21 Д 2.26. 3.5. Нарти Сослан ӕма Агундӕ-рӕсугъд | Нарт Сослан и красавица Агунда |
Нарт адтӕнцӕ ӕма тухтӕнцӕ уӕйгути хӕццӕ дӕр, ӕнӕ уой дӕр; хадтӕнцӕ ӕма, кӕбӕл фембӕлионцӕ, ке нӕ зониуонцӕ, уонӕн ба тухӕ кодтонцӕ, нӕ сӕбӕл аурстонцӕ, сӕ тухӕ сӕбӕл цудӕй.
Хъӕбӕрдӕр си ка тухӕ кодта и Нартӕй, йетӕ цуппар адтӕнцӕ: Урузмӕг, Сослан, Хӕмиц ӕма Батраз. |
Жили-были Нарты, и сражались они с великанами и со всякими иными (врагами), ходили в походы, и если встречались с неизвестными (ранее народами), то бились с ними, беспощадно, не жалея сил.
А самой мощной среди Нартов была четверка: Урузмаг, Сослан, Хамиц и Батраз. |
Нартӕмӕ адтӕй еу кизгӕ – Агундӕ-рӕсугъд1; уой рӕсугъдӕн н’ адтӕй дуйнетӕбӕл, али лӕгигъӕдӕй дӕр — лӕги– гъӕдгун, ӕма ’й Сослан байдӕдта корун, гъемӕ ’ймӕ нӕ кумдта.
И кизгӕ Сослани тасӕй ӕндӕмӕ нӕбал цудӕй, ӕхе банимахста федар рауӕн. |
И была у Нартов девица-красавица Агунда, и не было никого в мире прекраснее ее, никого сноровистей ее, – потому-то Сослан и начал к ней свататься, но она отказывала.
Опасаясь Сослана, девушка перестала выходить и спряталась в надежном месте. |
Хуӕрзгӕнгутӕ ба йин Сосланӕн адтӕй ӕма ’ймӕ, куд фӕууй, уотӕ хабар хастонцӕ, уотӕ, зӕгъгӕ, зӕгъуй, Сослан хъаурӕгин ӕй, мӕнӕй ци кӕнуй, Сосланӕн бинонтӕн нӕ бӕззун, уой аккаг хъаурӕ мӕнмӕ нӕ уодзӕнӕй.
Гъе уотемӕй хъӕбӕр берӕ ӕнзти’й курдта ӕма курдта, ’ма йин хуӕздӕр дзиуапп н’ адтӕй уомӕй уӕлдай, ӕма ма Сослан ӕргъуди кодта еу гъудтаг: «Ӕдта ма ’ймӕ хуйуйнаг рарветон, ӕма мин цума уой дӕр нӕ бакомдзӕнӕй?» |
А у него были свои люди в окружении девушки, и они, естественно, передавали ему ее слова, мол, Сослан силен, зачем я ему, не гожусь я ему в жены, мол, не соответствую я его мощи и способностям.
Так вот многие годы сватался Сослан, но ничего другого от нее он не слышал, и тогда задумал он вот что: «Давай, отправлю-ка я ей шитье; неужто и тогда она не согласится?» |
Ӕ зӕрди ба уӕхӕн унаффӕ ӕрифтудӕй, лӕги закъитӕй кӕрцӕ искӕнун, лӕг рамаридӕ ӕма йин ӕ закъӕ ӕрӕстъегъидӕ.
Цалдӕнги ӕ зӕрдӕ бадардта, нур мин кӕрцхуар уодзӕнӕнцӕ, зӕгъгӕ, уӕдмӕ нӕ ниууагъта ӕ зӕкъитӕ ӕстъегъун. |
А пришло тогда ему на ум такое: сделать шубу (да не из меха, а) из бород. Убивал он человека и срезал ему кожу с подбородка (скальп).
Не прекращал он скальпировать до тех пор, пока, как полагал он, не наберется на шубу. |
Гъе уотемӕй ӕ кӕрцхуар ку исцӕдтӕ’й, уӕд имӕ сӕ рарвиста.
Гъема си, мӕгур, тӕрсгӕ нӕ кодта Агундӕ-рӕсугъд — ӕма йин ӕ хуйуйнаг райста. |
Так вот, набрал он достаточно скальпов на шубу, и послал их к ней.
