2.3. УЫРЫЗМӔДЖЫ ӔНӔНОМ ЛӔППУ

2.3. УЫРЫЗМӔДЖЫ ӔНӔНОМ ЛӔППУ	БЕЗЫМЯННЫЙ СЫН УРЫЗМАГА краткое содержание
Фыд аз скодта Нартыл. Тыхсын байдыдтой тынг, сыдӕй мӕлынмӕ ӕрцыдысты. Сӕ ныфс асаст Нартӕн, сӕ зæрдæ амард, сӕ къухы ницыуал ӕфтыдис.	Пришел в Страну Нартов голодный год. Ничего не могли добыть они для пропитания, скорбны стали их сердца, и потеряли они веру в свои силы.
Уыйбӕрц ӕгуыдзӕгмӕ, уыйбӕрц ӕдзӕллагмӕ ӕрцыдысты Нарты сгуыхт фӕсивӕд, ӕмӕ-иу Ныхасы бон-изӕрмӕ хуысгӕйӕ баззадысты. Куы сӕм байхъуыстаис, уæд ма ӕрмӕст мысыдысты сӕ цард. «Ӕз уыцы ран фесгуыхтӕн, ӕз уæд фосы конды фæдӕн», — дзырдтой-иу Нарты адӕм, Ныхасы бадгӕйӕ,	Прославленные нартские юноши, столь отважные раньше, до того обессилели, что с утра до вечера спящие валялись на Нихасе, а если и просыпались, то только и слышно было, как вспоминают они о пирах, о жирной доле при дележе у недруга угнанного скота.
ӕндæр сӕ ничиуал кодта хорз карды кой, хорз фат ӕмӕ ӕрдыны кой.	Добрый меч, славный лук и стрелы — никто не вспоминал о них.
Уæд-иу Сырдоны гадза рацыд Ныхасмӕ ӕмӕ-иу адӕмӕн сӕ сӕрты рахиз-бахиз кӕнын байдыдта ӕмӕ-иу кӕмӕн йӕ былтӕ астæрдта, кæмӕн-иу йе ‘рчъи бахордта, кӕмӕн-иу йӕ рон фӕлыг кодта йӕ астӕуыл.	Была у Сырдона наглая сука, и случалось в то время, что прибегала она на Нихас, прыгала она через головы спящих нартов, кому рот оближет, у кого обувь сгрызет или перегрызет пояс,
Уымӕй тæригъӕддагдӕрмӕ ма цæмӕ бакастаид адӕймаг!	— без жалости нельзя было глядеть на это!
Иубон куы уыди, уæд Уырызмӕг Ныхасмӕ рацыди. Кӕсы, æмӕ Нарты сгуыхт ӕмӕ фидауцджын фӕсивӕд цагъды мӕрдтау хуыссынц уыцы ран, ӕмӕ та сын Сырдоны гадза ӕнӕуаг митӕ кæны.	Пришел однажды Урызмаг на Нихас и видит, словно на битвы лежат отважные стройные юноши и сука Сырдона свои мерзости совершает над ними.
Ныккӕрзыдта Нарты Уырызмæджы зӕрдӕ, йӕ пылыстӕг лæдзӕг фехста гадзайыл, ӕмӕ дыууӕ дихы фӕци лӕдзӕг.	Гневом вспыхнуло сердце Урызмага, свою палку из слоновой кости швырнул он в суку, и, ударившись о камень, сломалась палка.
Систа йӕ лæдзæджы сӕстытӕ ӕмӕ мӕстӕйдзагӕй баздӕхт фӕстӕмӕ сӕ хæдзармӕ. Лӕдзæджы сӕстытӕ ӕрӕппӕрста ӕмӕ йӕ пылыстӕг къӕлӕтджын бандоныл йӕхи мӕсты уагъд ӕркодта. Ныкъкъӕскъӕс кодта бандон йӕ быны.	Урызмаг, собрав обломки, разгневанный. вернулся домой. Бросил он на пол обломки своей палки, всей тяжестью тела опустился в свое кресло, и затрещало под ним его кресло из слоновой кости.
— Дӕ къӕлӕт ӕрфгуытӕ цы ‘рталынг кодтай, уыцы мӕсты уагъд цӕмӕн ӕркодтай дæхи дӕ къӕлӕтджыныл, мӕ сӕры хицау? Цы кодтай, чи дӕ бафхӕрдта? — фӕрсы йӕ Сатана.	— Почему так потемнели дуги бровей твоих? Почему ты разгневанный сел на свое кресло, хозяин головы моей? — спросила Шатана. — Что случилось с тобой? Кто обидел тебя?
— Ӕфхӕргӕ мӕ бӕргӕ ничи бакодта, фæлӕ ма уымæй тынгдæр мӕ зӕрдӕ цӕуыл фӕрисдзӕн?! — загъта Уырызмӕг. — Нӕ фӕсивæд ӕнӕ хӕринагӕй хӕрз ӕдзӕллагмӕ ӕрцыдысты, Нарты Ныхасы ныффæлдӕхтытӕ сты ӕмӕ хуыссынц, куыд сыл не ‘мбæлы, ахæм хуыстӕй.	— Никто не обидел меня, — грустно ответил ей Урызмаг. — Но как не сокрушаться мне, когда вижу я, что погибает без пищи наша молодежь. Не пристало им целые дни валяться на Нихасе, и не могу видеть я, как
Сырдоны ӕнаккаг куыдз сӕ сӕрты рахиз-бахиз кæны, æмӕ кæмæн йӕ былтӕ астæры, кӕмӕн йе ‘рчъитӕ бахӕры, кӕмӕн йӕ рон йӕ астӕуыл фæлыг кӕны; уыдонӕн та «ацу æддæмӕ!» зӕгъын сӕ бон нал у.	непотребная сука Сырдона скачет через головы доблестных юношей нартских — кому губы оближет, кому обувь обгрызет, кому перегрызет ремень на пояснице. Все спят, и никто не в силах даже прогнать ее с Нихаса.
Не’фсин, бирӕ цæрӕнбон мын куы нӕ уаид, ӕмӕ ма уыдоны иу æфсæст куы бакӕнин! Уæд та сӕ туг йæ бынат ссарид, сӕ зæрдӕ та сфидар уаид.	Хозяйка наша, я бы жизни своей не пожалел, только бы досыта накормить нартов так, чтобы горячая кровь снова заструилась по их жилам и чтобы опять крепки стали сердца их.
— Ууыл та цы мӕт кӕныс? — загъта Сатана. — Ацу, ӕрбахон сæ, ӕз дын сӕ иу лӕджы хуызӕн суазӕг кӕндзынӕн: дæлӕ нӕ къӕбицтӕ се дзаг куы сты алы хæрд ӕмӕ алы нозтӕй.	— Не печалься, — сказала Шатана. — Иди, зови всех! Ведь кладовые наши полны еды и напитков — всех накормлю я как одного человека!
Ӕмæ бахуыдта Сатана Уырызмæджы йӕ иу къæбицмæ: къæбиц йӕ тӕккӕ дзаг уыдис чъирийӕ; бахуыдта йӕ иннӕ къæбицмæ: уый йе дзаг уыдис авджыдзагӕй; бахуыдта йӕ æртыккаг къæбицмæ: царӕй зæхмӕ амадӕй лæууынц кӕрæдзийы уæлӕ сгуытӕ ‘мӕ базгуытӕ уыцы ран.	И повела Шатана Урызмага по своим кладовым. Одна кладовая полна пирогами, в другой от земли до потолка высятся груды вяленого мяса, в третьей хранятся напитки.
— Адон æппæт мын фервыстой Нарты стыр куывдтӕй хуынтæн, ном ссарынӕн, — зӕгъы Сатана.	— Видишь, когда оказывали мне честь нарты и долю мою присылали с нартских больших пиров, я все сберегала, и вот пригодилось! — сказала Шатана.
Фæрухс ис Уырызмæджы цӕсгом, ӕмӕ дзуры Сатанамӕ: — Уæдӕ барæвдз кæн дæхи: Нарт иннабонӕй-иннабонмӕ цы фæхъауой, уымæй дзы фылдæр ис ацы ран.	Сбежали тучи с лица Урызмага, и сказал он Шатане: — Да здесь столько еды, что всем нартам не съесть ее за неделю. Приготовься к пиру, наша хозяйка!
Ӕрбасидын кодта фидиуӕгмӕ Уырызмӕг, хорз ӕй бафсӕста ӕмӕ йын загъта:	Позвал Урызмаг глашатая, досыта его накормил и велел ему:
— Цӕугӕ ӕмӕ ныхъхъæр кӕн Нартыл: «Йӕ бон цæуын кæмæн у, уый цæугæ ракӕнæд, цæуын йӕ бон кӕмӕн нæу, уый хӕсгӕ ракæнут, сывӕллон кæмæн ис авдæны, уый та йӕ авдӕн йемӕ рахӕссæд, — Ӕхсæртӕггаты Уырызмæг куывд кæны æмӕ уӕ хоны!»	— Иди и прокричи нартам изо всех сил своих: «Кто в силах ходить, тот пусть сам придет, кто сам не может прийти, того принесите. У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка. Будет пир у нарта Урызмага Ахсартаггата, и всех нартов зовет он к себе!»
