20 Д 1.91. 7.1. Нарти Урузмӕг ӕма ӕ фурти мард | Нарт Урузмаг и его умерший сын | |
Нартӕн Сирдон рагӕй ӕносмӕ хингӕнӕг адтӕй, уӕдта ин искурдиадӕ дӕр адтӕй. | Нартовский Сирдон издавна был колдуном, к тому же было ему многое дано (от Бога). | |
Хуцауӕй ракурдта, цӕмӕй Нартӕн сӕ хуартӕ ӕхсӕвӕ кӕрдуйнаг куд исцайонцӕ, бонӕ ба – еу куд исцъӕх адтайонцӕ. | Попросил он Всевышнего, чтобы хлеба у Нартов днем оставались зеленые, а только ночью становились спелыми. | |
Сирдони кувд сӕбӕл ӕрцудӕй, сӕ хумтӕ ӕхсӕвӕ кӕрдуйнаг исионцӕ, бонӕ ба фӕстӕмӕ исцъӕх уонцӕ.
Сирдон баздахтӕй ’ма ӕ хуар ӕхсӕвигон никкарста, ’ма уомӕ хуар берӕ адтӕй, иннӕ Нарти адӕмӕн ба фесавдӕнцӕ. |
Сбылась молитва Сирдона и ночью хлеба можно было косить, а днем они вновь становились зелены.
И так ночью Сирдон скосил свои хлеба, много у него их было, а у Нартов они пропали. |
|
Уотемӕй Нарти адӕмбӕл фуд анз искодта, анзӕн ӕ кӕронӕрдӕмӕ ба ӕстонг ӕвзарун райдӕдтонцӕ, сӕ уӕгӕ бамардӕй, ӕма нихӕсти хъантӕй лӕудтӕнцӕ, ӕстонгӕй мӕлун райдайдзӕнӕнцӕ абони – исони, гъе уотӕ исцӕй сӕ гъуддаг. | Таким образом случился у Нартов неурожайный год, и к концу стали они испытывать голод, обессилели, на Нихасах лежмя лежали, не сегодня – завтра начнут помирать, до этого дошло дело. | |
Уӕд Нарти Сатанамӕ дӕр лӕгигъӕдтӕ куд на ’дтӕй, уӕдта ин искурдиадӕ дӕр адтӕй ӕма цидӕр амӕлттӕй хуарз фингитӕ исрӕвдзӕ кодта ’ма Урузмӕгӕн загъта: | Но и Нартовской Шатане, как было не быть ей мужественной, добродетельной женой, к тому же и небесталанной, и вот каким–то образом удалось ей накрыть обильные столы и сказала она Урузмагу: | |
— Уӕртӕ цидӕр къеретӕ–ӕндӕртӕ исрӕвдзӕ кодтон, ӕма Нарти адӕми медӕмӕ ӕрбакӕнӕ, йе ба сӕ раковонцӕ, сӕхе бафсадонцӕ, кӕд сӕ зӕнги хъанз бацӕуидӕ, ӕма фӕффедардӕр уионцӕ.
Урузмӕг Нарти адӕми сӕхемӕ ӕрӕмбурд кодта, фингтӕбӕл сӕ ӕрбадун кодта ӕма син загъта: |
– Тут я кое–что наготовила, пригласи Нартов, пусть они помолятся, пусть насытятся, может их руки силой наполнятся, станут крепче они.
Собрал Урузмаг у себя Нартов, усадил их за столы и сказал им: |
|
— Гъе нур иннӕ абони уӕнгӕ минасӕ кӕнтӕ, кӕд уӕхебӕл фӕххуӕциайтӕ. | – Вот теперь ешьте–пейте, может, наконец, в себя придете. | |
Нарти адӕм минасӕбӕл ку ӕрбадтӕнцӕ, уӕд Урузмӕг, ӕгтӕмӕ баарт кӕнон, зӕгъгӕ, согтӕмӕ уӕлцагъдмӕ исцудӕй ’ма, листитӕмӕ ӕхе куд фӕггубур кодта, уотӕ ба имӕ цӕргӕс бӕрзондӕй ӕхе рауагъта, ӕ кӕрци ин ӕ нихтӕ ӕрсагъта ’ма ’й исиста. | Когда сел народ за угощение, Урузмаг вышел к дровнику набрать дров, и когда нагнулся за щепками, сверху на него бросился орел, вцепился когтями в шубу и взлетел. | |
Арв ӕмӕ ’й зӕнхи астӕу хӕссун райдӕдта ’ма ’й денгизи билӕбӕл еу устур дорбӕл ӕрӕвардта.
Уалинмӕ изӕр дӕр ӕрцӕй, ӕма талингӕ кӕнун ку байдӕдта, уӕд Урузмӕг кӕсуй, ӕма, дин, дори бунӕй рохс цӕуй. |
Понес его между небом и землей и на берегу моря положил на огромный камень.
Наступил вечер, и когда начало смеркаться, смотрит Урузмаг, а из-под камня виден свет. |
|
Дори бунмӕ ниххизтӕй, ’ма, дин, уоми ба хӕдзарӕ.
Хӕдзарӕмӕ бацудӕй, ’ма, дин, уоми ба еу уосӕ ’ма еу мӕнкъи биццеу. — Уе ’зӕр хуарз,— зӕгъгӕ, сӕмӕ дзоруй. — Ӕгас цо, Урузмӕг,— зӕгъгӕ, имӕ дзоруй и уосӕ дӕр. Уосӕ имӕ хъӕбӕр идзулд цӕстӕй ракастӕй, фӕйибӕл цийнитӕ кодта. |
Спустился он под камень, глядит, а там дом (стоит).
Вошел в дом, а там женщина с маленьким мальчиком. – Добрый вечер, – обратился к ним. – Добро пожаловать, Урузмаг, – говорит в ответ женщина. С улыбкой смотрела на него женщина, стала ухаживать за ним. |
|
Косарт ин ракодта, косарт ку ‘сфунх ӕй, уӕд ин ӕй ӕ рази ӕривардта, хъӕмабӕл базуг бакодта ’ма имӕ уой дӕр равардта, раковӕ, зӕгъгӕ. | Зарезала жертвенное животное, а когда мясо сварилось, поставила рядом с ним, потом нацепила на кинжал жертвенный кусок и передала ему, чтобы тот помолился. | |
Урузмӕг ракувта, уӕдта фӕгъгъӕр кодта:
— Гъей, ковӕггагмӕ йеске ӕруайӕд!
Ӕма имӕ и мӕнкъи биццеу ӕруадӕй ’ма, ковӕггагмӕ балӕборон, зӕгъгӕ, уотӕ ба хъӕмай финдзбӕл ӕхе бакъуӕрдта, ’ма ӕ зӕрди фӕннӕхст ӕй. |
Урузмаг произнес молитву, а потом крикнул:
– Эй, пусть кто-нибудь подойдет за жертвенным куском! Подбежал маленький мальчик и только собрался схватить мясо, как споткнулся и кинжал пронзил его сердце. |
|
Уосӕ биццеуи иннӕ аварӕмӕ куд бадавта, уотӕ ба рамардӕй, ’ма ’й Урузмӕгӕн не ской кодта, рамардӕй, уой.