Конечно же, опасалась его Агунда-красавица, вот и приняла она это шитье. |
Косун райдӕдта ӕнӕгъудгонд закъитӕбӕл, исцӕттӕ сӕ кодта, уӕдта рарвиста Сосланмӕ:
— Цӕй дӕргъӕн ӕма дӕ уӕрхӕмӕ дӕр цӕй уӕрхӕн кӕрцӕ гъӕуй, йеци баредзӕ исесӕ ӕма мин сӕ ӕрбарветӕ! |
Стала она работать с необработанными скальпами, подготовила их, а потом (через посредников) спросила Сослана:
– Сними с себя мерки, какой длины и какой ширины должна быть шуба, и пришли мне их! |
Сослан ӕ цӕстӕ ахемӕ ӕркъуӕрдта, ӕнгъӕлдӕн, мӕмӕ фӕххӕлар ӕй, зӕгъгӕ, ӕма ’ймӕ рарвиста, дӕргъӕмӕ дӕр ӕма ’й уӕрхӕмӕ дӕр куд фӕнда ’дтӕй, уотӕ, йеци баредзӕ.
Агундӕ-рӕсугъд дӕр сӕ гъе уӕдта искарста ӕма сӕ хуйун райдӕдта. |
(Обрадованный) Сослан мысленно подмигнул себе, уж теперь-то она (будет) расположена ко мне! – и отправил ей мерки и в длину, и в ширину.
Агунда-красавица тогда покроила и принялась за шитье. |
Хуцау зонуй, цӕйбӕрцӕ фӕккуста, уой нӕ зӕгъдзинӕн, ӕма еу афони ба кӕрцӕ исцӕдтӕ ’й, байхудта.
Гъема ’ймӕ уӕдта рарвиста: — Дӕ кӕрцӕ равдзӕ ’й, фал ма ’й реутӕ гъӕуй; сӕхецӕй сӕбӕл нӕ федауй, фал ӕндӕр йестӕмӕй (гъома: ӕндӕр йесге царӕй). |
Бог знает, сколько она работала, мы этого не скажем, только в какой-то момент шуба оказалась готова, пошила она ее.
И послала она ему (весть): – Готова твоя шуба, только еще отвороты для нее нужны, из того же (меха) не подойдет, (лучше) из чего-то другого (в смысле: из какой-то другой кожи). |
Сослан имӕ ӕрбарвиста:
— Ду ӕй хуӕздӕр зондзӕнӕ, ци’йбӕл хуӕздӕр исбаддзӕнӕй реутӕн, ӕма мин уой фегъосун кӕнӕ! Кизгӕ райста йеци хабар ӕма ӕрсагъӕс кодта: «А мӕ цард нӕбал ниууадздзӕнӕй, ӕма ’йбӕл йести цӕмӕй ӕрцӕуа, уомӕн амал искӕнон, зӕгъгӕ, ӕндӕра мин кӕрци худ ку фӕйна, уӕд мӕ ӕгириддӕр нӕбал ниууадздзӕнӕй». |
Сослан (в ответ) шлет к ней (весть):
– Ты сама лучше будешь знать, что лучше подойдет на отвороты; сообщи мне! Получив это известие, девушка задумалась: «Этот не отстанет. Придумаю-ка я что-нибудь, чтобы с ним что-то произошло, а не то, увидев крой шубы, он вообще от меня не отцепится». |
И кизгӕ ’ймӕ рарвиста:
— Берӕ фӕссагъӕс кодтон, цӕмӕй дин хуӕздӕр уодзӕнӕй дӕ реутӕн, уобӕл: еу закъӕй не’рцӕудзӕнӕнцӕ, дууӕ закъи ба ӕнхузӕн нӕййес, устур закъӕ’й гъӕуй, гъема дӕ къохи куд бафтуйдзӕнӕй, ӕндӕра дин йергӕ ба искодтон. |
И девушка передала ему:
– Долго я размышляла, что лучше подойдет тебе на нагрудную часть: из одного скальпа не получится, а двух одинаковых не найти, тут большой нужен, только не знаю, как ты его добудешь, хотя знаю, где его найти. |
Дӕлӕ Хъуми будури2 денгизи билӕбӕл цӕруй еу уӕйуг; уой хъаурӕгинӕн зӕнхи цъарӕбӕл нӕййес, ӕ нон хуннуй Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ3, гъема йеци гъолон закъӕбӕл ку фӕххуӕст уисӕ, уӕд дӕ кӕрцӕ кӕрцӕ уодзӕнӕй.
Хабармӕ ку ӕркастӕй Нарти Сослан, уӕд имӕ фӕстӕмӕ рарвиста: |
Вон, в стране Кум, на берегу моря живет один великан; нет никого на земле сильнее его, имя его Ацах-Мацах-Пестробородый, так вот ежели его пестрая борода попадет в твои руки, то и шуба твоя будет готова.