Ацыди фидиуӕг æмӕ ныхъхъæр кодта: — О Нарт! Йӕ бон цæуын кæмæн у, уый цæугæ ракæнæд, йӕ бон цæуын кæмæн нæу, уый хæсгæ ракæнут, сывæллон кæмæн ис авдæны, уый та йӕ авдæн йемӕ рахæссæд, Ӕхсæртæггаты Уырызмæг куывд кæны æмæ уæ хоны!	И повсюду прошел глашатай и громко прокричал: — О, нарты! Кто в силах ходить, тот пусть сам придет, кто сам не может прийти, тому помогите прийти. У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка. Торжественный пир будет у нарта Урызмага Ахсартаггата, и всех нартов зовет он к себе!
Нарт уый куы фехъуыстой, уæд ныххæррæтт кодтой æмæ æрæмбырд сты Уырызмæджы хæдзармæ иууылдæр стырæй, чысылæй. Равæрдтой фынгтæ æмæ Нарт куывды бадынц Уырызмæджы хæдзары иннабонæй-иннабонмæ.	И, услышав эту весть, повалили нарты в дом Урызмага. Все от мала до велика собрались у него. Расставлены были столы в доме Урызмага, и день за днем пировали нарты.
Уæд иуахæмы сæ арт æрмынæг ис. Уырызмæг сыстад йæ бандонæй æмæ сугсӕттӕнмӕ рацыд.	Когда стал во время пиршества потухать огонь в очаге, встал Урызмаг со своего кресла и вышел во двор, чтоб наколоть дров. Наколол и только хотел собрать их, как слетел с Черной Горы огромный мохнатый черный орел, схватил он Урызмага когтями своими и унес его. (Долго он нес Урызмага.
Гъа ныр сугтæ æрбамбырд кæнон, куыд загъта, афтæ сау хохæй сау тъыфыл цæргæс ратахти, Уырызмæджы йæ ныхты систа æмæ йæ дард, иу денджызы астæу, стыр дуры сӕр æрæвæрдта.	И вот, опустившись) посреди моря, далеко от берегов, положил его на одинокую скалу. (Только море вокруг, ни гор, ни деревьев — ничего живого не видно кругом, кроме синих вод).
Сау æрдиаг байдыдта Уырызмæг, ацы æнамонд цæмæн фæдӕн, зӕгъгӕ, цы уыдзынӕн ацы ран, доны цъӕхы йедтӕмӕ куынӕуал хох зыны, куынӕуал бӕлас?!	И стал жаловаться на свою судьбу Урызмаг. Увидел он, что верная гибель ждет его здесь, и несчастным называл он себя.
Бады дуры сӕр ӕмӕ алырдӕм хъахъхъӕны. Уалынмӕ ӕризӕр ис. Куы ‘рталынг ис, уӕд кӕсы, ӕмӕ донӕй иу дуры рӕбынӕй рухс цӕуы.	Весь день просидел он на скале, оглядываясь кругом, (но пустынно было море). Настал вечер, пришла ночь, и вдруг увидел он, что из-под воды, из-под большой подводной скалы, пробивается свет.
«Цыдӕриддӕр уа, уӕддӕр ай циу, уый куы нӕ басгарон, уӕд нӕ уыдзӕни», — загъта Уырызмӕг ӕмӕ дуры фӕрсты йӕхи доны ауагъта. Ӕмӕ иу дуармӕ ныфтыдис. Дуар бакодта, ӕмӕ йӕм рауадис ӕртӕ чызджы — амӕй ай рӕсугъддӕр, амӕй ай хӕрзконддӕр, ахӕм чызджытӕ.	— Будь что будет, но должен я узнать, что там за диво, — сказал Урызмаг, сполз в воду, сдвинул скалу, и вот дверь перед ним. Открыл дверь Урызмаг, и три девушки, одна красивее другой и одна другой стройнее, выбежали к нему навстречу.
— Ӕгас нӕм ӕрцӕуай, Уырызмӕг, ӕгас нӕм ӕрцӕуай не ‘мцекк! Мидӕмӕ, мидӕмӕ, фысым нӕм бакӕн! — цинтӕ йыл кæнынц чызджытӕ.	— Пусть счастье принесет приход твой в наш дом, Урызмаг. Пусть счастье принесешь ты, родич наш. Войди и будь нашим гостем! — радостно говорили девушки.
Бакодтой йӕ мидӕмӕ; кӕсы, ӕмӕ хӕдзары бады зӕронд ус. — Фарн уӕ хӕдзары уӕд! —загъта Уырызмӕг. — Фӕрнӕйдзаг у ӕмӕ нӕм ӕгас цу! — дзуапп ын радта ус ӕмӕ йӕ ӕрбадын кодта къӕлӕтджын бандоныл.	Вошел в дом Урызмаг и увидел почтенную старую женщину. — Да будет счастье в вашем доме! — сказал он ей. — Будь здоров и счастливым прибывай к нам! — ответила ему старая хозяйка и пригласила его сесть в кресло.
Акӕстытӕ кодта Уырызмӕг алырдӕм, ахаста йӕ цӕст хӕдзары къуымты: хӕдзарӕн йӕ бын цъӕх авгӕй уыд, йӕ къултӕ — ӕргъӕу, йӕ цар — сӕууон стъалы. Дис кӕны, мӕнӕ цы хорз хæдзар ис ацы денджызы астӕу, зӕгъгӕ.	Сел Урызмаг, огляделся и видит, что пол под его ногами из голубого стекла, перламутром выложены стены и утренняя звезда горит в потолке.
Базыдта йӕ, Донбеттыртӕм кӕй ӕрӕфтыдис.	Дивится Урызмаг: что за чудеса в морских глубинах? И понял он, что в самом деле попал к родичам своим Донбеттырам.
Хӕдзары хъазыд иу чысыл лӕппу: куы иуырдӕм азгъоры, куы иннӕрдӕм — йӕ фезмӕлдыл цӕст нӕ хӕцы, афтӕ рог. Уырызмӕджы зӕрдӕ йӕм бахъазыд ӕмӕ йӕм кӕсгӕйӕ баззад. «Тӕхудиаг у, ды кӕй лӕппу дӕ!» — загъта йӕхинымӕры.	Увидел Урызмаг, что бегает по дому маленький мальчик и так легко и резво бегает он, что глаз не успевает следить за ним. И не мог Урызмаг наглядеться на мальчика, и радость наполнила его сердце. «Счастлив тот, чьим сыном являешься ты», — подумал он.
— Цы хур, цы къӕвда дӕ ‘рхаста ацы бӕстӕм, мах рагӕй дӕр дӕ фенынмӕ куы бӕллӕм! —дзуры зӕронд ус Уырызмӕгмӕ.	— Солнце или ненастье привело тебя в нашу страну? Давно уже жаждем мы видеть тебя, — ласково сказала Урызмагу старушка.
Уырызмӕджы зӕрдӕ фӕфидар ис, уӕдӕ та бынтон сӕфт нӕ дӕн, кӕд мын ацы ран дӕр ӕмцектӕ ӕмӕ, мӕ уындмӕ чи бӕллы, ахӕмтӕ разындис, уæд, зӕгъгӕ, ӕмӕ сын радзырдта, куыд ӕгъдауӕй ӕрӕфтыдис Донбеттырты бӕстӕм, уый.	Урызмаг тут совсем приободрился и подумал, что не пришел еще ему конец, если и на дне моря нашлись у него родичи, жаждущие видеть его. Стал он рассказывать им, как попал он в страну Донбеттыров,
Чызджытӕ байдыдтой зилӕнтӕ кӕнын. Кусӕрттагӕн ын бурӕ нӕл фыс ӕрбакодтой, Уырызмӕгӕн ӕй йӕхицӕн аргӕвдын кодтой, арт бандзӕрстой ӕмӕ йын уадидӕгӕн бӕркадджын фынг авӕрдтой йӕ разы.	а девушки тем временем готовили для него угощение. Привели откормленного барана и просили, чтобы Урызмаг сам зарезал его. Разожгли они резвый огонь, и не успел Урызмаг оглянуться, как перед ним накрыт был обильный стол.
Уырызмæг, Нарты ‘гъдаумӕ гӕсгӕ, базыг цирхъы фындзыл бакодта ӕмӕ кувы.	Прежде чем приступить к еде, Урызмаг, по обычаю нартов, поднял на мече своем кусок мяса, богу предназначенный, и вознес молитву.
Куывд куы фӕци, уӕд дзуры лӕппумӕ: — Лӕппу, рауай, ацаход, мӕ хур!	А когда закончил он молитву, то по обычаю обратился он ласково к мальчику: — Подойди ко мне, мое солнышко, жертвенного мяса отведай.
Лӕппу тагъд-тагъд базгъордта; Уырызмӕгмӕ куыд фӕцӕйхӕццӕ кодта, афтӕ фӕцудыдта ӕмӕ размӕ бахауди — цирхъ йӕ зӕрдӕйы ауади. Ӕрхаудта лӕппу, рӕсугъд ӕрттиваг кӕркусӕгдидинӕгау, бацагъта йӕ гӕндзӕхтӕ ӕмӕ уайтагъд систа йӕ рӕзгӕ уд.	И, держа мясо на острие меча, Урызмаг протянул его мальчику. Быстро подбежал малютка и вдруг споткнулся, и упал на меч. И пронзило острие меча сердце мальчика. Словно подкошенный цветок, упал он. Содрогнулось несколько раз его маленькое тельце, и улетела прочь младенческая душа.