Нур йеци биццеу Урузмӕгӕн ӕхе адтӕй, фал ӕй Урузмӕг нӕ зудта. Зӕнӕг син нӕ цардӕй,— ӕма и биццеуи Сатана Урузмӕги сосӕгӕй ӕ мади ‘рвадтӕлтӕмӕ, Донбеттиртӕмӕ, исхӕссунмӕ равардта. |
Женщина перенесла ребенка в другую комнату, где он испустил дух, но Урузмагу она об этом не сказала.
Это был сын Урузмага, но он этого не знал. Не выживали у них дети, и Шатана мальчишку втайне от мужа отдала на воспитание своим родичам по материнской линии – Донбеттирам. |
|
Йеци дори буни ка цардӕй, йетӕ ба адтӕнцӕ Донбеттиртӕ.
Ӕхсӕвӕр ку бахуардтонцӕ, уӕдта и уосӕ дӕр, Урузмӕг дӕр ниххустӕнцӕ, ’ма имӕ и уосӕмӕ Урузмӕг еу афони ба бацудӕй. И уосӕ дӕр имӕ дзоруй: — Ма кӕнӕ, Урузмӕг, дӕ уӕздан цард ма ихалӕ. |
А те, кто жили под тем камнем, как раз и были Донбеттиры.
Поужинав, женщина и Урузмаг легли спать и в какой-то момент Урузмаг вошел к женщине. Та говорит ему: – Не надо, Урузмаг, не следует рушить благородный образ своей жизни. |
|
Уӕддӕр ӕй нӕ уагъта ’ма ’й ку схъурмӕ кодта, уӕдта ’й и уосӕ буйнагин ӕхсӕй ӕркъуӕрдта, ӕма ӕхуӕдӕг ба, и уосӕ, исдзурдта:
Хуцау дӕ хӕрӕг фестун кӕнӕд! |
Тот не прекращал приставаний и когда достал ее окончательно, женщина хлестнула его войлочной плетью и произнесла:
– Чтоб Бог превратил тебя в осла! |
|
Урузмӕг хӕрӕг фестадӕй, ’ма ’й и уосӕ ихуӕрсти равардта еу лӕгмӕ.
Нур Урузмӕг хӕрӕг кӕд адтӕй, уӕддӕр ӕ лӕги зунд ба ӕхемӕ адтӕй. Йе ’нгъуд ку ‘рхъӕрдтӕй, уӕд ӕй ӕрласта фӕстӕмӕ и уосӕмӕ, ихуӕрсти кӕмӕ адтӕй, йейӕ, ӕхуӕдӕгга загъта и уосӕн: |
Стал Урузмаг ослом, и женщина отдала его в найм одному человеку.
Хоть Урузмаг и стал ослом, человеческий ум он сохранил. Когда подошел срок окончания договора, то человек тот пригнал его назад к женщине и сказал ей: |
|
— Ауӕхӕн хуарз хӕрӕг мӕ къохи некӕд ма бакуста, уӕхӕн зундгин хӕрӕг,— зӕгъгӕ.
Уосӕ имӕ мӕстгун куд адтӕй, уомӕ гӕсгӕ: |
– Такого хорошего осла у меня еще никогда не было, это очень умный осел.
Женщина все еще была настолько сердита на Урузмага, что сказала: |
|
— Мадта дин хӕрӕг дӕр ӕгӕр хуарз ӕй,— ӕма ’й нӕугӕй буйнагин ӕхсӕй ӕркъуӕрдта, ӕхуӕдӕгга исдзурдта:
— Хуцау дӕ куй фестун кӕнӕд! Ӕма куй фестадӕй. Куй ку фестадӕй, уӕдта ин и уосӕ йе ’рагъ ниххуаста ’ма уотемӕй расурдта. |
– Быть ослом – слишком хорошо для тебя, – и снова хлестнула его войлочной плетью,
– Чтобы Бог превратил тебя в пса! И превратился он собаку. И тогда женщина отдубасила его по спине и прогнала. |
|
Урузмӕг кӕд куй фестадӕй, уӕддӕр ӕ лӕги зунд ба ӕхемӕ адтӕй, ’ма ’й ку расурдта, уӕд къӕсибадӕг уосӕмӕ бацудӕй.
Къӕсибадӕг уосӕ ’й рафӕсмардта ’ма имӕ дзоруй: |
Если Урузмаг и стал собакой, то человеческий ум он все же сохранил, и когда его прогнали, пошел к ведунье.
Ведунья его узнала и спросила: |
|
— Ду Урузмӕг нӕ дӕ?
— Урузмӕг бӕргӕ дӕн, фал ци кӕнон,— загъта ’ма ин ӕ хабӕрттӕ йеугурӕйдӕр ӕрдзурдта. Урузмӕгӕн ӕ куйӕй дӕр ӕ хуарзи хабар идардмӕ рацудӕй, ’ма еу фиййау, ӕ фонс берӕгътӕ хъӕбӕр кӕмӕн зиан кодтонцӕ, уӕхӕн имӕ ӕрцудӕй къӕсибадӕг уосӕмӕ ’ма ин загъта: — Хуарз куйи хабар дӕмӕ фегъустон, ӕма мин ӕй радтӕ, мӕ фонс мин берӕгътӕ хъӕбӕр зиан кӕнунцӕ,— зӕгъгӕ. |
– Ведь ты Урузмаг?
– Конечно, Урузмаг я, только что же мне делать, – ответил он и рассказал все что с ним произошло. Добрая слава об Урузмаге в облике собаки далеко разнеслась, и один пастух, чьи отары очень беспокоили волки, пришел к ведунье и сказал: – Слышал я много хорошего о твоей собаке, дай мне ее, уж очень много неприятностей доставляют мне волки. |
|
Къӕсибадӕг уосӕ ба ин загъта:
– Гъе, айӕ куй нӕй, фал ӕй лӕг, ӕма дин ӕй дӕтгӕ кӕнун, фал ин лӕги ’гъдау – еу ратдзӕнӕ. |
Ведунья отвечает:
– Не пес это, а человек, я тебе его дам, только относись к нему по–человечески. |
|
И куйи ин равардта, ’ма ’й фиййау фиййаутӕмӕ фӕлласта.
Изӕрӕй ин фингӕ ӕ рази ниввардта, ӕхсӕвӕр ин бахуӕрун кодта, уӕдта ин фусти дзоги кӕронмӕ гобан рахаста ’ма ин хуссӕн никкодта. Ӕхсӕвӕ Урузмӕг хусгӕ кодта, гъӕуай кӕнуй, ’ма ӕхсӕвӕ еу афони ба берӕгътӕ ӕрцудӕнцӕ ’ма, Урузмӕги ку ӕруидтонцӕ, уӕд идардӕй гъӕр кӕнунцӕ: |
Отдала она собаку, и пастух повез ее к стадам.
Вечером накрыл он стол, накормил пса ужином, а потом на край отары вынес матрас и постелил. Ночью Урузмаг спал, но стерег, и в какой–то момент пришли волки, и увидав Урузмага, издали стали выть: |
|
— Уӕ, ду Урузмӕг ку дӕ ӕма уоми ци архайис?
Нурмӕ нин алли ӕхсӕвӕ дӕр минасӕ ку адтӕй, нур ба ма ци кӕндзинан? |
– Эй, ты ведь Урузмаг, что тебе там делать?