Услышав это известие, Сослан отправил ответ: |
«Мадта мӕ бахезӕ, йести амал кӕд искӕнон, зӕгъгӕ, кенӕ ба дин хабар игъосун кӕндзӕнӕн».
Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕн ба ӕ зӕнхӕмӕ бацӕуӕн на ’дтӕй, неке’ймӕ ӕндиудта, еугур дуйнетӕ дӕр цагъд ка фӕцӕй, уӕхӕн адтӕй ӕма. Сослан сагъӕс кӕнун байдӕдта, мадта ци кӕнон, зӕгъгӕ. |
«Тогда подожди меня, я что-нибудь придумаю, во всяком случае, (соответствующее) известие до тебя дойдет».
А на земли Ацах-Мацах-Пестробородого попасть невозможно было, никто этого не смел, потому что был он сокрушавшим все вокруг. Начал Сослан соображать, что же, мол, мне делать. |
Ӕма ӕ нивӕн Нартӕбӕл фуд анз искодта, мӕнӕ нур куд ӕй, уотӕ метгун зумӕг ӕма даргъ, ӕма сӕ фонсӕн хуӕруйнаг нӕбал адтӕй, ӕма син ци кодтайуонцӕ, уой нӕ зудтонцӕ, сӕ фонс богъ-богъ кодтонцӕ сӕ фурӕстонгӕй, мардӕнцӕ.
Гъема и Нартӕ ӕнхузӕнӕй гузавӕ кодтонцӕ, ци ма кӕнӕн, куд кӕнӕн, зӕгъгӕ, нӕ фос цӕгъдуни ку кӕнунцӕ, зӕгъгӕ. |
На его счастье год этот для Нартов выдался тяжелый, прямо как сейчас, снежная и длинная зима; кончился корм для скота, не могли сообразить, что теперь делать, скотина ревела от голода, погибала.
Вот все Нарты и задумались, что, мол, делать теперь будем, ведь гибнет же наш скот. |
Ӕма си уӕдта, сӕ еу ка’дтӕй, йе загъта:
— Дӕлӕ Хъуми будури денгизи билӕбӕл цӕруй еу уӕйуг, ӕ нон Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ, ӕма уой зӕнхӕбӕл кӕрдӕг кӕрдунмӕ бӕззуй, ӕма нӕ фонс уордӕмӕ ку нихъхъӕртидӕ, уӕд фӕййервӕздзӕнӕй. Фал сӕ ка фӕттӕрдзӕнӕй? Еугурӕй ку фӕццӕуӕн, уӕд нӕ ку фӕццӕгъддзӕнӕй, нӕ фонс дӕр ӕ зӕнхӕбӕл ку иссера, уӕд мах нӕбал ӕнцӕ. |
И тогда кто-то из них предложил:
– Вон в Кумской долине на берегу моря живет один великан по имени Ацах-Мацах-Пестробородый, трава там годна для покоса, и ежели перегнать туда наш скот, то он спасен. Но кто погонит его? Если все мы туда отправимся, то перебьет он нас, если обнаружит наш скот на своей земле, то нашим тот уже не будет (присвоит его себе). |
Ӕма сӕмӕ уӕдта Сослан дзоруй:
— Еугурӕй нӕ цӕун нецӕмӕн гъӕуй, фал мӕбӕл кӕд ӕууӕндетӕ ӕма мӕбӕл уӕ зӕрдӕ даретӕ, уӕд исони бони уӕ фонс гьӕуи думӕгмӕ ӕскъӕретӕ, ӕз сӕ фӕттӕрдзӕнӕн Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехи зӕнхӕмӕ. Нартӕ хъӕбӕр бацийнӕ’нцӕ, зӕгъгӕ, махӕн уӕхӕн хуарздзинадӕ ка кӕнуй, дӕуӕн уой некӕд феронх кӕндзинан, зӕгъгӕ, ӕма сӕумӕ ба гъӕуи думӕгмӕ сӕ фонс тӕрун байдӕдтонцӕ и Нартӕ. |
Тогда Сослан обратился к ним:
– Нет надобности нам всем идти. Если вы мне доверяете и если на меня надеетесь, то завтра же гоните скот на окраину села, а я погоню его на земли Ацах-Мацах-Пестробородого. Очень обрадовались Нарты, если ты такую услугу нам окажешь, – сказали, – то мы никогда это тебе не забудем, – и начали с утра подгонять скот на околицу. |