Фенкъард сты Урызмæг дæр, бинонтӕ дӕр. Сабийы мард чызджытæ æндæр уатмӕ ахастой.	Печаль охватила Урызмага и всю семью Донбеттыров. С плачем унесли девушки тело малютки.
«Цæй ӕнамонд фæдæн ай, ацы фыдбылыз та мæм кæцæй касти?!» загъта йæхи нымæры Уырызмӕг æмӕ фынгмӕ нал ӕвналы.	— «Что за горе обрушилось на мою голову! Несчастным рожден я на свет!» — в отчаянии подумал Урызмаг.
Уæд ӕм ус дзуры; — Исты ахæр, Уырызмӕг! Цы ‘рцыдис, уымӕн фæрæз нал ис. Хуыцау ын гъенырмӕ ‘рхаста йӕ адзал.	И, (видя, что не притрагивается он к угощению,) сказала ему старая женщина: — Тебе нужно поесть, Урызмаг. Того, что случилось, теперь не поправишь. Все свершилось по воле бога.
Фæлæ ма цæй хæрд æмæ цæй ӕндæр! Уыцы æнкъардӕй сыстадис Уырызмӕг ӕмӕ рацыд, ус ӕмӕ чызджыты та ӕдзард сабийыл кӕугӕ ныууагъта.	Но не до еды было Урызмагу. Встал он, печальный, и ушел тем же путем, каким пришел сюда. И, уходя, долго слышал, как оплакивали женщины безвременно погибшего малютку.
Фӕстӕмӕ та фестадис Уырызмӕг, цӕргӕс æй цы дурыл æрæвӕрдта, ууыл.	Только вышел Урызмаг из воды и очутился снова на той же одинокой скале, как огромный черный орел опять появился в небе.
Сау тъыфыл цӕргӕс дӕр та фӕзынд, систа та Уырызмæджы йӕ тыхджын ныхтӕй, хӕссынтӕ та йӕ байдыдта æмӕ йӕ фӕстæмӕ сугсæттæны ӕрӕвӕрдта.	Снова схватил он Урызмага в свои когти, долго нес его и опустил там, откуда унес.
Уым Уырызмæг сугтӕ амбырд кодта йӕ хъæбысы дзаг ӕмӕ сӕ ӕнкъардæй бахаста хӕдзармӕ.	Собрал Урызмаг наколотые им дрова и, печальный, принес их в хадзар.
Нарт уæддӕр бадынц куывды ӕмӕ минас кӕнынц, Уырызмӕджы ӕрбацыд сӕ фиппайгӕ дӕр ничи бакодта.	(Увидел он, что) продолжается пиршество и никто не заметил его отсутствия.
Ӕрбадтис йӕ бынаты Уырызмӕг ӕмӕ дзуры куывды адæммӕ:	Сел Урызмаг на свое место и обратился к пирующим:
— Рагон таурӕгъ уын ракӕнон ӕви ӕрыгон?	— Какую быль хотите вы услышать от меня? Старую или новую?
— Рагон таурæгъ ма фехъуыстаиккам, — загътой куывды адӕм, — фӕлӕ нын ӕрыгон таурӕгъ ракӕн.	— Много слышали мы о старине, — ответили пирующие. — Что-нибудь новое хотим мы услышать.
— Уæдӕ уӕ астӕуӕй кæд сыстадтӕн, уый зонут? — дзуры Уырызмӕг. — Ӕз ацыдтӕн сугсӕттӕнмӕ, арт бакӕнон, зæгъгӕ; сугтӕ мӕ хъӕбысы куыд амадтон, афтӕ сау хохӕй ратахтис иу сау тъыфыл цӕргӕс, фелвӕста мӕ йӕ тыхджын ныхтӕй ӕмӕ мӕ ахаста денджызмӕ. Уым мӕ иу дуры сӕр ӕрӕвӕрдта.	(И Урызмаг рассказал о том, что с ним случилось.) — Отошел я к дровнику, чтобы огонь развести, и когда набирал дрова, то с черной горы взлетел черный орел, поднял меня сильными когтями и унес в море. И там опустил на камень.
Ницыуал зыдтон, цы ма акодтаин, уымӕн.	И не знал я, что мне делать.
Изӕры, кӕсын, æмӕ донӕй иу дуры рӕбынӕй цӕуы рухс.	А вечером смотрю: свет в воде, под камнем.
Мӕхи ауагътон доны, цыдæриддӕр уа, уæддӕр ӕй хъуамӕ басгарон, зӕгъгӕ, æмӕ ныфтыдтæн иу дуармӕ.	Бросился я в воду: будь что будет, но должен узнать, что это, — и очутился возле двери.
Дуар бакодтон, ӕмӕ мӕм рауадис ӕртӕ рӕсугъд чызджы.	Открываю дверь – и ко мне выходят три красавицы.
Ныццин мыл кодтой, ӕгас нӕм цӕуай, не ‘мцекк, зӕгъгӕ, ӕмӕ мӕ бакодтой хæдзармӕ, йӕ бын — цъӕх авг, йӕ къултӕ — ӕргъæу, йӕ цар та — сæууон стъалы, ахæм хæдзармӕ.	Обрадовались мне, – добро пожаловать, родич! – повели в дом, а там… пол из голубого стекла, стены перламутровые, потолок – утренние звезды.
Хæдзары ма уыдис зӕронд ус æмӕ æнахъом саби.	В доме еще была пожилая женщина и малолетний ребенок.
Нӕ уазæджы хорз куы фениккам, зæгъгӕ, мын кусарт акодтой бурӕ нӕл фыс.	Чтобы приветить гостя, зарезали мне барана.
Куы сцӕттӕ ис, уæд мын æй мӕ разы ӕрæвӕрдтой.	Когда приготовили, положили передо мной.
Ракуывтон, куыд ӕмбӕлдис, афтæ, æмӕ фæдзырдтон лӕппумӕ, рауай, ацаход, зӕгъгӕ.	Помолился я, как положено, и подозвал мальчика подойти и причаститься (откусить).
Лæппу тагъд æрбауади, фӕцудыдта, ӕмӕ мӕ цирхъ йӕ зӕрдӕйы ауадис.	Мальчик быстро подскочил, поскользнулся и меч пронзил его сердце.
Фенкъард сты бинонтӕ, мӕхæдӕг дӕр, кӕй зæгъын ӕй хъӕуы, афтӕ; хӕргӕ дӕр ницыуал бакодтон ӕмӕ уыцы ӕнкъардӕй, хъынцъымгӕнгӕ, рацыдтæн хæдзарæй ӕмӕ ссыдтӕн, цӕргӕс мӕ цы дурыл ӕрӕвӕрдта, уыцы дурмӕ.	Опечалились домочадцы, да и я, конечно, тоже; ничего не отведав, горюя, вышел из дома и подошел к камню, на который меня бросил орел.
Уалынмӕ та æртахти уыцы сау тъыфыл цӕргӕс, йӕ ныхты та мӕ систа ӕмӕ мӕ фӕстӕмӕ нӕ сугсӕгтӕны ӕрӕвӕрдта.	В это время подлетел черный орел, поднял меня когтями и обратно перенес на дровник.
Сатана иннӕ хатӕнмӕ уыцы уац куы айхъуыста, уæд фӕлӕбурдта йӕ рустӕ ‘мӕ йӕ дзыккутӕм æмӕ ныхъхъарӕг кодта:	В соседней комнате, среди женщин, была в то время Шатана. И, услышав рассказ Урызмага, схватила она себя за волосы и в горе расцарапала щеки свои. И стала она причитать:
— Ма мыл фӕхудут, нӕ хицӕутты дзæбӕхтӕ ӕмӕ зӕрӕдтӕ, ныббарут мын, уӕ разы дзыххӕлдӕй кӕй кӕуын, уый:	— Славные мужи, из лучших лучшие и почтенные старые люди, не осуждайте меня, простите, что в голос плачу я перед вами.
иунӕг сусӕг ӕвӕрӕн ма мын уыдис мӕ цӕгаты, Донбеттыртӕм; нӕ йӕ зыдта — балцы уыдис, куы райгуырдис, уӕд; фӕлӕ та йӕ уым дӕр ссардта ӕмӕ йӕ ӕдзардӕй йӕхи къухтӕй йӕ разӕй барвыста мæрдтӕм.	Хранился у меня в родительском доме Донбеттыра тайный клад — в походе был в то время хозяин наш, когда родился сын у меня. Отдала я сына нашего на воспитание в свой родительский дом. Но и там отыскал его Урызмаг и, жизни еще не видавшего, послал он нашего сына в Страну Мертвых.
Куыд ма цӕрдзыстӕм, нӕ зӕронд нын чи фӕдардзӕнис?!	Как будем жить мы теперь? Кто позаботится о нас под старость?
Адӕм нынкъард сты ӕмӕ сабыргай фӕцыдысты сӕ хӕдзӕрттӕм.	Опечалились люди, слушая ее причитания, и тихо разошлись по домам.
Ныттар кодта йӕхи Уырызмӕг. Худӕгмӕ нал худти, дзурӕгмӕ нал дзырдта, афтӕмӕй, — уӕнтӕбӕрзонд ӕмӕ сӕргуыбырӕй, — рацу-бацу кодта; рацыдис-иу Нарты Ныхасмӕ ӕмӕ-иу уым Фыд	С тех пор не находил себе места Урызмаг, опустив голову и подняв плечи, ходил он среди людей, не отвечал улыбкой на улыбку, и тот, кто заговаривал с ним, не получал от него ответа.