До сих пор же у нас каждую ночь бывало угощение, что нам теперь делать? |
|
Урузмӕг дӕр сӕмӕ гъӕр кӕнуй:
— Уӕ, ма тӕрсетӕ мӕнӕй, ӕз уин неци кӕндзӕнӕн, еугайӕй сосӕггӕй рацотӕ, ӕма уин дзогӕ уӕ барӕ исуадздзӕнӕн. Берӕгътӕ ибӕл баууӕндтӕнцӕ ’ма еугай–дугайӕй цӕун байдӕдтонцӕ фиййаутӕмӕ, и куй дӕр сӕ цӕгъдгӕ ’ма сӕ бонмӕ еу рауӕнмӕ исрагъ кодта. |
Урузмаг в ответ пролаял:
– Не бойтесь меня, ничего я вам не сделаю, по одному потихоньку идите, а я предоставлю отару в ваше распоряжение. Волки поверили ему и по одному – по двое стали идти, а пес стал их истреблять, и в одном месте их всех навалил. |
|
Сӕумӕ фиййаутӕ берӕгъти мӕрдтӕ ку рауидтонцӕ, уӕд фӕццийнӕ кодтонцӕ, и куйи ба фӕстӕмӕ къӕсибадӕг уосӕмӕ фӕлластонцӕ.
Къӕсибадӕг уосӕмӕ устур лӕвӕрттӕ бахастонцӕ, раинарфитӕ кодтонцӕ ’ма рандӕнцӕ фӕстӕмӕ. Къӕсибадӕг уосӕ дӕр фиййаути лӕвӕрттӕ куйи рагъи бакодта ’ма ин загъта: |
Обрадовались пастухи, когда поутру увидели мертвых волков, вернули тогда пса ведунье.
Богатые дары принесли они ей, поблагодарили и вернулись обратно. Ведунья же пастушьи дары нагрузила на пса и сказала: |
|
— Цо фӕстӕмӕ Донбеттирти уосӕмӕ ’ма ин мӕнӕ аци лӕвӕрттӕ бахӕссӕ, кӕд дин ӕртӕрегъӕд кӕнидӕ ’ма дӕ кӕд фиццаг царди ‘гъдаумӕ раздахидӕ.
Куй, фиййаути лӕвӕрттӕ йе ‘рагъи, уотемӕй и уосӕмӕ ӕрцудӕй, ’ма ’й и уосӕ ку рауидта, уӕд имӕ бустӕги фӕстӕмӕ рамӕстгун ӕй, лӕдзӕг раскъафта ӕма ин уомӕй йе рагъ ниххуаста. Куй ралигъдӕй, ’ма бабӕй фӕстӕмӕ къӕсибадӕг уосӕмӕ еу лӕг ӕрцудӕй ’ма ин загъта: |
– Иди вернись к Донбеттировой женщине, занеси ей эти дары, может, пожалеет она тебя и вернет первоначальный облик.
С пастушьими дарами на спине пес пришел к той женщине, и когда она его увидела, то разозлилась вконец, схватила палку и поколотила его по спине. Пес убежал. К ведунье вновь пришел один человек и сказал: |
|
— Хуарз куй дӕмӕ йес,— зӕгъгӕ,— фегъустон, ’ма мин ӕй еунӕг ӕхсӕвӕ раттӕ. Сувӕллон мин райгуруй, ’ма мин ӕй ӕртиккаг ӕхсӕвӕ ба цидӕр фӕхӕссуй, ’ма мин ӕй йе ку багъӕуай кӕнидӕ.
Уосӕ ба ин загъта: — Айӕ куй нӕй, фал ӕй лӕг, ’ма дин ӕй дӕтгӕ кӕнун, фал ин–еу лӕги ‘гъдау ратдзӕнӕ. Куй фӕлласта, ’ма ин изӕрӕй хуарз хуӕруйнаг равардтонцӕ, уӕдта ин загътонцӕ: — Гъе нур ба нин ахсӕви нӕ сувӕллон багъӕуай кӕнӕ. |
– Слышал, что у тебя есть хороший пес, сказал, – дай мне его на одну ночь. Каждый раз, когда у меня рождается ребенок, на третью ночь его что-то уносит, хочу, чтобы пес постерег его.
Женщина отвечает: – Не пес это, а человек; дам тебе его, только ты по-человечески к нему отнесись. Забрали пса, вечером хорошенько накормили, а потом говорят: – А теперь ночью постереги нашего ребенка. |
|
Куй ӕхсӕвӕ авдӕнӕбӕл ӕ дууӕ къахи ӕривардта ’ма и сувӕллони гъӕуай кӕнун байдӕдта.
Ӕхсӕвӕ еу афони ба еу тикис ӕрбагъузтӕй ’ма, сувӕллонмӕ фӕллӕборон, зӕгъгӕ, уотӕ ба’ й и куй райахӕста. |
Ночью пес положил обе лапы на люльку и стал стеречь ребенка.
И вот ночью в какой–то момент одна кошка подкралась и только собиралась напасть на дитя, как пес схватил ее. |
|
Тикис дӕр имӕ дзоруй:
— Ци кӕнис, Урузмӕг, ду ку дӕ ’ма мӕ цӕмӕннӕ рауадзис? Йе ба ин загъта: — Ӕз ӕцӕгдзинадӕй Урузмӕг дӕн, ӕма мин кӕд дзурд дӕттис, сӕ сувӕллонмӕ син ке некӕдбал бавналдзӕнӕ, уобӕл, уӕд дӕ рауадздзӕнӕн, кенӕдта нӕ. — Сӕ сувӕллонмӕ дӕр син куд некӕдбал бавналдзӕнӕн, уӕдта дин дӕуӕн дӕхецӕн дӕр йести хуарз куд фӕууодзӕнӕн, уобӕл дин дзурд дӕттун. |
Кошка обратилась к Урузмагу:
– В чем дело, Урузмаг, это ведь ты, почему бы тебе меня не отпустить? Тот отвечает: – Я и вправду Урузмаг, и только если дашь слово, что никогда больше не тронешь их ребенка, то отпущу тебя, а никак иначе. – И к их ребенку никогда не прикоснусь, и тебе добром отплачу, слово даю! |
|
Дзурд ин ку равардта, уӕд и тикиси рауагъта.
Сӕумӕ лӕг ӕма уосӕ сӕ сувӕллони дзӕбӕхӕй авдӕни ку фӕуидтонцӕ, уӕд ма сӕ фур цинӕй ци кодтайонцӕ, уой нӕбал зудтонцӕ. Дуйней хуарз лӕвӕртти хӕццӕ и куйи ӕрбаластонцӕ къӕсибадӕг уосӕмӕ. |
Когда кошка поклялась, он ее отпустил.
Наутро, когда муж и жена увидели своего ребенка невредимым, то не знали от счастья, что делать.
С неисчислимыми дарами доставили собаку к ведунье. |
|
Къӕсибадӕг уосӕ дӕр бабӕй и куйи лӕвӕртти хӕццӕ Донбеттирти уосӕмӕ рарвиста, ӕхуӕдӕгга ин загъта:
– Фӕццо бабӕй йеци уосӕмӕ, дӕ лӕвӕрттӕ дӕр ин хӕссӕ, ’ма дин кӕд фӕттӕрегъӕд кӕнидӕ ’ма бабӕй дӕ кӕд лӕг фестун кӕнидӕ. |
Ведунья вновь отправила пса с этими дарами к Донбеттировой женщине и при этом наказала:
– Пойди вновь к этой женщине, отнеси ей дары, может, пожалеет она тебя и вновь превратит в человека. |
|
Куй бабӕй дуйней хуарз лӕвӕрттӕ йе ‘рагъи скодта ’ма и уосӕмӕ ниццудӕй.