Сослан загъта Нартӕн:
— Хуӕрзӕбонӕ рауотӕ! Ӕз сӕ фӕттӕрун, ӕма цалинмӕ ӕгас уон, уӕдмӕ сӕмӕ уӕ зӕрдӕ ма ‘хсайӕд, цалинмӕ нӕхе зӕнхӕбӕл кӕрдӕг исуа, уалинмӕ сӕ тӕргӕ дӕр не ’скӕндзӕнӕн. Ӕ разӕй искодта Сослан Нарти фонс, ӕма берӕ фӕццудӕй, мӕнкъӕй рацудӕй, нӕ зӕгъдзинан, фал еу афони ба рахъӕрдтӕй Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехи зӕнхӕмӕ. |
Сослан говорит Нартам:
– Прощайте! Погнал я их, и покуда я жив, можете не беспокоиться, и до тех пор, пока на нашей земле не взойдет трава, я их обратно не пригоню. Погнал перед собой Сослан стадо Нартов. Долго ли он шел, коротко ли, мы не знаем, но дошел он до земель Ацах-Мацах-Пестробородого. |
Фонс ка ’дтӕй, судӕй ка мардӕй, йеци фонс ӕвваст фӕтътъӕпӕн ӕнцӕ, хезунмӕ февналдтонцӕ.
Сослан бӕхбӕл бадтӕй ӕма разелӕн кодта ӕма базудта бӕсти хатт, уӕдта ӕ фонси рази ӕрфестӕг ӕй ӕма фонси ӕхсӕн ӕхецӕн дӕлгоммӕ уосонгӕ хуаси ласӕги хузӕн ракодта ӕма уой бунмӕ ӕхсӕвӕ балӕстӕй; фонс дӕр фӕххизтӕнцӕ ӕгас бон, ӕма уой али фарс ӕрӕмбурд ӕнцӕ изӕрӕй ба. |
И скот, который до этого подыхал с голода, оживился, стал пастись.
Сослан (вначале) объехал на коне, осмотрел эту страну, потом спешился возле стада и (прямо там) сделал шалаш вроде стога сена и на ночь залез туда спать; скотина же паслась весь день и к вечеру собралась вся вокруг него. |
Еу заман кӕми адтӕй, уоми Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ сӕумӕраги фелвӕстӕй, гъӕр кӕнуй:
— Ке мадӕ, ке фидӕ куй бахуардта, атӕ ке фонс ӕнцӕ, – зӕгъгӕ, — ардӕмӕ цъеу-маргъ тӕхун ку не’ндеуй, уӕд атӕ хъаурӕгин ка’й, атӕ ке фонс ӕнцӕ? |
И вот как-то рано утром там откуда-то появился Ацах-Мацах-Пестробородый и закричал:
– Это чью же мать, чьего отца сожрал пес, кто пригнал сюда скот, ведь сюда даже птичка не смеет залететь, так кто же это такой сильный, чей же это скот? |
Уосонгӕ ӕруидта ӕма’ймӕ ӕрцудӕй, дзоруй Сосланмӕ:
— Ка дӕ, циуавӕр дӕ? Ӕма Сослан ӕхе нигъгъос кодта медӕгӕй. |
Заметил он шалаш, подошел туда и говорит Сослану:
– Кто ты есть и что ты из себя представляешь? А Сослан там внутри затаился. |
Ӕ зӕрдӕй уӕд Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ загъта, ӕвӕдзи си неке йес, зӕгъгӕ. Ӕма уосонги ӕ къахӕй искъуӕрдта, уосонгӕ фесхъиудтӕй, ӕма ӕ буни ба – Сослан.
Дзоруй йимӕ: — Гъи, куй ке низзадӕй, ӕз ка дӕн, уой нӕ зонис? Аци берӕ фонс ке’нцӕ? |
И про себя Ацах-Мацах-Пестробородый решил, что там, наверное, никого нет и пнул ногой шалаш, шалаш покачнулся, а внизу там – Сослан.