Рохгӕнӕн цъӕх дурыл ныххуыссыд дӕлгоммӕ, афтӕмӕй цардис иу къорд рӕстӕджыты дӕргъы.	Был серый камень на нартском Нихасе — Камень Забвения горя. Тот, кто ложился на этот камень, забывал о своем горе. На этот камень лицом вниз ложился Урызмаг и подолгу, не вставая, лежал на нем.
Нарты зæрӕдтӕ йын дзырдтой, дӕхи цы хъынцъымӕй марыс, Нарты хорз Уырызмӕг, зӕгъгӕ, дӕу йедтӕмӕ ма ахӕм фыд искӕуыл ӕрцыдаид!	И не раз говорили Урызмагу старые нарты: — Нарт Урызмаг, славный среди славных! Не надо так убиваться. С каждым из нас может случиться такая беда.
Ӕрхудти йӕхиуыл Уырызмӕг дӕр ӕмӕ та фыццагау хъӕлдзӕгӕй ӕвдисын байдыдта йæхи. Цас рацыдаид, чи зоны, фӕлӕ та байдыдта куывдтӕ кӕнын Нарты Уырызмӕг.	Помогли Урызмагу эти мудрые слова, глазами других людей посмотрел он на себя и стал он смешон себе. Повеселел Урызмаг, и, долгое ли, короткое ли время прошло, снова стал он скликать нартов на веселые пиры.
Лӕппуйӕн йӕ буар Донбеттыртӕ йӕ сыджытыл сӕмбӕлын кодтой, йӕ уд та атахти мӕрдты бӕстӕм, ӕмӕ уыцы ран Барастыры уӕрагыл уыди йӕ бадӕн.	Земле отдали Донбеттыры тело мальчика, а душа его улетела в Страну Мертвых, и владыка той страны Барастыр посадил мальчика к себе на колени.
Хъуыдыгӕнӕг ӕй куы нӕ уыди, уӕд лӕппу тыхсын ӕмӕ ӕнкъард кӕнын байдыдта.	Когда никто на земле не вспоминал о нем, стал беспокоиться и печалиться мальчик.
Уӕд ӕй иуахӕмы Барастыр фæрсы: — Цӕмӕн æнкъард дӕ, лæппу?	— Что печалит тебя? — спросил его Барастыр.
Ӕмӕ йын лӕппу зӕгъы: — Ацал-ауал азы рацыди, мӕрдты бӕстӕм куы ‘рбацыдтӕн, уӕдӕй ардӕм. Мӕ фыд Уырызмӕг ма ӕцӕгӕлон адӕмы кой дӕр кӕны, фӕлӕ мӕ кой — нӕ, марды кӕнд мын нӕй, иннӕ мӕрдтӕй уӕлдай дзӕгъæл дӕн ӕз ацы ран.	И мальчик ответил ему: — Много лет прошло с того дня, как пришел я в Страну Мертвых, а отец мой — Урызмаг, который находит время заботиться даже о посторонних людях, совсем забыл обо мне. Не устраивает он по мне поминок, и бесприютен я здесь, бреди мертвецов.
Барастыр, курын дӕ — мӕрдты бӕстӕй мӕ ауадз: ӕз мӕхӕдӕг куы нӕ бакӕнон мӕхи кой, уӕд мӕ фыдӕй рохуаты баззадтӕн. Дзырд дын дæттын: афæдзы кæндæн мӕ цы хъæуы, уый куыддæр ссарон мæхи фæллойӕ, афтӕ фӕстӕмӕ ам æмбæлдзынӕн.	Прошу тебя, Барастыр, отпусти меня на время из Страны Мертвых. Я только добуду все, что необходимо для годовых моих поминок, и даю тебе слово: тотчас вернусь обратно.
— Дæ зӕрдæхудт райсын мӕ нӕ фæнды, фæлӕ уымæн фӕрӕз не ‘рцӕудзæн, — загъта Барастыр,—— Куыддӕр мæрдтӕ уый базоной, афтӕ дзы иу дæр ам нал фӕлӕудзæн, ныр дæр тыххæйты лæууынц мӕрдты бӕсты.	— Трудно мне отказать тебе в просьбе твоей, но ты просишь о том, что нельзя исполнить, — ответил Барастыр. — Ведь если другие мертвецы узнают о том, что отпустил я тебя, никто из них не останется здесь. Я и теперь с трудом удерживаю их в Стране Мертвых, а как их удержу тогда?
— Уымӕн дын ӕз амал ссардзынæн: мӕ Аласайӕн йӕ цӕфхӕдтӕ фӕстӕрдӕм асадздзынӕн; мӕрдтӕ мӕ фӕдыл мӕрдты дуармӕ куы фӕуой, уæд сын-иу зӕгъ:	— В этом я тебе помогу, — сказал мальчик. — Задом наперед оберну я подковы на копытах Аласа — коня своего, и когда мертвецы кинутся за мной к воротам Страны Мертвых, то скажи им:
«Ӕркӕсут, ӕмӕ кæд мӕрдтӕй æддӕрдӕм уа фæд, уæд уӕ нал уромын, фӕлӕ æвæдза фӕд мидӕмӕ у, уæд уын дзӕгъӕлы змӕнтын, коммӕ нӕ кӕсын аив нӕу».	«На следы коня посмотрите. Если уходят они из ворот, то не в моей власти удержать вас, но если след ведет обратно, нет вам пути из Страны Мертвых».
Барастыр сразы ис.	Согласился Барастыр.
Лӕппу йӕ Аласайӕн йӕ цæфхæдтӕ фӕстӕрдӕм асагъта ӕмӕ мӕрдты бӕстӕй рафардӕг ис. Йӕ фӕдыл иннӕ мӕрдтӕ базмӕлыдысты ӕмӕ дуармӕ сарӕзтой сӕ ных.	Подковал мальчик Аласа своего так, как задумал, и помчался из Страны Мертвых. Бросились вслед за ним все обитатели Страны Мертвых.
— Кæдæм? — дзуры сӕм дуаргӕс.	— Вы куда? — спросил их у ворот Аминон-привратник.
— Мах дӕр нал лӕууӕм ацы ран, кæд ӕмӕ искӕмæн ардыгӕй фӕстӕмӕ фӕндаг ис, уæд, — загътой мæрдтӕ.	— Если хоть один может уйти отсюда, то никто из нас не останется здесь! — закричали мертвецы.
— Хъуыддаг уал бамбарут, стӕй равзардзыстут, цы уыл æмбӕлдзӕн бакӕнын, уый, ӕркӕсут уал фæдмӕ.	Аминон сказал: — Посмотрите на следы коня и вы поймете, что никто не ушел отсюда.
Мæрдтӕ ӕркастысты, æмӕ фæд мидæджырдӕм куы уыди, уӕд та сӕ алчи дӕр ӕрынцад йӕ бынаты.	Взглянули мертвецы и, увидев, что след подков ведет в Страну Мертвых, успокоились, и опустился каждый на свое место.
Уырызмæджы ӕнӕном фырт, Донбеттырты хъан, Нарты хъӕумӕ бараст и. Ӕхсӕртӕггаты зӕрод хӕдзармӕ бадзырдта.	А мальчик, питомец Донбеттыров, сын Урызмага, не получивший имени, прискакал в селение нартов, подъехал к древнему дому Ахсартаггата и громко позвал хозяев.
Дзурынмӕ рацыди хæдзары æфсин Сатана. — Уырызмæджы агурын, кæд ӕмӕ стӕры ахæтиккам иумӕ Ӕмхицхӕрӕн Бӕрӕг обауыл ӕм ӕнхъӕлмӕ кӕсдзынӕн.	Вышла на зов сама Шатана. — Ищу Урызмага, — сказал маленький всадник. — Не отправится ли он со мною в поход? Скажи ему, что буду я ждать его на Памятном Кургане.
Хæдзармӕ баздæхт Сатана æмӕ дзуры: — Лӕгай, дӕ зӕронд сӕр хъазинаг сси — дуармӕ дӕ иу ӕнӕнтыст лӕппу, саргъы гоппӕй зынгӕ дӕр нӕ кӕны, ахӕм, агуры ӕмӕ дӕ хоны стӕры. Ӕмхицхӕрӕн Бӕрӕг обауыл, дам, дӕм ӕнхъӕлмӕ кӕсдзынӕн.	Вернулась Шатана в дом и сказала: — Стар ты стал, хозяин. Глумиться стали над седой головой твоей. Прискакал сейчас дерзкий мальчишка, которого из-за луки седла не видно, и велел тебе передать, что зовет тебя вместе с ним в поход. «Буду, мол, ждать Урызмага на Памятном Кургане».
— Тагъд мӕ барӕвдзытӕ кӕн балцмӕ, не ‘фсин, — уыимӕ мӕ хӕтӕны цӕугӕ чи фена, уый мыл худгӕ дӕр фӕкӕндзӕн, фӕлӕ ӕз ме ‘гъдау нал фехалдзынӕн, мæхи нал аивдзынӕн зӕрондырдӕм: мӕхицӕн хӕсыл цы нымадтон, уый ӕххӕст кӕндзынӕн, цалынмӕ мӕ цӕст ӕрттива, уалынмӕ.	— Торопись, хозяйка нашего дома! Снаряжай скорее меня в поход. Конечно, если кто увидит меня, отправляющегося в поход с этим мальчишкой, он надо мной посмеется. Но не могу я изменить своему обычаю — поздно переделываться мне под старость. Пока глаза мои блестят из-под бровей, буду поступать я по чести.
