, младший же слева от второго старшего.

У пятерых такое же построение, как у четырех, а пятый пусть встанет справа от четвертого старшего. Когда их от шести до десяти, то они образуют две группы, а расстановка их по счету».

Сегодня это правило исполняется только на похоронах, но пожилые сельские жители еще помнят, что раньше это было универсальным правилом.

Во взаимоотношениях с повзрослевшими сыновьями действуют правила: «Сын должен содержать отца. Сын должен оказывать почтение отцу как дома, так и в обществе.

Примечание: в доме сын не должен поесть раньше отца, раньше лечь спать, ему нельзя садиться за один стол с отцом, а следует стоять при нем подобно шандалу, да и за пределами дома так же.

Если отец куда-то едет, либо откуда-то вернулся, то сын выполняет при нем обязанности младшего. Примечание: покуда отец будет собираться, сын должен оседлать отцова коня либо запрячь его в арбу. И пусть позаботится о том, чтобы помочь отцу снять обувь. К ночи пусть позаботится о скотине. А по возвращению пусть приберет его вещи и коня.

На собрания, в которых участвует отец, сын не ходит».

Несмотря на эти донельзя формализованные и четкие правила, жизнь в Дигории, как и везде, изобиловала противоречиями, трудностями. Специальные правила действовали в брачно-семейных отношениях, когда возникала угроза их разрыва. В таких случаях действовала обычно двухэтапная процедура: «тæргай» (уход жены в отчий дом без спроса) и развод.

Жена обычно покидала мужа в тех случаях, когда бывала в чем-то несогласна с ним.

Основания для ухода (тæргай) Михал Гарданти называет следующие: «если муж разговаривает с женой грубо, ругает ее без оснований, бьет ее, или если муж будет гулящим, пьющим, лентяяем, неумным или перестанет быть мужчиной, в таких случаях жене можно уходить от мужа в дом своих родителей».

Уход жены от мужа – это показатель того, что жена собирается разводиться, что она не может положиться на мужа. Но без достаточных оснований мужа бросать не стоит, т.к. если жена его покинет, то этот позор пристанет к нему.

«Если, уйдя от мужа, женщина придет в родительский дом, то пусть родители определят, были ли у нее действительные основания для ухода, а если нет, то пусть они в тот же час отправят ее обратно, пока об этом не узнали обе фамилии. Если фамилия жены не захочет примириться с обидой, ей нанесенной, то пусть они оставят ее у себя дома».

Муж же должен предпринять меры по возвращению жены и провести переговоры с ее отчим домом посредством шафера (кохбалхуацага).

В свою очередь, муж вправе развестись с женой, если «жена окажется неспособной к работе, дерзкой, выпивохой, гулящей, неумной, бездельницей, жесткой (агрессивной), собирательницей слухов, сплетницей, если будет жить во вражде с членами семьи, если будет непослушной, не будет чтить мужа, будет принимать решения, не посоветовавшись с ним. \\ Лӕгӕн ӕ уосӕ сили кустмӕ арӕхсгӕ ку нӕ уа, ӕндиуд, ниуазагӕ, хӕтагӕ, зундгъӕуагӕ, фӕйнӕгбун, гъиггаг, лӕгтӕ-гӕнагӕ ку уа, дзурдтӕбӕл ку хӕта, гъолон ӕвзаг ку хӕсса, медхӕдзарӕ бийнонти ‘хсӕн ӕзморӕй ку цӕра, хеваст ку уа, ӕ лӕги ку нецӕмӕ дара, ӕ сӕрти ку хеза, уӕд лӕгӕн ӕ уосӕ рауадзун ӕмбӕлуй».

Но сделать это быстро, «по щелчку пальцами», было нельзя. Перед разводом муж должен был собрать свою фамилию, и при всех рассказать старшим причины своего недовольства женой.

Старшие фамилии оценивали поведение и мужа, и жены, и в зависимости от этого, либо соглашались с доводами мужа, либо указывали, как дальше ему следует жить.

«Если старшие фамилии обнаружат, что жена неправа и что она не достойна жить с их фамилией, то их долг – разъяснить фамилии жены, что именно не устраивает их в поведении невестки.

Долг семьи девушки разъяснить ей ее ошибки, исправить их.

Если жена не станет исправляться, то пусть соберется фамилия мужа и в присутствии шаферов (кохбалхуацагов) и мужчин фамилии невестки отрекутся от нее, выделят ее имущество и она станет разведенной».

О разделе имущества. Как указывалось выше, раздел производился не тогда, когда умирал отец семейства, а когда семья разрасталась чрезмерно и целесообразным представлялось братьям разделиться. Мы наблюдаем заметные отличия с тем, как проходил раздел в Европе или России. Там большая доля доставалась старшему, как в сказке Шарля Перро про Кота в сапогах. Особенно жестко это правило действовало в аристократических семьях, где титул наследовался только единственным старшим. В Осетии старшему доставался только атрибут главы фамилии – надочажная цепь, которая играла заметную роль в жизни общества, а в свадебной церемонии используется иногда и сейчас: «отцовская надочажная цепь отходит к старшему сыну \\ рӕхистӕй фиди рӕхис хестӕрмӕ цӕуй».