Говорит ему: – Ну, ты, рожденный собакой, разве не знаешЬ кто я? Чье это множество скота? |
Сослан загъта:
— Мӕммӕ ма дзорӕ! Ду ка дӕ, уой дӕр ӕз нӕ зонун; а фонс дӕр мӕн нӕ’нцӕ, – ӕхе искӕуӕг кодта Сослан. — Мадта ке’нцӕ? – зӕгъгӕ’й фӕрсуй. |
Сослан ответил:
– Не ко мне обращайся! И кто ты, я не знаю, и скот не мой, – плаксиво проговорил он. – Тогда чей же он? – спрашивает. |
Атӕ Нарти Сослани фонс ӕнцӕ, ӕз ба’ймӕ дӕн ихуӕрст; гъема мӕ ардӕмӕ ратардта фонси фӕсте, ами сӕ хезӕ, зӕгъгӕ, ӕз дӕр дӕмӕ фӕззиндзӕнӕн, зӕгъгӕ.
— Мадта Сослани ’нцӕ фонс? – зӕгъгӕ. – Мадта ӕхуӕдӕг ба кумӕ райевгъудӕй? — Магъа, нӕ ’й зонун, ӕхуӕдӕг фӕззиндзӕнӕй. |
– Это все скот Нарта Сослана, а я его наемный работник… пригнал он меня сюда со скотом, мол, паси их здесь, а я скоро появлюсь.
– Так это скотина Сослана, – говорит, – сам-то он куда подевался? – Да не знаю я, появится (когда-нибудь). |
– Мадта ’й дзӕбӕх зонис Сослани, куд лӕг ӕй?
— Зонун, – зӕгъгӕ, загъта. – Хъӕбӕр хъаурӕгин, устур лӕг ӕй, неке ’йбӕл тухгиндӕр кӕнуй. — Мадта ӕ хъаурӕ куд ӕй, йести йин зонис? – зӕгъгӕ, ӕ цори ӕрфестӕг ӕй ӕма ’й фӕрсуй: – Мадта мин ӕ гъӕзтитӕй, ӕ хъаурӕ цӕмӕй бӕрӕг кӕнуй, уонӕй мин йести баамонӕ! |
– Так ты ведь хорошо знаешь, что Сослан за человек?
– Знаю, – отвечает, – он очень силен, велик, никто его одолеть не сможет. – Так какова же его сила, что ты знаешь об этом? – спросил и спешился, а потом еще задал вопрос: – Тогда расскажи мне что-нибудь о его забавах, поведай некоторые из тех, по которым видна его сила! |
Загъта йин:
— Ӕ гьӕзтитӕй йин берӕ нӕ зонун, фал имӕ кӕдӕй дӕн, уӕдӕй ӕ еу гъазт зонун, дӕу бон ӕй нӕ бауодзӕнӕй кӕнун, ӕма мӕ фӕрсгӕ дӕр цӕмӕн кӕнис? Дӕу дӕр уинун ӕма уой дӕр зонун, ӕма дӕу бон нӕ бауодзӕнӕй уой бакӕнун. |
Отвечает ему Сослан:
– Не много я знаю о его играх (забавах), но с тех пор, как я у него, знаю одну, но ты не сможешь ее повторить, так чего ты меня пытаешь? Тебя я вижу и его я знаю, так что не удастся тебе это сделать. |
— Зӕгъӕ мин ӕй, – зӕгъгӕ, дзоруй Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ.
— Гъе, мадта, – зӕгъгӕ, – зӕгъдзӕнӕн дин ӕй. Мӕнӕ йеци хонх уинис, Нарти дӕр уӕхӕн йес; уой сӕрӕй бунмӕ Сослан фӕд искӕнун кодта, дортӕ уоци рауӕнбӕл куд зилдайуонцӕ, уотӕ, хонхи сӕрмӕ рарвиста ӕхсӕрдӕс лӕги ломтӕ ӕма къахӕнти хӕццӕ, хъаурӕгиндӕр ке зудта, уони, уордигӕй хуӕнхтӕ куд изазонцӕ ӕма сӕ дӕлбилӕмӕ куд толонцӕ, уотӕ, ӕхуӕдӕгга хонхи буни ниллӕудтӕй, ӕ къохтӕ ӕ суйни сӕрбӕл ниввардта, ӕ тӕрних ба сӕмӕ дардта ӕма сӕмӕ дзурдта: |
– И все-таки поведай мне, – просил Ацах-Мацах Пестробородый.
– Ну тогда, – говорит Сослан, – скажу тебе. Видишь ту гору? У Нартов тоже такая есть; так Сослан приказывает прокопать желоб, чтобы по нему скатывались камни, на вершину горы отправляет шестнадцать наиболее сильных из тех, кого знает, мужчин с кирками и лопатами, чтобы они оттуда тянули глыбы и скатывали вниз, сам же становится внизу под горой, упирает руки в колени, подставляет лоб и велит: |
«Толетӕ хуӕнхтӕ надгондмӕ ӕма мӕбӕл сӕ уагъта!»