Уырызмӕг нырмӕ дӕр никӕй ма аздӕхта, чи йӕ агуырдта, уыдонӕй, ныр дӕр нал аздахдзӕн.	За всю жизнь Урызмаг никогда не отказал тому, кто звал его товарищем в поход! Не откажу и теперь.
Сатанайы нӕ фӕндыд, Уырызмӕг уыцы лӕппуимӕ стӕры ацыдаид, уый; куы ‘ризӕр ис, уæд ракодта ӕртӕ мыдамӕсты ӕмӕ скуывта:	Не хотелось Шатане отпускать Урызмага с этим дерзким мальчишкой. И, когда настал вечер, испекла она три заветные медовые лепешки и помолилась над ними:
— Хуыцауты Хуыцау, мӕхи Хуыцау, кӕд мӕ истӕмӕн сфӕлдыстай, уӕд авд азы дӕргъы цы мит, цы къӕвда ӕруаринаг у, уый ахсӕв куыд ӕруара, стӕй зилгӕ дымгӕ, тухгӕ уад куыд сыста, ахӕм хорз мын ракӕн — кӕд ӕмӕ уыцы ӕнӕнтыст, уыцы фӕхъӕуинаг байсӕфид, ӕмӕ нӕ зӕронд баззаид нӕ хӕдзары.	— Бог богов, мой бог, если ты для чего-то создал меня, то прошу тебя, окажи мне милость! Пошли сегодня ночью на землю все те снега и дожди, которые предназначены тобою на будущие семь лет. Подыми вихри и ураганы. И надеюсь я, что этот дерзкий мальчишка, достойный гибели, найдет ее в эту ночь, а старик наш останется дома.
Уайтагъд арв ӕрбахгæдта. Уарын байдыдта ӕмӕ ӕхсӕв-бонмӕ ныууарыд ӕнусы цъити ӕмӕ залты мит, стӕй сыстад зилгӕ дымгӕ, тухгӕ уад ӕмӕ бӕстӕ хаста: хӕдзарӕй хæдзармӕ акӕсӕн нал уыди.	И только взмолилась она, как небо заволокло, опустились тучи, пошел дождь, всю ночь валил снег — такого снега никогда не видели люди. Вековые льды двинулись с гор, вихрь закружился над землей и слепил всякого, кто пытался пройти из дома в соседний дом.
Уырызмӕг уæддӕр сӕударӕй саргъ авæрдта йӕ хъулон Ӕрфӕныл ӕмӕ араст ис. Миты лӕгӕрдгӕ, тыхтӕ-амӕлттӕй Ӕмхицхӕрӕн Бӕрӕг обаумӕ куыд бахӕстӕджытӕ ис, афтӕ кӕсы,	Но все же Урызмаг чуть свет оседлал своего пегого Арфана и отправился, пробиваясь сквозь льды и сугробы. Издалека увидел он сквозь мятущийся снег — черной горой высится Памятный Курган и снега на нем нет.
ӕмӕ обау сау дары, обауыл хуыссы лӕппу, йӕ саргъ — йӕ нывӕрзӕн, æфтаугӕ — йӕ быны, нымӕг — йӕ уӕлӕ, йӕ алыварс авд мусуаты бӕрц цъӕх нӕууӕй лӕууы, ӕмӕ йӕ Аласа астӕумӕ кӕрдӕгыл хизы.	Подъехал Урызмаг и видит: мальчик лежит на холме, расстелил он попону, под головой — седло, накрыт он буркой, и вокруг него зеленая поляна — семь гумен можно поставить на ней. По пояс поднялась трава на этой поляне, и пасется на этой траве конь мальчика — Аласа.
«Зæд у, дуаг у, ӕви, цымӕ, цавӕр диссаг у ай!» — загъта Уырызмӕг йӕхинымӕры.	— Небесный ли это дух или земной, все равно это чудо, — тихо сказал Урызмаг.
Уалынмӕ бахӕццӕ ис обаумӕ, лӕппуйы уӕлхъус ӕрурæдта йӕ хъулон Ӕрфӕны ӕмӕ дзуры: — Цы фæдӕ, лӕппу, уӕлӕмӕ! Фӕндаг даргъ у, бон — цыбыр, цӕуын хъӕуы.	На верном своем Арфане поднялся он на холм и обратился к спящему: — Мальчик, вставай, дорога длинна, короток зимний день. Надо отправляться.
Лӕппу фестади, арӕвдзытӕ кодта йӕхи, бӕхыл абадт, ӕмӕ фӕцӕуынц — разӕй Уырызмӕг йӕ хъулон Ӕрфӕныл, йӕ фӕстӕ — лӕппу йӕ Аласайыл.	Вскочил мальчик, быстро снарядился, сел на коня, и они тронулись. Впереди Урызмаг на пегом своем Арфане, а следом за ним мальчик на своем Аласа.
Цӕуынц, цӕуынц, зилгӕ дымгӕ, тухгӕ уад нал ӕнцайы. Уырызмæджы хъулон Ӕрфӕн мит фады йӕ мӕргъгӕйӕ; хаттӕй-хатт дзы афсӕры йӕ бырынчъытӕ.	Едут они, а снежный ураган что ни час, то злее. Конь Урызмага, пегий Арфан, разбрасывает тучи летящего снега своей могучей грудью, прикрытой нагрудником, и все труднее ему идти, спотыкается он, и снег забивает его ноздри.
Лӕппуйы бӕх йӕ фӕстӕ сау зӕххыл хизгӕ цӕуы. Ӕрфӕны ӕууӕлтӕ хорз нал сты —фӕллайын байдыдта.	А конь Аласа идет за ним следом, и там, где проходит он, тает снег, и черная земля выступает. Задыхаться стал конь Урызмага,
Уæд лӕппу дзуры Уырызмӕгмӕ: — Цыфӕнды худинаг фӕуæд, — ӕз цӕуын разӕй, стӕй кӕстӕрӕн разӕй ацӕуын мауал уӕд худинаг ардыгӕй фӕстӕмӕ!	и сказал тогда мальчик: — Я поеду вперед — пусть с сегодняшнего дня не будет позором, если младший поедет впереди старшего.
Куыддӕр аразӕй ис, афтӕ мит авд мусуаты бӕрц сау кодта йӕ бӕхы улӕфтӕй, ӕмӕ йӕ фӕстӕ Уырызмæджы Ӕрфӕн цыди сауыл.	И только он опередил Урызмага, как от горячего дыхания коня его стал таять снег и широкая черная дорога легла перед ними — семь гумен можно было поставить на ней.
Ауадысты иудзӕвгар. Уырызмӕг дзуры: — Лӕппу, рацыдыстӕм хӕтӕны ӕмӕ уынаффӕ бакӕнæм: кæдӕм цӕуӕм, кӕм фӕлӕбурӕм?	Долго ли, коротко ли ехали они, но вот сказал Урызмаг: — Теперь, юноша, надо нам посоветоваться, на каких врагов наших напасть нам?
— Ӕнӕхӕрд бӕстӕ ма дын цы ран ис, уырдӕм мӕ фӕхон, — загъта лӕппу.	— Поведи меня в такую вражескую страну, в которой ты ни разу еще не воевал.
— Ахӕм бӕстӕ ма мын бӕргӕ баззад — Терк-Турчы бӕстӕ, уый хуызӕн ма хъӕздыг бӕстӕ уӕвгӕ дӕр нӕ уыдзӕн: фысвос зӕгъай, стурвос, бӕхрӕгъӕуттӕ,— аздахын дӕр сӕ нӕ фӕразынц сӕ гӕстæ,	— Только одна осталась такая страна — Терк-Турк называется она. Нет на свете богаче ее. Там столько овец, скотины, столько лошадей, что когда они идут по дороге, то пастухи не могут повернуть их на другую дорогу.
фӕлӕ ӕнцон нӕу ныфс бахӕссын уырдӕм: ахизын ӕм хъӕуы денджызыл, стӕй рӕгъӕуттӕ, дзугтӕ хъахъхъӕнынц ӕфсӕн уырс, ӕфсӕндзых бирӕгъ ӕмӕ ӕфсӕндзых хъӕрццыгъа.	Но нелегко добраться в ту страну. Нужно переплыть бурливое море, а потом одолеть тех, кто охраняет стада, табуны и отары терк-турков — железного жеребца, волка, у которого пасть окована железом, и ястреба с железным клювом.
— Уӕдӕ уырдӕм дарӕм нӕ фӕндаг, нӕ амонд бавзарӕм, чи зоны, ӕмӕ нӕ къухы исты бафта, — загъта лӕппу.	— В ту страну и направимся мы! — сказал мальчик. — Попытаем там наше счастье, может, что-нибудь и попадет нам в руки.
Денджызы былмӕ бахӕццӕ сты. Сӕ бӕхтӕ фӕцарӕзтой денджызы; доны кӕсагау архайдтой бӕхтӕ ӕмӕ уайтагъд иннӕ фарс фесты.	Достигли они берегов бурливого моря, направили коней своих вплавь, как рыбы поплыли их кони и перенесли их на другой берег.