В остальном старший брат не имел преимуществ: «Доля старшего и доля младшего должны быть равными. Примечание: потому что старшему особая доля нужна на поминки, он – отец семейства, труженник, младшего же еще надо поднимать, помогать. Имущество братье общее, потому доли их пусть будут равными».

Несмотря на декларированное равенство, какую-то роль старшинство, вероятно, имело; во всяком случае, считалось, что если дети рождены от разных матерей, то старшими считаются дети от первой жены, даже если годами они моложе, так как «их мать первая приходит в дом и считается вложившей больший труд в этот дом».

Чтобы раздел был справедливым, дележ производился открыто: о нем информировалась фамилия. Члены семьи должны были «в равной степени поверить друг другу, что в процессе раздела никто ничего не урвет для себя, прочувствовать Бога среди своих, произнести молитву пирогами и обозначить желание разделиться.\\ Хӕдзари бийнонтӕ ӕмхузонӕй гъӕуама кӕрӕдзебӕл баууӕндун кӕнонцӕ, кӕрӕдземӕй иуарци медӕг ке неци радавдзӕнӕнтӕ, уой туххӕй, се ‘хсӕн Хуцау исгъаронцӕ, къере исковонцӕ ӕма уӕдта иуарци фӕндӕ райсонцӕ».

Затем, чтобы доли были равными, одни из братьев производили раздел на доли, а другие первыми выбирали себе долю. Вначале делилась земля, скот, иное «мужское» имущество, а потом уже женщины делили «женское» — посуду, домашнюю утварь.

Доля умершего брата доставалась его семье. Зачатый, но нерожденный еще брат тоже имел долю, а вот бездетной невестке просто выделяли некое вспомоществование в допустимом для дома объеме.

Считается, что отчий дом доставался младшему (опять же, не как в Европе). Но Михал Гарданти уточняет: «Если при разделе мать и отец еще бывают живы, то прежде-напрежде им выделяется доля на погребение, на помин ранее умерших, дом, а все остальное отдается для раздела. \\Ӕгас хӕдзарӕн ӕ мадӕ ӕма ӕ фидӕ ӕгас ку уонцӕ, уӕд фиццаг-фиццагдӕр уонӕн исесун гъӕуй мӕрддзаг ӕма кӕнтаг, хӕдзарӕ, уӕдта иннети ба радтӕнтӕ иуарцӕмӕ». То есть старики остаются жить в своем доме. «После раздела мать с отцом сами выбирают, с кем им жить. (Обычно, если остается в живых один родитель, то) отец – со старшим, мать – с младшим. Так повелось, что обычно мать с отцом пока живы — своего младшего не оставляют.\\ Фӕсиуарцӕ мадӕ ӕма фидӕн, ке хӕццӕ цӕронцӕ, е сӕ барӕ’й. Фидӕ хестӕри хай ӕй, мадӕ ба — кӕстӕри. Æгъдауи байзадӕй — мадӕ ӕма фидӕ ӕгас уогӕй, кӕстӕри нӕ гӕлдзунцӕ».

Несколько штрихов о взаимоотношениях между родственниками. Среди них первое место занимают «æрвадтæлтæ» (не считая, разумеется, родных братьев и сестер). По этому поводу М.Гарданти пишет: «Рожденные от одной матери и отца девочки и мальчики являются по отношению друг к другу сестрами и братьями (хуӕртӕ ӕма ӕнсувӕртӕ), а все иные, рожденные в этом доме, принадлежащие к этой фамилии мужчины – называются «арвадталта». «Сувæр» по-осетински – утроба, матка, т.е. æнсувæр – неприменимо к двоюродным и более дальним братьям, только к родным. В русском языке похожее понятие – удиноутробные, но употребляется оно, когда речь идет о неполнородных – бывают или единокровные (от общего отца) или единоутробные (от общей матери) братья и сестры. Все остальные родичи по отцу из его фамилии – это æрвадтæлтæ. Относительно близости между ними Михал Гарданти пишет: «Не должно быть противоречий, трений между мужчинами и женщинами, родственными по крови, т.е. между арвадами. \\ Нӕлистӕг ӕма силӕстӕг ӕрвадӕхсӕн тогхӕстӕг ку уонцӕ, уӕд сӕ астӕу зиндзийнадӕ не ‘мбӕлуй». И дальше: «Обида, нанесенная арваду или сестре, воспринимается как личное оскорбление. Брат защищает брата и вместе с ним претерпевает (разделяет) неприятности. \\ Ӕрвади кенӕ ба хуӕри еске ку бафхуӕра, уӕд уобӕл иннӕ гъизуй. Еу ӕнсувӕр кенӕ ба ӕрвадӕ инней сӕрбӕл дзоруй, ӕфхуӕрд дӕр ибӕл еруй».