Уагътонцӕ ӕгас бон, ӕма хуӕнхтӕ ӕ тӕрнихбӕл исӕмбӕлиуонцӕ ӕма сӕ гъуди дӕр не ‘ркодта, и къахгутӕ ку бауӕгӕ ’нцӕ, уӕдта сӕмӕ Сослан дзоруй: «Ниууагъта», – зӕгъгӕ. – Гъе йеци гъазт ин зонун, – зӕгъгӕ, загъта Сослан Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕн. |
«А теперь катите глыбы на меня!»
Так целый день скатывают камни, те бьются о его лоб, а он и не замечает их; работники валятся с ног от усталости, а Сослан говорит: «Оставьте (бестолку)», мол. – Вот эта его забава мне известна, – сказал Сослан Ацах-Мацах Пестробородому. |
Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ Сосланӕн загъта:
— Мадта мӕ хӕццӕ рацо, – зӕгъгӕ, – ӕз ба ’й бавзарон. Ӕхсӕрдӕс лӕги рарвиста уӕхӕн хъаурӕгин лӕгтӕ, йеци хонхи сӕрмӕ исхизтӕнцӕ, хуӕнхтӕ кӕбӕлти зилдайуонцӕ, йеци над ислигъз кодтонцӕ. |
Ацах-Мацах Пестробородый предложил Сослану:
– Что ж, пойдем со мной, я это испытаю. Шестнадцать мужчин послал он, да таких сильных, влезли те на вершину горы и выровняли тропу, по которой можно было бы катить камни. |
Гъе, уӕдта Сосланмӕ дзоруй:
— Гъе, нур мӕмӕ кӕсӕ, ӕма йести ку нӕ ӕнхӕст кӕнон, уӕд дзорӕ, – зӕгъгӕ. Уонӕмӕ ба дзоруй: — Хуӕнхтӕ ӕскъӕретӕ, – зӕгъгӕ. |
А потом он говорит Сослану:
– А теперь смотри за мной, и, если я где-то буду ошибаться, поправляй. А тем он говорит: – Толкайте камни! |
Гъема райдӕдтонцӕ хуӕнхтӕ ӕскъӕрун, йе ба ниллӕудтӕй, ӕ них даргӕ, ӕма хуӕнхтӕ буройнӕ кодтонцӕ, фунук.
Къахгутӕ ку бауӕгӕ ’нцӕ, уӕдта сӕмӕ нигъгъӕр кодта: — Ниууагъта, аци гъазт неци гъазт ӕй, – зӕгъгӕ. |
Ну и начали те катить камни, а он встал, вытянув вперед лицо, и скалы разбивались о него в пыль, в золу.
Когда работники притомились, он крикнул им: – Прекратите, это что за забава? Ерунда! |
Сосланмӕ дзоруй уӕдта:
– Гъи, мӕ гъазт дӕ зӕрдӕмӕ бацудӕй? – зӕгъгӕ. Загъта Сослан: — Ӕллӕх, ӕллӕх, Сосланӕй ӕнӕхъаурӕгиндӕр нӕ дӕ аци гъазти! |
А потом говорит Сослану:
– Ну что, понравилось тебе как я забавляюсь? Ответил Сослан: – Аллах, аллах, ты оказался не слабее Сослана в этой игре! |
Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ йин загъта:
— А неци ӕй, фал ин ӕндӕр йести хуӕздӕр гъазт кӕд зонис, уӕд мин ӕй зӕгъӕ ӕма мин ӕй баамонӕ! Сослан ин загъта: — Еу гъазт ма йин фӕййдтон, ӕма мӕмӕ йе ба хъӕбӕр хъаурӕгин фӕккастӕй. |
Ацах-Мацах Пестробородый сказал:
– Это пустяк, а другого ничего ты не знаешь получше, если знаешь, то скажи и объясни, как играть! Сослан говорит: – Видел я еще одну его игру и показалась она мне очень мощной. |
Сослан, — зӕгъгӕ, — денгизи ниллӕсуй ӕ хопъали уалдӕнгӕ, ӕма ӕхецӕн ба искурдиадӕ йес, ӕма Хуцаумӕ исковуй ӕма нигъгъизун кӕнуй, ӕ хъаурӕ ку фӕвзаруй, уӕд, ӕма еугур денгизи дон нӕбал байзайуй, фал ниййех уй, ӕма уотемӕй денгизи ӕстӕмӕй-астмӕ фӕббадуй, уӕдта исхуӕцуй ӕма еугур йех ӕ хӕццӕ исесуй, уӕлбилӕмӕ исхезуй, ӕхе ниттелуй ӕма йехӕй хуӕнхтӕ исуй. | Сослан, – говорит он, – залезает в море по горло, а есть у него такой дар – попросить Господа – и помолится он Богу, чтобы тот напустил морозы, когда он силу свою проверяет, и в море воды не остается, все замерзает, и так сидит он в море некоторое время, потом поднатужится и весь лед на себе поднимает, всходит на берег, отряхивается и целые горы льда образуются при этом. |
Гъе йеци гъазт гӕнгӕ ма’й фӕййдтон.