Ӕрынцадысты денджызы был. Лӕппу хорз цынадта йӕ бӕхы стӕй фелвӕста ӕнӕдон сасым ӕмӕ йӕ уымӕй байсӕрста; уый фӕстӕ йӕ уырыл стулын кодта.	Вышли они на берег. Искупал мальчик своего Аласа, обмазал его клеем, что без воды клеет, и заставил его вываляться в прибрежном щебне.
Ноджы та йӕ байсӕрста сасымӕг хуырджыны йӕ стулын кодта, йемӕ Аласа хохы йас сси.	Затем он снова обмазал его клеем и вывалял его теперь в песке. И стал Аласа ростом с гору.
Ӕвӕдза, Терк-Турчы рӕгъӕуттӕм бахӕццӕ сты, афтӕ ӕрхызтысты сӕ бӕхтӕй. Лӕппу ракъахта дыууӕ уӕрмы, иу — йӕхицӕн, иннӕ — Уырызмӕгӕн ӕд бӕх, ӕмӕ загъта:	Вот добрались наши всадники до табунов терк-турков, спешились, и вырыл мальчик две ямы — одну для себя, другую для Урызмага с его конем. И сказал мальчик Урызмагу:
— Уырызмӕг, ныртӕккӕ мӕ бӕх хӕцын байдайдзӕни ӕфсӕн уырсимӕ.	— Гляди, Урызмаг. Сейчас конь мой будет сражаться с железным жеребцом.
Райдианы хӕцдзысты зӕвӕтӕй, ӕмӕ сӕ болат цӕфхӕдтӕ кӕрӕдзиуыл хойын куы сисой, уӕд ахӕм арт ссӕудзӕни, ӕмӕ зӕххы цъар судздзӕни.	Сначала будут они лягать друг друга задними копытами, и, когда их булатные подковы ударятся друг о друга, тогда вспыхнет огонь и загорится земля.
Хъахъхъӕн дӕхи. Уӕлӕмӕ ма скӕсай: фыдбылыз дыл сӕмбӕлдзӕни. Уыйфӕстӕ лӕбурдзысты кӕрӕдзимӕ дӕндагӕй, хӕцдзысты армаццагӕй. Сӕ комы тӕфӕй сыстдзӕн ахӕм дымгӕ, ӕмӕ зӕххы цъар уылынджы бӕрц хӕсдзӕн.	Берегись и не вздумай выглянуть тогда из ямы, не то несчастье постигнет тебя. Потом они будут кусаться и бить друг друга передними копытами, и такой ветер поднимется от их бурного дыхания, что на целую пядь разнесет он верхний слой земли.
Фӕдзӕхсын дын: дӕ бынатӕй ма фезмӕлай, на ‘мӕ дӕ куый-дур, куый-хъӕд бакӕндзӕн. Афон куы уа, уӕд дӕм бӕрӕг уыдзӕн мӕхицӕй.	Не двигайся с места в это время, не то прах твой развеется по лесам и равнинам. Когда же настанет время действовать, я сам скажу тебе об этом.
Хӕцынӕй нал ауӕрдынц ӕфсӕн уырс ӕмӕ Аласа. Сӕ болат цӕфхӕдты цӕхӕрӕй ахӕм арт сцырын ис, ӕмӕ зӕххы цъар судзы. Йӕхи нал баурӕдта Уырызмӕг, скасти уӕрмӕй, ӕмӕ схӕцыдысты йӕ даргъ зачъетӕ.	Сражаются, не щадя друг друга, железный жеребец и конь юноши — Аласа. От искр их булатных подков такой огонь разгорелся, что вспыхнула земля. Не сдержал Урызмаг любопытства, выглянул из ямы, и запылала длинная его борода.
Лӕппу йӕм фӕцарӕхст, ахуыссын кодта зачъетӕ ӕмӕ загъта: — Амӕй фӕстӕмӕ фӕтк фӕуӕд, дӕ зачъетӕй ма цӕйбӕрц баззад, уый дӕргъӕн зачъетӕ дарын!	Мальчик ловко потушил ее и сказал: — С этого времени да будет новый обычай: носить бороды такой длины, какой она стала сейчас у тебя.
Банцадысты ӕфсӕн уырс ӕмӕ Аласа зӕвӕтӕй хӕцынӕй; бавнӕлдтой дӕндагӕй ӕмӕ армаццагӕй. Ракодта ахӕм дымгӕ, ӕмӕ зӕххы цъар уылынджы бӕрц хаста.	Железный жеребец и Аласа пустили в ход зубы и передние копыта. Такой поднялся ветер, что на целую пядь завихрил он верхний слой земли.
Нал та фӕлӕууыд Уырызмӕг — йӕ сӕр сдардта уӕрмӕй, ӕмӕ йын дымгӕ йӕ сӕры кӕхц айста ӕмӕ йӕ фӕхӕссы.	И опять не сдержал Урызмаг своего любопытства. Поднял он голову из ямы, и сорвал ветер верхнюю часть его черепа и понес ее прочь.
— Ӕгъуыстуай куыд фӕдӕн, гъе, мӕ хистӕр ӕнӕ сӕры кӕхцӕй зайдзӕн! — загъта лӕппу ӕмӕ сгӕпп кодта уӕрмӕй. Сӕры кӕхц тулгӕ-тулын рацахста. Уырызмӕджы сӕрыл ӕй ӕркодта ӕмӕ дзуры:	— Этак, пожалуй, мой старший останется без головы, — сказал мальчик, выпрыгнул из ямы, догнал верхнюю часть черепа Урызмага, которую далеко унес ветер. И, надев ее на голову Урызмага, сказал он:
— Амӕй фӕстӕмӕ Нартӕн сӕ сӕры кӕхцытӕ сисгӕ мауал уӕнт!	— Пусть с этого времени верхняя часть черепа нартов не снимается больше.
Уый размӕ-иу Нартӕй алчи дӕр систа йӕ сӕры кӕхц, ӕрдаста-иу ӕй ӕмӕ та-иу ӕй фӕстӕмӕ ныккодта.	А до этого было так, что любой нарт мог снять верхнюю часть своего черепа (чтобы удобнее было брить голову), а побривши, снова надевал ее.
Бӕхтӕ хӕст нӕма фесты, афтӕ сыл ӕфсӕндзых бирӕгъ йӕхи рауагъта. Лӕппу йыл фат суагъта, ӕмӕ, — дӕ балгъитӕг уыйау,— фӕмард ис бирӕгъ уыцы ран.	Еще не закончили кони сражения, а волк с железной пастью кинулся на помощь железному жеребцу. Пустил в него мальчик стрелу, и — пусть будет так с каждым, кто тебя проклянет! — волк остался на месте.
Лӕппу йын йӕ хъус слыг кодта ӕмӕ йӕ йӕхимӕ бафснайдта. Уалынджы ӕфсӕндзых хъӕрццыгъа дӕр ратӕхы; лӕппу та уымӕ дӕр фӕцырд ис, фатӕй йӕ фехста, ӕмӕ хъӕрццыгъа зӕххыл йӕ базыртӕ батылдта. Уымӕн дӕр та лӕппу ракъуырдта йӕ сӕр ӕмӕ йӕ афснайдта.	Отрезал у него мальчик одно ухо и спрятал его у себя. А ястреб с железным клювом летел уже на помощь коню. И снова мальчик показал свою ловкость — пустил стрелу в ястреба, и, только раз взмахнув крылами, распластался ястреб на земле. Срубил ему мальчик голову и тоже спрятал ее.
Ӕфсӕн уырс ӕмӕ Аласа кӕнынц сӕ хӕсты кой. Уырс фӕлӕбуры Аласамӕ, ӕмӕ байдзаг вӕййы йӕ дзых дур ӕмӕ хуырӕй. Фӕстагмӕ Аласайӕн байдыдта тынгдӕр ӕнтысын.	А кони все не могут одолеть друг друга. Не раз хватал жеребец железными своими зубами шею Аласа, но песком и щебнем наполнялся его рот, и не мог жеребец загрызть Аласа. Стал Аласа брать верх.
Ӕфсӕн уырс зӕххы афсӕрста йӕ зонгуытӕ. Лӕппу баскъӕфта йӕ саргъ, уыцы хуызӕнӕй йӕ авӕрдта уырсыл ӕмӕ балиуырдта йе рагъмӕ.	Упал железный жеребец на колени. Схватил мальчик свое седло, вмиг оседлал жеребца и вскочил ему на спину.
— Цы фӕдӕ, Уырызмӕг? Тӕргӕ тагъд Терк-Турчы рӕгъӕуттӕ, ӕз цӕуон ӕмӕ фехъусын кӕнон сӕ хицӕуттӕн!	— Эй, Урызмаг, скорее гони прочь стада терк-турков, а я должен известить хозяев о том, что угнаны их стада.
— Фӕлтау нӕ фӕндаг дарӕм, сурӕг нӕ нӕй, тыхгӕнӕг иннӕ ахӕм, — загъта Уырызмӕг.	— Пока никто не преследует нас, лучше бы нам отправиться своей дорогой, — сказал Урызмаг.
— Уый мӕ сӕрмӕ нӕ бахӕсдзынӕн. Стӕй нӕ фосы конд ӕнӕ фӕдисӕй атӕрӕм, уый аккаг дӕр нӕу.	— Честь не позволяет мне без погони, украдкой угнать такую большую добычу.