Другие две группы родственников – это «мадирвадтæлтæ» и «хуæрифурттæ». Первые из них – это принадлежащии к фамилии матери, т.е. все они для тебя – родня по крови, хотя и материнской. Мадирвадтæлтæ имеют определенные права: «при выдаче замуж, либо женитьбе в первую очередь следует спросить родственников матери». По-русски ближайшее понятие – дяди по материнской стороне (но не дядья по отцовской стороне – они æрвадтæлтæ!)

Вторые – родня по женской линии, т.е. рожденные от женщин данного дома (фамилии), проще говоря – племянники. Но не совсем в том смысле, как в России или в Европе. Каждый человек имеет родичей по своей матери, и по отношению ко всем ее однофамильцам он – хуæрифурт, т.е. как бы племянник, но не только данного материнского брата, а вообще всех, кто принадлежит к фамилии матери.

«В доме у племянника больше прав, чем у родственника по материнской линии. Он считается центральным столпом (опорой) в доме. \\ Хӕдзари хуӕрифурт мадирвадӕй баргиндӕр ӕй. Хӕдзарӕн е ӕй астӕуккаг цӕгиндзӕ».

В целом, и те, и другие имеют заметные права в доме. Так, «преимущественное право на приобретение земли – у дядей по матери и у племянников (перед прочими претендентами)». Для фамилии, таким образом, ближайший родственник – племянник, а для дома – родич по матери: «муггаги хӕстӕг — хуӕрифурт, хӕдзари хӕстӕг ба — мадирвадӕ».

О прочных связях между кровными родственниками писал и М.М.Ковалевский: «Ни одно действие, могущее иметь юридические последствия, не производится в Осетии без ведома и участия родственников… Вступает ли частный человек в какие-либо договоры и обязательства, родственники являются то в роли участников заключаемой ими сделки, то в роли свидетелей и поручителей. Делает ли он какое заявление на суде, он подтверждает свою клятву клятвой родственников». (6, С.5)

Завершить краткое описание труда Михала Гарданти хочется его словами из введения к разделу книги: «Пусть никто не считает, что в Дигории нет других, кроме этих, правил. Нет, их много, их великое множество. Но из этого неиссякаемого источника мне удалось ухватить лишь несколько капель.\\ Уотӕ маке бангъӕлӕд, Дигори ӕгъдӕутгӕ анӕй ӕндӕр нӕ ‘нцӕ. Нӕ, етӕ берӕ ‘нцӕ, ӕнӕбӕрцӕ берӕ. Фал еци ӕведуйгӕ сауӕдонӕй ӕз хуӕст фӕддӕн еу къуар ӕртӕхебӕл.

Я надеялся, что эти капли будут целебным снадобьем для стариков: они перестанут бояться, что обычаи пропадут, будут забыты, а для молодого поколения – это станет светом жизни, потому что они прочтут и узнают, какими правилами руководствовался дигорский народ до сего дня.

Надеюсь, что это описание станет для стариков как бы содержащих их сыном, а для нового поколения – отцом кормящим, родившей матерью, указывающей путь в жизни.\\ Еци царди ӕртӕхтӕ, ӕз ӕнгъалдтон, уодзӕнӕнцӕ зӕрдуорамӕн зӕрӕндтӕн: нӕбал тӕрсдзӕнӕнцӕ се ‘гъдауӕн фесӕфунӕй, феронхӕй, фӕсевӕдӕн ба — царди рохс, уой туххӕн, ӕма ӕй бакӕсдзӕнӕнцӕ, Дигорӕ нури уӕнгӕ ци ‘гъдӕуттӕбӕл цӕргӕ ӕрцудӕй, уони».

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Гарданти Михал. Уадзимистæ. (Гарданов М.К. Произведения. Сост. Э.Б. Скодтаев. Изд. «Ир». Владикавказ. 2007. 415 С.)
Нартæ. Мифологи æма эпос дигорон æвзагбæл. //Сост. А.Я.Кибиров, Э.Б.Скодтаев. Издательско-полиграфическое предприятие им. В.Гассиева. Владикавказ. 2005
Миндзаев М.А. О правовых параллелях осетинского нартского эпоса\\Бюллетень Владикавказского института управления. 2022. №64. С. …
Миндзаев М.А. Некоторые этические представления в осетинском нартском эпосе\\ Бюллетень Владикавказского института управления. 2023. №66. С. …
Дзагурова Г.Т. Осетины в войнах России. Владикавказ. «Алания». 1995. 240 с.)
Ковалевский М.М. Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении. Т.2. М., 1886.
Бларамберг И. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа. Нальчик. Издательский центр «ЭЛЬ-ФА». 1999. 407 с.

Миндзаев М.А. Обычное право Дигории в конце XIX века (по книге: Гарданти Михал. Уадзимистæ.). \\ Бюллетень Владикавказского института управления. 2023. № 64 С.19-35