Уосӕ ’й куддӕр рауидта, уотӕ имӕ никкидӕр хъӕбӕрдӕр исмӕстгун ӕй ’ма буйнагин ӕхсӕ раскъафта, куйӕй дӕр ду ӕгӕр хуарз дӕ, ’ма ’й буйнагин ӕхсӕй ӕркъуӕрдта ӕма ӕхуӕдӕгга исдзурдта: — Хуцау дӕ узун фестун кӕнӕд! Урузмӕг бабӕй узун фестадӕй, ’ма ’й и уосӕ къахӕй искъуӕрдта, ӕма фесхъиудтӕй. Узун рацудӕй ’ма нади билтӕбӕл фӕццӕуй. |
И вновь пес потащил это множество подарков к той женщине.
Женщина же как только его увидела, еще больше рассвирепела, схватила войлочную плеть, ударила его и произнесла: – Чтобы Бог превратил тебя в ежа! И вновь превратился Урузмаг, теперь в ежа, и женщина пнула его ногой. Вышел еж и пошел по обочине дороги. |
|
Уотӕ ба надбӕл еу киндзӕ ӕрбаластонцӕ ’ма киндзӕ уӕрдун бауорамун кодта ’ма Хуцаумӕ искувта:
— Йа Хуцаути Хуцау, мӕхе Хуцау, дӕлӕ йеци узун тикис фестун кӕнӕ! |
В это время по дороге везли невесту, она приказала остановить арбу и взмолилась:
– О, Бог Богов, мой Бог, сделай так, чтобы вон тот ежик превратился в кошку! |
|
Узун тикис фестадӕй, ’ма имӕ и киндзӕ бабӕй дзоруй:
— Цо нур ба Донбеттирти уосӕмӕ ’ма ибӕл дӕхе расӕрфӕ–басӕрфӕ кӕнӕ, ’ма, тикис куд берӕ уарзуй, уомӕ гӕсгӕ дӕ ӕ гъӕбесмӕ дӕр исесдзӕнӕй, цийнӕ дӕбӕл кӕндзӕнӕй, хӕдзармӕ бацӕудзӕнӕй, ’ма ду дӕр ӕ фӕсте бацо. Ӕхсӕвӕ дӕр уоми байзайдзӕнӕ. |
Еж превратился в кошку, и невеста к нему обратилась:
– А теперь иди к Донбеттировской женщине и потрись, поластись к ней, как обычно делает кошка, тогда она возьмет тебя на руки, начнет радоваться, войдет в дом, тогда и ты следом войди. Останешься там на ночь. |
|
Ку рафунӕй уа и уосӕ, уӕд рагъӕнбӕл буйнагин ӕхсӕ, уӕдта си фиццаг дӕхе ӕркъуӕрӕ, уӕдта и уоси ӕрцӕвдзӕнӕ, дӕхуӕдӕгга исдзордзӕнӕ, ци дӕ фӕндӕуа, уой номӕй, Хуцау дӕ уӕхӕн фестун кӕнӕд, зӕгъгӕ.
Нур йеци киндзӕ ба адтӕй, мӕгур лӕг ӕма уоси сувӕллонмӕ тикиси хузи ка бацӕуидӕ ’ма ’й ка фӕххӕссидӕ, йейӕ, Урузмӕг ке нийахӕста ’ма ке рауагьта, йейӕ. |
Когда женщина заснет, то на вешалке увидишь войлочную плеть, вначале себя хлестни ею, а потом можешь ударить ею женщину, сказав, пусть Бог превратит тебя (в то, во что ты захочешь)!
А невеста была та, что в облике кошки проникала к ребенку и уносила его, та самая, которую Урузмаг поймал, а потом отпустил. |
|
Тикис Донбеттирти уосӕмӕ ниццудӕй, ’ма ’й и уосӕ куддӕр ӕруидта, уотӕ’ й ӕ къохтӕмӕ исиста ’ма ибӕл цийнитӕ кӕнуй, кӕцӕй фӕцӕй, кӕцӕй? Ци дзӕбӕх тикис ӕй, зӕгъгӕ.
Нур, йе Урузмӕг адтӕй, уой ба нӕбал базудта. |
Кошка отправилась к Донбеттировой женщине, и как только та ее увидела, взяла на руки, стала ее гладить, стала спрашивать, откуда ты здесь оказалась? Что за прекрасная кошечка!
А то, что это был Урузмаг, это она не поняла. |
|
Изӕрӕй и уосӕ бацудӕй медӕгмӕ хуссунмӕ, ’ма тикис дӕр ӕ фӕсте уатмӕ бацудӕй.
И уосӕ исхустӕй, ӕма, ку рафунӕй ӕй, уӕд тикис рагъӕнӕй буйнагин ӕхсӕ ӕриста ’ма дзи фиццаг ӕхе ӕрцавта ’ма ӕ фиццаг хузи фестадӕй Нарти Урузмӕг, уоси дӕр ӕркъуӕрдта, ӕхуӕдӕгга исдзурдта: |
Вечером женщина пошла спать в дом, и кошечка за ней вошла в спальню.
Женщина легла и когда заснула, кошка сняла войлочную плеть с вешалки и вначале ударила себя и превратилась в Нарта Урузмага, каким он и был вначале, а потом шлепнула и женщину, сказав при этом: |
|
— Хуцау дӕ хӕрӕг фестун кӕнӕд!
Ӕма хӕрӕг фестадӕй. Буйнагин ӕхсӕ дӕр ӕ хӕццӕ рахаста, уотемӕй, ци дори сӕрӕй ӕрхизтӕй Донбеттиртӕмӕ, йеци дори сӕрмӕ бабӕй исхизтӕй. Цӕргӕс бабӕй имӕ ӕртахтӕй, ӕ нихтӕ бабӕй ин ӕ кӕрци расагъта ’ма бабӕй ӕй рахаста ’ма ’й ӕ хӕдзари уӕлцагъд ӕрӕвардта. Бацудӕй ӕ хӕдзарӕмӕ медӕмӕ, ’ма, дин, Нарти адӕм уӕддӕр ма минаси бадунцӕ. |
– Чтобы Бог обратил тебя в осла!
И превратилась она в осла. И, взяв с собой войлочную плеть, взобрался он на тот самый камень с вершины которого он слез к Донбеттирам. Вновь к нему прилетел орел, снова вцепился ему в шубу и вновь перенес его и положил возле дома. Вошел он в дом, а там Нарты по-прежнему сидят, угощаются. |
|
Фуд анз дӕр фӕцӕй, Нарти адӕмӕн сӕ зӕнгити хъанз бацудӕй, ’ма уотемӕй рахӕлеу ӕнцӕ.
Нур Урузмӕги къохӕй Донбеттиртӕмӕ ци мӕнкъи биццеу фӕммардӕй, йе Урузмӕгӕн ӕхе адтӕй, ’ма ’й Урузмӕг дӕр, Сатана дӕр нӕ зудтонцӕ. И биццеу ку рамардӕй, уӕд Мӕрдтӕмӕ бацудӕй, ’ма ин, ӕ мадӕ, ӕ фидӕ ӕ гъуддаг ке нӕ зудтонцӕ, йе ин хъӕбӕр зин адтӕй, ’ма Мӕрдти Барастурмӕ бацудӕй ’ма ин загъта: |
Минул голодный год, силой налились руки Нартов, ну и разошлись они по домам.