Ӕфсӕн уырсы базмӕлын кодта, Терк-Турчы дзыллӕ куывды кӕм бадтысты, уым балӕууыди ӕмӕ дзуры:	Пир был в то время у народа страны Терк-Турк. И вдруг видят пирующие: скачет мальчик на железном жеребце. Подскакал он к месту пиршества и крикнул:
— Фӕдис, Терк-Турк, уӕ рӕгъӕуттӕ уын фӕтардӕуы!	— Тревога, терк-турки! Все ваши табуны, все богатства ваши угоняют!
Кӕстӕртӕ хистӕртӕн фехъусын кодтой уацхъуыд. Хистӕртӕ загътой: — Уый хӕрд, нозт чи агуры, ахӕм уыдзӕни; ацӕут ӕмӕ йӕ ӕрбакӕнут нӕ размӕ, мах ын уазӕджы уынд фӕкӕнӕм.	Услышали младшие тревожную весть и сообщили ее старшим. Старшие сказали: — Этот человек ищет, где бы поесть и выпить. Пригласите его, мы примем его как гостя.
Кӕстӕртӕ ауадысты лӕппумӕ ӕмӕ йӕ мидӕмӕ хонынц.	Побежали к мальчику младшие терк-турки и пригласили его в дом, где шло пиршество.
Лӕппу ӕрхызт ӕфсӕн уырсӕй. Бӕхбӕттӕныл ӕй бафтыдта ӕмӕ хистӕрты размӕ бацыд. Фынгтыл рахаста йӕ цӕст. Систа ӕфсӕндзых хъӕрццыгъайы сӕр ӕмӕ ӕфсӕндзых бирӕгъы хъус.	Соскочил мальчик с железного жеребца, привязал его к коновязи и прошел туда, где пировали старейшины терк-турков. Окинул он взглядом накрытые столы, достал голову ястреба и ухо волка.
Сӕр хистӕрты фынгмӕ баппӕрста, хъус — кӕстӕрты размӕ ӕмӕ загъта:	Голову бросил он туда, где пировали старшие, ухо бросил он младшим. (И тех, и других угостил тем, чем полагается по обычаю,) и сказал:
— Хистӕртӕ, сӕр хъуаг уыдыстут, ӕмӕ уын мӕнӕ уый сӕр; сымахӕн та, кӕстӕртӕ, мӕнӕ хъус, ӕгъдау куыд амоны, уымӕ гӕсгӕ; уӕртӕ уын, уӕдӕ, бӕхбӕттӕны та уе ‘фсӕн уырс.	— Недоставало вам, старшие, головы — вот вам голова. Не хватало вам, младшие, уха — вот вам ухо. А вон у коновязи ваш железный жеребец.
Хорзау нал фесты ӕмбырды адӕм: ныфс сӕ кӕмӕй уыди, уыдон сӕ къухӕй фӕцух сты.	Смятение охватило пирующих — поняли они, что лишились надежных своих сторожей.
Лӕппу рауади, йӕхи баппӕрста ӕфсӕн уырсыл ӕмӕ араст ис Уырызмӕгмӕ.	А мальчик уже вскочил на железного жеребца и поскакал догонять Урызмага.
Хъӕугӕронмӕ куы рахæццӕ ис, уæд кӕсы, ӕмӕ урсхил зӕронд ус ӕхсӕз обауы ӕхсӕн бады ӕмӕ радыгай обӕуттӕм кӕуы, хъарджытӕ сӕм кӕны.	Выехал он за околицу и видит: сидит между шестью курганами седая старуха и плачет, причитает, оборачиваясь по очереди к каждому кургану.
«Ай та цавӕр диссаг уа?» — загъта лӕппу йӕхинымӕры.	«Что за диво такое?» — подумал мальчик.
Уалынмӕ йӕм зӕронд ус дзуры: — Ӕруай, мӕ дзидзи мын дӕ дзыхы акӕн, фӕдисӕй тас нӕу нырма: чи зоны, кӕд срӕвдз уыдзысты?! Фӕлӕ дӕм кӕй дзурын, уый дӕм диссаг ма фӕкӕсӕд. Авд фырты мын уыди, ӕмӕ дзы ӕхсӕзӕй бавдӕлон дӕн, мӕнӕ дын адон сӕ обӕуттӕ. Мӕрдты бӕстӕм аивгъуыдтой знаджы къухӕй.	И тут старуха сказала ему: — Было у меня семь сыновей. Шесть из них ушли в Страну Мертвых. Когда враги пытались угнать стада терк-турков, погибли они, защищая наше достояние. Один только сын остался у меня.
Терк-Турчы рӕгъӕутты фӕстӕ фӕдисы уайгӕйӕ. Тыхгӕнӕг дӕ: бӕрӕг у дӕ ахастыл. Фӕдис дыл стыхджын уыдзӕн, мӕ фырт уайдзӕн сӕ разӕй, тыхсын дӕ кӕндзӕн, фӕлӕ-иу ын мӕн тыххӕй, сидзӕргӕс усы тыххӕй, ныггӕдзӕ кӕн, мӕ иунӕг фӕуӕд де уазӕг!	Знаю, поскачет он в погоню за вами, угнавшими наши стада. По сноровке и повадкам твоим видно — ты отважен, и сын мой, который будет впереди всех, нападет на тебя. Но пожалей его ради меня, ради вдовы-матери. Пусть мой единственный сын найдет в тебе покровителя. И в знак этого стань мне молочным сыном, а ему молочным братом — возьми в рот грудь мою.
Лӕппу ӕфсӕн уырсӕй ӕргӕпп кодта, бауади ӕмӕ идӕдз усы дзидзи акодта йӕ дзыхы ӕмӕ йын дзырд радта, Нӕртон лӕджы дзырд, йӕ иунӕг ф ыртӕн ын кӕй ницы кӕндзӕн, уый тыххӕй.	Соскочил мальчик с железного жеребца, взял в рот грудь старой вдовы и дал ей слово — крепкое слово нартского человека, что не причинит он зла ее единственному сыну.
Зӕронд ус бацамыдта лӕппуйӕн, йӕ фырт цы хуызӕн уыдзӕн фӕдисы, уый.	Старуха рассказала мальчику, как выглядит сын ее.
Лӕппу та абадти ӕфсӕн уырсыл ӕмӕ тӕргӕбӕхӕй Уырызмӕджы цур фестад.	Снова вскочил мальчик на железного жеребца и пустился вскачь и вскоре догнал Урызмага.
Денджызы сӕ фосы конд баскъӕрдтой ӕмӕ иннӕ фарс фесты. Фӕцӕуынц, ӕмӕ сӕ мӕнӕ иу барӕг йӕ разӕй ӕрбатымбыл кӕны.	Переправили они стада и табуны через море, погнали их дальше и тут услышали — скачет за ними всадник.
— Цӕугӕ, Уырызмӕг, ды фосы кондимӕ, фӕдисимӕ истӕмӕйты архайдзынӕн мӕхӕдӕг.	— Угоняй, Урызмаг, добычу, а я постараюсь задержать погоню. (Так они и сделали.)
Барӕг фестад йӕ уӕлхъус. — Гъӕ, куыдзӕй чи райгуырди, уыцы куыдз, — дзуры барӕг, — кӕй фос фӕтӕрыс, кӕ? Фӕцӕудзынӕ мын, кӕд лӕг уай, уӕд, —	— Эй ты, собака, собакой порожденная, — кричит издали всадник и скачет все ближе. — Да знаешь ли ты, чьи стада ты угнал? Если ты мужчина, не пытайся бежать от меня.
ӕмӕ лӕппуйы фӕрсты фӕттӕ бындзытау тӕхын байдыдтой.	И, как мухи, зажужжали стрелы вокруг мальчика.
— Дзырд радтон дӕ мадӕн, йӕ дзидзи йын мӕ дзыхы бакодтон, мад дзы загътон, — ма мӕ хъыгдар, ауадз мӕ мӕ фӕндагыл,— дзуры йӕм фӕстӕмӕ лӕппу.	— Нельзя мне тронуть тебя. Я мать твою назвал своей матерью, я держал ее грудь во рту своем и дал ей слово сберечь тебя. Не мешай же мне следовать своей дорогой, — ответил ему мальчик.
Фӕдисон коммӕ нӕ бакаст. Ӕгӕр-ӕгӕр куы стыхсын кодта лӕппуйы, уӕд уый дӕр фат суагъта, ӕмӕ фӕдисонӕн дарӕсӕй буары ӕхсӕн суад, бӕхӕй йӕ айста ӕмӕ йӕ зӕхмӕ нывдызта.	Не слушает его преследователь, запальчиво бранясь и одну за другой пуская стрелы, скачет все ближе. И пустил тогда мальчик одну-единственную стрелу, прошла эта стрела, не затронув тела, через одежду преследователя, сорвала его с коня и пригвоздила к земле.