— Хуарз, мадта, – зӕгъгӕ, загъта, – бавзардзӕнӕн уой дӕр. Бацудӕй денгизмӕ, ниллӕстӕй ӕма искувта, ӕма денгиз абузун байдӕдта, абузун байдӕдта ӕма ’йбӕл ниййех ӕй. |
И я видел, как он играет в такую игру.
– Ладно, тогда, – сказал (Пестробородый), – испытаем и это. Подошел к морю, залез туда, помолился и море стало вздуваться, бурлить и замерзло на нем. |
Сослан ба билӕбӕл лӕудтӕй ӕма ’ймӕ кастӕй.
Ӕстӕмӕй–астмӕ йе ’нгъуд ку ‘рхъӕрдтӕй, уӕдта ’ймӕ Сослан дзоруй: — Гъе нур исхуӕцӕ, – зӕгъгӕ. Исхуӕстӕй, йех фӕффӕсхъитӕ’й, дон дӕр искалдӕй ӕма йехи сӕрти цӕун байдӕдта. — Гъе-гъе, – зӕгъгӕ’ймӕ Сослан исдзурдта, – еу гъудтаг ма феронх дӕн. |
Сослан же стоял на берегу и наблюдал за ним.
Через какое-то время, когда установленный срок вышел, то Сослан говорит: – А теперь давай, поднимай! Тот напрягся, лед потрескался, вода поднялась и стала литься поверх льда. – Эй-эй, – крикнул Сослан, – еще одну вещь я позабыл. |
Гъе нур дӕуӕн куд никъкъӕркъӕр кодта йех, ку’йбӕл исхуӕстӕ, уӕд, уотӕ йин ку уидӕ Сосланӕн, уӕдта ма сӕ уӕластӕн ма аст бони фӕббадидӕ, ӕхуӕдӕг ба дзурд радтидӕ косӕг адӕмӕн:
«Пихсӕ, гъӕмпӕ ласетӕ ӕма’й йехбӕл калетӕ, идзӕгъдетӕ’й, мӕнбӕл куд лӕса, уотӕ!» Уотемӕй фӕббадидӕ ма аст бони. Гъе уӕдта исхуӕцидӕ, ӕма йех сӕдтгӕ нӕбал бакӕнидӕ, фал ӕй еугурӕй исесидӕ. |
Вот когда лед начинает трещать как сейчас, когда ты напрягся, когда с Сосланом такое происходит, то он сверх этого восемь дней обычно еще сидит, а сам командует работникам:
«Тащите и валите на лед сучья, солому, разбрасывайте так, чтобы меня укрыть!» Так он обычно сидит еще восемь дней. А потом напряжется, поднимется и лед не раскалывает, а целиком поднимает (на плечах). |
Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ уӕдта нигъгъӕр кодта ӕ косӕг адӕмбӕл:
— Исефтиндзетӕ, бӕхӕй, галӕй ка нӕмӕ йес, уони ӕма мӕбӕл пихсӕ, гъӕмпӕ калетӕ, аст бони мӕбӕл уотӕ фӕккалетӕ. Косӕг адӕм ласун райдӕдтонцӕ ӕма’йбӕл калдтонцӕ, абузтӕй йибӕл пихсӕ ӕма гъӕмпи хӕццӕ, ӕма йех кодта. Ӕ аст бони ку’рхъӕрдтӕнцӕ, уӕдта бабӕй йимӕ Сослан дзоруй: |
Ацах-Мацах Пестробородый, тогда как крикнет своим работникам:
– Запрягайте коней, волов, все что у нас есть, и валите на меня сучья, солому, и восемь дней все это делайте. Начали работники свозить, а потом валить на него телегами валежник и солому и это все замерзало. И когда наступил восьмой день, Сослан обратился к нему: |
— Гъе нур дӕ аст бони ӕрхъӕрдтӕнцӕ, ӕма исхуӕцӕ!