А тот малыш, который от руки Урузмага погиб у Донбеттиров, он был Урузмагов сын, но ни он, ни Шатана этого не знали. Когда мальчик умер, то попал он в Страну мертвых, а мать с отцом об этом не ведали, и тяжко было ему из–за этого, а потому пошел он к Барастуру и говорит ему: |
|
— Дӕ къохмӕ ӕрбацудтӕн, ’ма мин мӕ мадӕ, мӕ фидӕ куд неци зонунцӕ, уомӕ гӕсгӕ ди корун, ӕма мӕ уӕлӕбӕл дуйнемӕ ӕмгъудмӕ рауадзӕ, ӕз ба син уӕддӕр мӕ гъуддаг базонун кӕнон.
Мӕрдти Барастур ба ин загъта: — Радӕуадздзӕнӕн, кӕд де ‘нгъудмӕ ӕриздӕхдзӕнӕ, уӕд. Ӕриздӕхдзӕнӕн, зӕгъгӕ, загъта ’ма ин уобӕл дзурд равардта. |
– Пришел я под твою руку, но поскольку мои мать с отцом ничего обо мне не ведают, прошу тебя, на срок отпусти меня в верхний мир, чтобы я разъяснил им, что произошло.
Барастур, покровитель Страны мертвых, ему отвечает: – Отпущу, коли вернешься к сроку. — Вернусь непременно, — сказал мальчик, — и дал свое слово. |
|
Урузмӕги минкъи биццеу Мӕрдтӕй бӕхбӕл рацудӕй, ӕ бӕх тӕрхъоси асӕ, ӕхуӕдӕг саргъи зӕгӕли асӕ, уотемӕй.
Ӕрбацудӕй сӕ хӕдзарӕмӕ ’ма дуар бахуаста. Ӕ мадӕ имӕ рауадӕй ’ма дзоруй: |
Маленький сын Урузмага выехал на коне из Страны мертвых, конь его – с зайца ростом, сам же он – с гвоздик седла величиной.
Подъехал он к дому, постучал в дверь. Мать вышла и говорит: |
|
— Медӕмӕ нӕмӕ рацо, хуарз биццеу!
— Медӕмӕ уӕмӕ нӕ цӕун,— зӕгъгӕ, загъта,— фал Урузмӕг кӕми ’й? Ӕ хӕццӕ йескумӕ хӕтунмӕ ку фӕццӕуинӕ, уотӕ мӕ фӕндуй. Урузмӕг нуртӕкки хӕтуни ’й, фал нӕмӕ медӕмӕ рауай, уӕдта йе дӕр зиндзӕнӕй. |
– Входи в дом, хороший мальчик!
– Не стану я входить, – сказал он в ответ, – а где сам Урузмаг? Хотелось бы мне отправиться с ним в поход (набег). – Урузмаг сейчас в отлучке, но входи в дом, он скоро появится. |
|
— Мадта уӕмӕ медӕгмӕ нӕ цӕун, фал ин зӕгъдзӕнӕ Урузмӕгӕн: дӕлӕ ’й йеци будури хездзӕнӕн, ’ма мӕмӕ–еу раги ӕрцӕудзӕнӕй, мах ба йескӕмити рахӕтӕн. Кӕд йескӕмити фонс дӕр фӕккӕнианӕ.
Уотемӕй йеци будурмӕ и биццеу рандӕй. Изӕрӕй Урузмӕг ку ‘рцудӕй, уӕд ин и биццеуи хабар Сатана радзурдта: |
– Не стану я входить, лучше передай ему: вон там в поле буду ждать его, пусть пораньше приходит, чтобы отправиться в поход.
Может удастся угнать откуда-нибудь скот. Так и ушел мальчик в поле. Вечером, когда Урузмаг вернулся, рассказала ему Шатана о мальчике: |
|
— Дессаг иуазӕг мӕмӕ фӕккастӕй, ’ма ибӕл медӕгмӕ ӕрбахонунмӕ фӕйархайдтон, ’ма мин не ‘рбакумдта. Мадта ’й йести амалӕй нӕхемӕ ӕрбаздахун гъӕуй, мах ба ин ӕ бӕрӕг базонӕн.
Фӕссагъӕс кодтонцӕ, уӕдта Урузмӕг уотӕ: |
– Странным мне показался наш гость, как ни старалась пригласить его войти, не согласился. Надо бы каким-нибудь образом вернуть его, чтобы понять, что у него на уме.
Долго думали они, потом Урузмаг сказал: |
|
— Цӕй, мах ба мет ӕруарун кӕнӕн, ’ма хӕтунмӕ куд нӕбал бӕзза, уӕдта нӕмӕ кӕд ӕрбаздӕхидӕ.
Хуцаумӕ дууемӕй дӕр бабӕй искувтонцӕ, Урузмӕг дӕр, Сатана дӕр: |
– Давай сделаем так, чтобы выпал такой снег, который не позволит идти в поход, может тогда он к нам вернется.
Обратились к Богу вдвоем Урузмаг и Шатана: |
|
— Йа Хуцау, уӕдта ’й, ахсӕви уотӕ арф мет ӕруарун кӕнӕ, ’ма бӕхбӕл рацӕунмӕ куд нӕбал бӕзза, уотӕ.
Ӕхсӕви арф мет ӕруардта, ’ма имӕ, и биццеумӕ, сӕумӕ ку ниццудӕй, уӕд ин загъта: — Хуарз биццеу, аци бон хӕтунмӕ нӕ бӕззуй, ’ма бал цӕуӕн нӕхемӕ, исон ба йескумӕ фонс кӕнунмӕ фӕццӕудзинан. |
– О, Боже, сделай так, чтобы выпал столь глубокий снег, чтобы невозможно было бы на коне выехать.
Ночью выпал глубокий снег, пошел он к мальчику и говорит ему: – Достойный юноша, нельзя сегодня идти в поход, пойдем пока к нам, а завтра отправимся куда-нибудь угонять скот. |
|
— Нӕ, нӕййес, Урузмӕг, ӕнӕ цӕун абони фонс кӕнунмӕ.
Рацудӕнцӕ, ’ма и биццеу дзоруй: — Ду хестӕр дӕ, Урузмӕг, ’ма мӕ разӕй цогӕ. |
– Нет, нельзя нам не пойти сегодня угонять скот.
Отправились они и мальчик говорит: – Ты старший, Урузмаг, и тебе идти впереди. |
|
Урузмӕг разӕй ракодта ’ма лӕуӕрдгӕ фӕццӕуй.
Биццеу ба тӕрхъоси асӕ бӕхбӕл ӕ фӕсте цӕуй, ӕ разӕй мет ӕ коми тулфӕй тайгӕ цудӕй, ’ма кӕдзос зӕнхӕбӕл уадӕй. Еу сахат ку рацудӕнцӕ, уӕд Урузмӕги бӕх нӕбал фӕразта мети лӕуӕрдун, ’ма имӕ и биццеу дзоруй: — Мӕнӕ мӕ фарсмӕ цо, йе ба дин ӕнцондӕр уа. Урузмӕг фӕллӕудтӕй ’ма и биццеуи фарсмӕ цӕун байдӕдта. |
Стал Урузмаг впереди идти, пробиваясь через снег.