Схӕц-схӕц ма бӕргӕ фӕкодта фатыл фӕдисон, фӕлӕ йын фат змӕлын дӕр нал бакуымдта. Фӕдис ӕй уыцы хуызӕнӕй ӕрбаййӕфтой. Уыдон дӕр фӕцархайдтой фатыл, фӕлӕ йын сӕфтауынӕн ницы бафӕрӕзтой. Уӕд баздӕхтысты ӕмӕ йын цирхъӕй ныллыг кодтой йӕ дарӕс ӕмӕ йӕ афтӕмӕй суӕгъд кодтой.	Тщетно пытался он вырвать ее из земли — даже с места сдвинуть ее он не мог. Подскакали другие преследователи, и все вместе пытались они вытащить стрелу, но не хватило у них на это силы. Пришлось им мечом разрубить доспехи и разрезать одежду его и только так удалось им освободить заносчивого сына старухи.
Хӕцын байдыдтой фӕдисонтӕ лӕппуимӕ. Хӕцынц, ӕмӕ разӕй лӕппу цӕгъды фӕдисонты, фӕсте та сӕ туджы зӕй ласы. Афтӕмӕй сӕ ӕрдӕг фӕкодта. Чи ма сӕ баззад, уыдон куы бамбӕрстой, сӕ бон ын ницы бауыдзӕн, уый, уӕд фӕстӕмӕ аздӕхтысты.	Бросились люди страны Терк-Турк на мальчика, началось сражение; половину войска терк-турков перебил мальчик, и так много было пролито крови, что потоки ее уносили прочь тела мертвых. И те, кто остались в живых, поняли, что не одолеть им отважного бойца, и ни с чем возвратились они в свою страну.
Уырызмӕг ӕмӕ лӕппу ‘рбатардтой сӕ фосы конд Нартмӕ. Уарӕн фӕзы сӕ ӕрурӕдтой. Ӕмӕ лӕппу дзуры Уырызмӕгмӕ: — Ды хистӕр дӕ, ӕмӕ хъуамӕ фосы конд ды байуарай!	Урызмаг и мальчик благополучно пригнали добычу в селение нартов, на Площадь Дележа. И сказал мальчик Урызмагу: — Ты старший, потому тебе надлежит разделить добычу нашу.
— Ӕз сӕ нӕ байуардзынӕн: фос ды фӕкодтай, — загъта Уырызмӕг.	— Зачем буду делить я то, что добыто тобой? — ответил Урызмаг.
Уӕд лӕппу иу урс гал рахицӕн кодта фосӕй ӕмӕ йӕ хицӕнӕй ӕрбаста зӕлдаг синагӕй, иннӕ фос ӕртӕ дихы акодта ӕмӕ загъта:	Тогда мальчик выбрал белого вола и отдельно привязал его шелковой веревкой. Всю остальную добычу разделил он на три части и так сказал Урызмагу:
— Мӕнӕ дын уый дӕ хистӕрӕггаг, иннӕ дын ӕмбалы хай, ӕртыккаг та дын мӕхи хай; ацы галӕй та мӕнӕн мӕ афӕдзы кӕнд ахицӕн кӕ. Дунеты дӕр ма хыгътай мӕрдтӕм, ӕрмӕст мӕ ном — дӕ фырты ном, дӕхи къухӕй мӕрдтӕм чи бацыди Донбеттырты хӕдзары, уый ном, — ницӕмӕй ссардтай.	— Первая доля тебе, как старшему. Вторая, как товарищу по походу, тоже тебе. А третья часть — моя, ее тоже дарю я тебе. А этого вола возьми и справь по мне годовые поминки. Всем покойникам воздавал ты почет, только меня, безымянного сына твоего, которого в доме Донбеттыров сам ты послал в Страну Мертвых, только меня никогда и ничем ты не помянул.
Йӕхӕдӕг йӕ Аласайыл абадтис, хӕрзбон загъта Уырызмӕгӕн ӕмӕ араст ис мӕрдты бӕстӕм.	И вскочил он на коня своего Аласа, махнул на прощание рукой Урызмагу и поскакал в Страну Мертвых.
Уырызмӕг йӕ цӕстысыг ӕрызгъӕлдта ӕмӕ йӕм фӕсте хъӕр кӕны: — Иу каст ма мӕм уӕддӕр фӕкӕн!	Покатились слезы по щекам Урызмага, закричал он вслед сыну своему: — Хоть еще раз обернись ко мне!
Лӕппу йӕм нал фӕкаст, мӕ рӕстӕг нал у, зӕгъгӕ. Уырызмӕг рӕгъауы раскъӕрдта ӕмӕ, Сатанамӕ куы ‘рхӕццӕ ис, уӕд ӕм дзуры:	Но не оглянулся мальчик и только крикнул Урызмагу: — Нет у меня больше времени, надо мне торопиться. Пригнал Урызмаг домой добычу и сказал Шатане:
— Уӕ не ‘фсин, ды йӕ цинӕй кӕмӕн цардтӕ ӕмӕ йӕ уындӕй кӕмӕн нӕ бафсӕстӕ, уыцы лӕппуимӕ дын уыдтӕн ӕз хӕтӕны!	— О, хозяйка наша, ведь я был в походе с тем самым мальчиком, который был твоей радостью и на которого ты не нагляделась при жизни.
Сатана Уырызмӕджы уым фӕуагъта, афтӕмӕй лӕппуйы сурын байдыдта, сурын байдыдта ӕмӕ йӕм куы бахӕстӕг ис, уӕд ӕм хъӕр кӕны:	И услыхав об этом, погналась Шатана за мальчиком. Долго гналась за ним и вот начала его догонять и крикнула ему:
— Уӕ, кӕй цинӕй цардтӕн ӕмӕ кӕй уындӕй нӕ бафсӕстӕн, дӕ уынд мын ма бахӕлӕг кӕ, дӕ цӕсгом ма мӕм фездах!	— О, ты, что был моей радостью, о, ты, на которого я не нагляделась при жизни! Хотя бы одного взгляда не пожалей для меня, хоть раз обернись ко мне!
Лӕппу йӕм фӕстӕмӕ нӕ фӕзылдис, фӕлӕ йӕм рахъӕр кодта: — Рӕстӕг мын нал ис, хур аныгуылд.	Не обернулся к ней мальчик. — Солнце заходит, время мое истекает, тороплюсь я в Страну Мертвых! — прокричал он ей.
Сатана куы бамбӕрста, ай мӕм нал ракӕсдзӕни, зӕгъгӕ, уый, уӕд, мӕгуырӕг, скуывта: — Хуыцауты Хуыцау, мӕ Хуыцау, кӕд ды мады зӕрдӕйы кӕсын зоныс, уӕд ма хӕхтыл дыдзы хур ӕрбакӕсын кӕн!	И Шатана, несчастная мать, поняв, что не может он к ней обернуться, взмолилась: — О, бог богов, мой бог! Ведь можешь ты заглянуть н сердце матери! Сделай так, чтобы сегодня на горных снегах задержался подольше солнечный свет — холодное солнце мертвых.
Ӕмӕ уӕд хӕхтыл дыдзы хур ӕрбакасти.	И по молитве ее на высоких горных снегах долго горело, не погасая, холодное тусклое солнце мертвых.
Уалынджы бахӕццӕ ис лӕппу мӕрдты дуармӕ ӕмӕ дуаргӕсмӕ бахъӕр кодта: — Дуар бакӕн!	Достиг мальчик ворот в Страну Мертвых и крикнул привратнику Аминону: — Эй, ворота открой!
— Афон нал у, хур аныгуылди, — радзырдта йӕм дуаргӕс.	— Ты опоздал, солнце уже закатилось, — ответил привратник.
— Нырма раджы у, уӕлӕ ма хӕхтыл хур кӕсы, — дзуры та йӕм лӕппу.	— Нет, рано еще. Вон на горах светит еще солнце мертвых, — обернувшись, показал он на горы.
Дуаргӕс дуар бакодта. Лӕппу, мидӕмӕ бахизон, зӕгъгӕ, куыд загъта, афтӕ иу здӕхт фӕкодта Сатанамӕ. Сатана йын йӕ фӕдджитӕ ӕмӕ йӕ цӕсгом иу уынд акодта ӕмӕ лӕппуйыл йӕ къухдарӕн фехста. Къухдарӕн лӕппуйӕн йӕ къухыл абадти, ӕмӕ йӕ йемӕ мӕрдтӕм бахаста. Уым та Барастыры уӕрагыл сбадти.	Открыл привратник ворота, и в этот миг Шатана увидела своего сына. Мелькнула пола его одежды, на миг увидела она его лицо, и уже закрывались за ним ворота, но бросила она вдогонку свое кольцо, и оно само обвилось вокруг пальца мальчика. С этим кольцом возвратился в Страну Мертвых мальчик и занял свое место на коленях Барастыра.
Сатана дӕр фӕстӕмӕ раздӕхти, ӕмӕ уыцы урс галӕй сӕ лӕппуйӕн стыр хист скодтой, иннӕ фос байуӕрстой Нарты мӕгуыртӕн.	Когда Шатана вернулась домой, зарезали они белого вола и устроили большие поминки по своему мальчику. Весь же остальной скот, добытый им, раздали они нартским беднякам.
Нарты кадджытæ\\ Составители: В.Абаев, Н.Багаев, И.Джанаев, Б.Боциев, Т.Епхиев. Литературный редактор И.Джанаев. Владикавказ: «Алания». 1995. С.33-43.	Осетинские нартские сказания.\\ Составители: В.Абаев, Н.Багаев, И.Джанаев, Б.Боциев, Т.Епхиев. Перевод с осетинского Ю.Либединского. Москва-Владикавказ. 2001. С.35-51.

Добавить комментарий Отменить ответ