А мальчик на маленьком, как зайчик, коне идет следом, и снег тает от дыхания его коня и чистую землю за собой оставляет. Через час пути Урузмагов конь уже не мог больше пробиваться через снег, и мальчик обратился к старику: – Езжай рядом со мной, чтобы тебе легче было. Приостановился Урузмаг и потом поехал рядом с мальчиком. |
|
Биццеуи бӕхи коми тулфӕй мет тайгӕ нӕ цудӕй, ’ма Урузмӕг дӕр сау зӕнхӕбӕл цӕун байдӕдта.
Цӕйбӕрцӕ рацудайонцӕ, уӕдта Урузмӕги биццеу фӕрсуй: — Нур цӕугӕ ракодтан, фал фонс кӕцӕй ракӕндзинан, уӕхӕн рауӕн кӕми зонис? Урузмӕг ба ин загъта: — Турк ӕма Терки ӕргъӕуттӕ ратӕрун бӕргӕ хуарз ӕй, фал зин бантӕсӕн ӕй. |
От пара, исходящего изо рта мальчикова коня, таял снег, и Урузмаг тоже поехал по черной земле.
Ехали они, ехали, и задает вопрос мальчик Урузмагу: – Ну поехать-то мы поехали, а вот откуда скот станем угонять, знаешь ли такое место? Урузмаг ответил: – Хорошо бы, конечно, угнать скот из страны Терк–Турк, но это трудно осуществимо. |
|
Дзӕвгарӕ фӕццудӕнцӕ, мет дӕр ӕртадӕй, уӕдта мӕнӕ ами рауолӕфӕн, зӕгъгӕ, ӕрлӕудтӕнцӕ.
Биццеу хуарз уосонгӕ ракодта ӕма Урузмӕгмӕ дзоруй: — Мӕнӕ бал ду уосонги дӕхе ӕруадзӕ ’ма рахуссӕ, ӕз ба цӕун ӕма дӕмӕ еу афони ба зиндзӕнӕн. |
Долго они ехали, уже и снег растаял, и решили они остановиться и отдохнуть.
Мальчик сделал хороший шалаш и обратился к Урузмагу: – Ты пока располагайся здесь в шалаше, поспи, а я поеду и попозже появлюсь. |
|
— Хуарз,— зӕгъгӕ, загъта Урузмӕг, къулумпи загъд ин нецибал кодта. Йе хумӕтӕги биццеу ке н’ адтӕй, уой базудта.
Цӕунцӕ, уотӕ ба ’й ӕ бӕх фӕрсуй: Нур кумӕ цӕуӕн?— зӕгъгӕ. |
– Ладно, – ответил Урузмаг, – такие слова больше не задевали его. Он понял, что это был не простой мальчик.
Отправились в путь, и конь спрашивает мальчика: – Куда теперь направимся? |
|
— Турк ӕма Терки бӕхӕргъӕуттӕ ӕма галӕргъӕуттӕ тӕрунмӕ,— зӕгъгӕ, загъта и биццеу.
—’Ма сӕмӕ цӕй зӕрдӕй цӕуис?— зӕгъгӕ, имӕ дзоруй ӕ бӕх.— Турк ӕма Терки ӕргъӕуттӕн йес гъӕуайгӕстӕ: ӕфсӕнцъух цӕргӕстӕ, ӕфсӕнцъух бӕхтӕ ӕма ӕфсӕнцъух берӕгътӕ. |
– В страну Терк–Турк за конскими табунами и стадами быков, – ответил мальчик.
– И с каким настроением ты едешь, – спрашивает конь, – у стад страны Терк-Турк есть охрана: железноклювые орлы, кони с железными мордами и волки с железными пастями. |
|
— Дӕу зӕрдӕй цӕун,— зӕгъгӕ, загъта и биццеу дӕр.
— Мадта мӕ тагъд рартайӕ, цӕфсӕн хуасӕй мӕ райсӕрдӕ, уӕдта мӕ дони билӕмӕ сор ӕзменсӕмӕ баласӕ. Уӕдта, Хуцауи ка фӕндӕуа, йе уодзӕнӕй. |
– Я рассчитываю на тебя, – сказал мальчик.
– Ну, тогда быстро выкупай меня, натри липким клеем, а потом отведи к берегу реки, где есть сухой песок. А дальше – все в Божьей воле. |
|
Биццеу ӕ бӕхи хуарз ӕрӕртадта, цӕфсӕн хуасӕй ӕй райсарста, уӕдта ’й дони билӕмӕ сор ӕзменсӕмӕ баласта.
Бӕх ӕхе авд хатти ӕзменси ратулдта, ӕма ӕзменсӕ авд цъари исӕвардта. — Гъе нур ба рабадӕ, ӕма цӕуӕн,— зӕгъгӕ. Биццеу рабадтӕй ӕ бӕхбӕл, ӕма Турк ӕма Терки ӕргъӕуттӕмӕ исцудӕнцӕ. Ӕфсӕнцъух цӕргӕстӕ сӕмӕ сӕхе рауагътонцӕ. Бӕх биццеуи ӕ дууӕ уӕрагей ӕхсӕн ранимахста ӕма ӕфсӕнцъух цӕргӕсти хӕццӕ тохун райдӕдта. |
Мальчик как следует выкупал коня, обмазал его клеем, отвел на берег реки с сухим песком.
Конь семикратно вывалялся в песке и получилось у него как бы семь защитных шкур. – А теперь садись и поехали, – сказал. Мальчик сел на коня и подъехали они к стадам Терк–Турков. Железноклювые орлы набросились на них. Конь спрятал мальчика меж двух своих колен и стал сражаться с железноклювыми орлами. |
|
Цӕргӕстӕ бӕхмӕ фӕллӕборионцӕ, ’ма сӕ гъӕлӕстӕ ӕзменсӕй райдзагионцӕ.
Бӕх дӕр сӕмӕ фӕллӕборидӕ ӕма син сӕ бауӕрӕй ӕ гъӕлӕсидзаг истонидӕ. Уотемӕй сӕ рамардта. Ӕфсӕнцъух бӕхтӕ имӕ рауадӕнцӕ ӕма лӕбурдтитӕ кӕнун байдӕдтонцӕ. |
Пытаются орлы схватить коня, а их клювы наполняются песком.
А конь их хватает и со спин выдирает огромные куски. Так и убил их. Выбежали кони с железными челюстями и стали нападать. |
|
Уонӕн дӕр бабӕй сӕ гъӕлӕстӕ ӕзменсӕй райдзагуионцӕ, биццеуи бӕх ба син сӕ бауӕрӕй гӕппӕлтӕ истонидӕ, уотемӕй бабӕй уони дӕр рамардта.
Фӕстагдӕр ба имӕ ӕфсӕнцъух берӕгътӕ рауадӕнцӕ ӕма имӕ йетӕ дӕр бабӕй аллирдигӕй лӕбурдтитӕ кӕнун байдӕдтонцӕ. |
И у них пасти наполнялись песком, а конь мальчика стал рвать куски с их спин, так и их всех убил.
Наконец выбежали к ним железномордые волки и со всех сторон стали нападать на них. |
|
Уонӕн дӕр бабӕй сӕ гъӕлӕстӕ ӕзменсӕй райдзаг уионцӕ, биццеуи бӕх ба син сӕ баурӕй гӕппӕлтӕ истонидӕ, уотемӕй бабӕй уони дӕр рамардта.
Биццеу рагӕпп кодта ӕма син сӕ гъостӕ ’ма син се ‘фсӕнцъухтӕ ӕрӕвгарста ’ма сӕ ӕ дзиппи раивардта. Ӕргъӕуттӕ ӕ бӕрагӕ исцӕнцӕ. Фал уӕддӕр биццеу ӕ сӕрмӕ не ‘рхаста ӕнӕзонгӕй сӕ ратӕра, уой ’ма сӕмӕ ӕ бӕхбӕл фӕууадӕй. Турк ӕма Терк цӕлхӕмбурдӕй куд бадтӕнцӕ кувди, уотӕ сӕмӕ Нарти Урузмӕги биццеу бадзурдта: |
И у них пасти наполнялись песком, а конь мальчика рвал куски с из боков, так и их убил.
Выпрыгнул мальчик, отрезал их уши, их железные клювы и положил их себе в карман. Стада достались ему. Но все же мальчик не считал возможным так их угнать и на коне направился (в село). Терк–Турки сидели вкруговую на пиру, когда сын Нарта Урузмага обратился к ним: |
|
— Гъӕй, Турк ӕма Терк, уе ‘ргъӕуттӕ уин фӕттардӕуй!
— Мах ӕргъӕуттӕн тӕрӕн нӕййес, нӕ гъӕуайгӕстӕ хуарз ӕнцӕ, фал йе, ӕвӕдзи, кӕрдзинхуар иуазӕг ӕй, ’ма ин медӕмӕ зӕгъетӕ. Биццеумӕ еу рауадӕй ’ма имӕ дзоруй: — Медӕмӕ рауай,— зӕгъгӕ. —’Ма мин мӕ бӕхбӕл ба ка фӕххуӕцдзӕнӕй,— зӕгъгӕ. Йе дӕр имӕ дзоруй: — Дӕ бӕхбӕл ба дин ӕз фӕххуӕцдзӕнӕн. |
– Эй, Терк–Турк, угоняют ваши стада!
– Невозможно угнать наши стада, наши сторожа хороши, это, наверное, кто-нибудь голодный в гости пожаловал, пригласите его войти. Кто–то вышел к мальчику и говорит ему: – Заходи! – А кто же моего коня подержит? – спрашивает мальчик. Другой отвечает: – Я подержу твоего коня. |
|
—’Ма дин ӕ идонӕ ку ратона, уӕд ци кӕндзӕнӕ?
— Уӕдта ма ин мӕ бон ци исуодзӕнӕй, фӕлледздзӕнӕй, ӕндӕра ци кӕндзӕнӕй. — Мадта ду мӕнӕн бӕхбӕл хуӕцӕгӕн нӕ бӕззис. |
– А если поводья порвутся, что станешь делать?
– Что я смогу сделать, убежит конь, что еще с ним будет. – Тогда ты не подходишь мне коня подержать. |
|
Ӕндӕр бабӕй имӕ рауадӕй ’ма имӕ дзоруй:
— Дӕ бӕхи идонбӕл дин фӕххуӕцдзӕнӕн, ӕма медӕмӕ рауай. —’Ма дин бӕхи идонӕ ку ратона, уӕдта ин ци кӕндзӕнӕ? Уӕдта ин ӕ барцӕмӕ фӕллӕбордзӕнӕн. |
Другой парень к нему подошел и говорит:
– Я подержу за повод твоего коня, а ты проходи в дом! – А если у тебя уздечка порвется, что станешь делать? – Тогда за гриву его ухвачу. |
|
— Уӕд дин ӕ барцӕ дӕр ку ратона, уӕдта?
— Уӕдта ин ӕ цуппар къахи ӕрбабӕтдзӕнӕн. — Мадта ду мӕнӕн бӕхбӕл хуӕцӕгӕн бӕззис,— зӕгъгӕ, ’ма имӕ ӕ бӕх равардта, ӕхуӕдӕгга медӕмӕ бацудӕй. |
– Ну а если и грива оторвется, что тогда?
– Тогда все четыре ноги ему завяжу. – Тогда ты мне подходишь, – сказал, передал коня, а сам вошел внутрь. |
|
Ӕ хурфи хелӕгтӕ, уӕхӕн ниуазӕн имӕ ӕрдавтонцӕ.
Биццеу дӕр ӕхебӕл рехӕ фестун кодта ӕма и ниуазӕни рардмӕ фӕххатта ’ма ’й уотемӕй раниуазта, хелӕгти ба рехӕ рауорӕдта. Ниуазӕн ку раниуазта, уӕд бабӕй сӕмӕ дзоруй: — Уе ’ргъӕуттӕ уин фӕттардӕй! |
Поднесли ему бокал, а в нем внутри змеи плавают.
Тогда мальчик сделал так, что у него выросла борода, а бокал развернул и выпил так, что борода задержала змей. Когда он выпил предложенный бокал, то вновь обратился к ним: – Угоняют ваши стада! |
|
— Махӕн, не ‘ргъӕуттӕ нин куд ратардӕуа, уӕхӕн гъӕуайгӕстӕ нин нӕййес, неке нин сӕ ратӕрдзӕнӕй,— зӕгъгӕ.
Йе дӕр син сӕ гӕсти цъухтӕ ӕма гъостӕ ӕ дзиппӕй фелваста ’ма син сӕ сӕ фингӕбӕл ӕркалдта, ӕхуӕдӕгга рауадӕй, ӕ бӕхбӕл фӕббадтӕй ӕма фӕтътъӕбӕртт кодта. Турк ӕма Терк ӕ фӕсте ниггур–гур кодтонцӕ фӕдеси. Биццеу гъӕунгти ку ’руадӕй, уӕд имӕ еу уосӕ рауадӕй ’ма имӕ дзоруй: |
– Как же можно угнать наши стада при таких сторожах, никто их не угонит, – ответили ему.
Тогда он выхватил из кармана клювы и уши их сторожей, высыпал их на стол, сам вскочил на коня и ускакал. Терк–Турк с шумом и грохотом выбежали вслед за ним в тревоге. Когда мальчик скакал по улицам, к нему вышла одна женщина и говорит: |
|
— Ӕртӕ фурти мин адтӕй, ’ма мин си дууӕ фӕдеси фӕммардӕй; ӕртиккаг дӕ фӕсте фӕдеси цӕудзӕнӕй, ’ма дӕмӕ уомӕй раздӕр неке бахъӕртдзӕнӕй, ’ма мин ӕй маргӕ–еу ма ракӕнӕ.
Ку нӕбал дӕ уадза, уӕд ӕй–еу фелхъивтитӕ кӕнӕ ’ма ’й фӕснад рагӕлдздзӕнӕ. |
– Было у меня три сына, и двое из них погибли, гонясь по тревоге за врагом; знаю, что третий сын тоже поскачет за тобой по тревоге и первый нагонит тебя, только ты его не убивай.
Если будет настойчив, то просто помни его и брось на обочине. |
|
Фӕдес ӕй сорунцӕ, уотӕ ба имӕ фиццаги дӕр йеци уоси лӕхъуӕн ӕрхъӕрттӕй.
Фӕстӕмӕ имӕ дзоруй и биццеу: — Дӕ мадӕн дин ард бахуардтон ’ма дӕ нӕ марун, фӕстӕмӕ раздӕхӕ. |
И вот преследуют его поднятые по тревоге, а первым среди них настиг его сын той женщины.
Мальчик, обернувшись, говорит ему: – Поклялся я твоей матери, что не стану убивать тебя, вернись назад! |
|
— Ӕнӕ рамаргӕ нӕ раздӕхдзӕнӕн фӕстӕмӕ,— зӕгъгӕ, имӕ дзоруй йе дӕр.
Уа–нӕ уа нӕбал уагъта, уӕдта имӕ фӕстӕмӕ фездахтӕй, фӕйӕлхъивтитӕ кодта ӕма ’й фӕснадмӕ рагӕлста. |
– Не вернусь, не убив тебя, – тот отвечает в ответ.
А поскольку тот не отставал от него, мальчик развернулся, намял ему бока и бросил на дорогу. |
|
Иннӕ фӕдесонтӕй дӕр имӕ ка куд хъӕрдтӕй, уотӕ сӕ цӕгъдгӕ цудӕй ’ма Турк ӕма Терки фӕдесонтӕй ӕзмӕлӕг нӕбал ниууагъта.
Ӕргъӕуттӕ сӕ бӕрагӕ иссӕнцӕ, ’ма сӕ ратардта. Урузмӕги уосонги кӕми ниууагъта, уордӕмӕ сӕ ӕрхъӕртун кодта. |
И всех других, устремившихся за ним по тревоге, он крушил, по мере того, как догоняли его и скоро из них никого не осталось.
Стада оказались в его распоряжении, и он погнал их. Пригнал их к шалашу, в котором он оставил Урузмага. |
|
Уордӕмӕ ку ӕрхъӕрдтӕй, уӕд фонсӕй еу уорс гали раиртаста, иннети ба ӕртӕ ’мбеси кӕнуй.
Урузмӕг дӕр имӕ кӕсуй ӕма уотӕ ӕнгъӕл адтӕй, ӕма, ӕвӕдзи, зӕгъгӕ, дууӕ хайи ӕхецӕн кӕнуй, мӕнӕн ба еу хай. |
Когда пригнал скотину туда, то выбрал белого быка, а других стал делить на три доли.
Смотрит на него Урузмаг и думает, что, наверное, две части тот хочет себе забрать, а мне одну выделить. |
|
’Ма имӕ лиагъӕ бӕргӕ кастӕй1, фал имӕ дзорун не ‘ндиудта.
Уӕд имӕ биццеу дзоруй: — Гъе нур дӕ хестари хай райсӕ, уӕдта дӕхе хай, ӕртиккаг хай ба мӕн ӕй, ’ма дин йе ба — мӕ лӕвар. Уотемӕй ин сӕ еугурӕй дӕр равардта. Уорс галбӕл ба зӕлдагӕ бӕндӕн бафтудта ’ма загъта: |
Обидным это ему показалось, но не посмел он ничего сказать.
Потом мальчик обратился к нему: – А теперь возьми свою долю старшего, потом забери свою долю (участника), а третья доля – моя, но я тебе ее дарю. Так он ему все отдал. А на белого быка повязал шелковую веревку и сказал: |
|
— Ай ба мӕ хӕццӕ Мӕрдтӕмӕ ласун, ӕз дӕн дӕ лӕхъуӕн, Сатана мӕ Донбеттиртӕмӕ, ӕ мади ’рвадтӕлтӕмӕ, равардта, ’ма уонӕмӕ, хъӕмай финдзбӕл базуг, уотемӕй ковгӕ ку кодтай, уӕд ибӕл мӕхе бакъуӕрдтон ’ма рамардтӕн.
Ӕма Мӕрдтӕй мӕрдти Барастури дзурдӕй ӕнгъудӕй ӕрбацудтӕн, гъе уой сумахӕн базонун кӕнуни туххӕй. |
– А это я с собой беру в Страну мертвых, я ведь твой сын, меня Шатана отдала к своим родичам по материнской линии Донбеттирам отдала, и там я умер, когда накололся на кончик кинжала, когда ты помолился, а я потянулся за жертвенным мясом.
И прибыл я сюда, чтобы известить вас, из Страны мертвых, дав слово Барастуру вернуться в срок. |
|
— Мӕнкъӕй ма фӕллӕууӕ, — зӕгъгӕ, имӕ дзоруй Урузмӕг.
— Нӕбал мин йес лӕууӕн, — зӕгъгӕ, ’ма уорс гали хӕццӕ уайтагъддӕр фӕйаууон ӕй. Мӕрдти дуармӕ бахъӕрдтӕй, ’ма ’й дуаргӕс медӕмӕ нӕбал уагъта, де ’нгъуд хорӕфтудмӕ адтӕй, ’ма хор нифтудӕй, зӕгъгӕ. |
– Повремени чуток, – обратился к нему Урузмаг.
–Нет возможности мне ждать, – ответил мальчик, – и тотчас исчез со своим белым быком. Достиг он двери Страны мертвых, а привратник не пускает его внутрь, мол, по договору ты должен был до заката вернуться, а солнце зашло. |
|
Урузмӕги биццеу дӕр Хуцаумӕ искувта:
— А Хуцау, ӕдта ма хор хӕнхти бӕрзӕндтӕмӕ ци ракӕса. Хуӕнхти бӕрзӕндтӕмӕ ма хор ӕрбакастӕй, ’ма и биццеуи ӕ уорс гали хӕццӕ Мӕрдтӕмӕ бауагътонцӕ. |
Тогда сын Урузмага обратился к Богу с молитвой:
– О, Боже, сделай так, чтобы солнце осветило вершины гор! Солнце осветило вершины гор и мальчика с белым быком впустили в Страну мертвых. |
|
Феппайуйнæгтæ | Примечания | |
лиагъӕ кастӕй | казалось позорным, обидным, неприятным | |
Радзуртта Туати Батрадз; ниффинста Толасти Андрей 1928 анзи, 30 авг., Туалгоми. | Рассказал Туаев Батрадз; записал Толасов Андрей 30 августа 1928 г., в Туалгоме. | |
Нарты кадджытæ: Ирон адамы эпос./ Хæмыцаты Т., Джыккайты Ш. 2003. | Нартовские сказания: Эпос осетинского народа. /Хамицаева Т., Джикаев Ш. кн.1. СОИГСИ. 2003. С.301 –310.
Перевел на русский язык М.А.Миндзаев. |
|
Многоэпизодное сказание. В основное повествование (неосторожное лишение жизни своего безымянного сына Урузмагом, совместный с ним поход в страну Терк-Турк за добычей), оказались вплетены несколько сюжетов: голод у Нартов, волшебные перевоплощения Урузмага в животных (из сказания «Черная лисица Нартов»).
Особенности: Голод здесь провоцирует Сирдон (у других сказителей это происходит по иной причине – не желания Нартов поклоняться Богу). Сказание во многом совпадает с «Урузмаг и его безымянный сын», записанным Дзагуровым Губади от Савлаева Дзараха в 1909 г., но здесь есть объяснение тому, почему Урузмаг не знал, что это его сын. По сюжету неосторожного сыноубийства перекликается с персидским «Шах-намэ», где богатырь Рустам убивает своего сына Сухраба. Урузмаг обращен в осла за то, что неподобающе повел себя по отношению к женщине, но сумел вернуться в прежний облик, поскольку сохранял ум и человеческое достоинство, оставаясь в шкуре животного. |