Исхуӕстӕй Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ ӕма неци, еу ӕртӕ хуӕсти искодта ӕма неци, ӕма уӕдта Сослан ӕ сӕргъӕмӕ бацудӕй, дзоруй йимӕ: — Дӕ бон нецибал ӕй нур ӕндӕр? — Нецибал, – зӕгъгӕ йин загъта. — Гъе, мадта Сослан дӕуӕй хъаурӕгиндӕр ке’й, уобӕл сӕдтис? |
– Вот уже прошли твои восемь дней, поднимайся!
Напрягся Ацах-Мацах Пестробородый, но никак, трижды попытался подняться, и вновь ничего не вышло, тогда Сослан подошел к его изголовью и спрашивает: – Ничего больше ты не в силах сделать? – Ничего, – отвечает. – Так ты признаешь, что Сослан сильнее тебя? |
— Сӕдтун ибӕл, – зӕгъгӕ, загъта.
— Гъе мадта, – зӕгъгӕ, загъта, – ӕз мӕхуӕдӕг Сослан дӕн! Дзоруй йимӕ Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ: — Ма мин ци кӕнунмӕ гъавис, кӕд Сослан дӕ, уӕдта? — Гъе, нур ба дин дӕ сӕр ракъуӕрдзӕнӕн, – зӕгъгӕ йин загъта Сослан, – ’ма дин дӕ закъӕ нистъегъдзӕнӕн, уой тухӕн ӕма мӕ дӕ закъӕ гъӕугӕ кӕнуй, закъитӕй кӕрцӕ искодтон, ӕма мӕ дӕ закъӕ реутӕн гъӕуй. |
– Признаю, – отвечает.
– Ну, тогда знай, что я и есть Сослан! Говорит тогда ему Ацах-Мацах Пестробородый: – Ну и что ты собираешься со мной делать, коли ты Сослан и есть? – А теперь я тебе голову-то и отрублю, – говорит ему Сослан, – сниму скальп с твоего подбородка, потому что нужен мне этот скальп, сделал я шубу из таких кусков и твой мне на отвороты нужен. |
Уӕдта ’ймӕ Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ дзоруй:
— Нур мӕ ке нӕбал ниууадздзӕнӕ, уой зонун, фал мин мӕ сӕр ку ракъуӕрай, уӕд мӕ астӕуистӕги хъанз фесхъеудзӕнӕй хӕрдмӕ ӕма рандӕ уодзӕнӕй, уӕдта ӕрхаудзӕнӕй, ӕма’ймӕ фӕллӕборӕ ӕма’й дӕ астӕубӕл ӕрбатохӕ, хъӕбӕр ӕстур хӕзна ӕй, ӕма дин сугъзӕринӕ камари фестдзӕнӕй, кӕд дин уосӕ йес, уӕд уомӕн. Сослан ин ӕ сӕр ку ракъуӕрдта, уӕд ӕцӕгӕй астӕуистӕги хъанз фелвӕстӕй ӕма хӕрдмӕ фесхъиудтӕй. |
И тогда сказал ему Ацах-Мацах Пестробородый:
– Знаю, что не оставишь ты меня (живым), но когда будешь рубить голову, то мой спинной мозг качнется вверх и выскочит, потом упадет; ты же хватай его и тотчас же оберни вокруг талии, это ведь целое сокровище, оно превратится в золотой пояс, и если у тебя есть жена, то будет для нее. Когда Сослан отрубил ему голову, то и вправду спинной мозг появился и качнулся вверх. |
Сослан имӕ фӕллӕбурдта, ӕ дууӕ кӕронебӕл ин фӕххуӕстӕй ӕма’й давун байдӕдта денгизи уӕлбилӕ, гъӕдӕмӕ, еу бӕласбӕл ӕй ӕрбатухта, ӕмӕ бӕласӕ ӕ астӕубӕл фӕххаун кодта.
Уотемӕй ӕй еу ӕртӕ-цуппар бӕласебӕл ӕрбатухта, ӕма сӕ фӕххаун кодта. |
Схватил его Сослан, ухватил за два конца и потащил по берегу моря, в лес, обернул вокруг дерева, и дерево переломилось посредине.
Так он обвязывал это (по-очереди) вокруг трех-четырех деревьев, и они переламывались. |
Уӕдта нӕбал, ӕма ’й ӕхе астӕубӕл ӕрбатухта, ӕма ӕцӕгӕй сугъзӕринӕ камари фестадӕй.
Гъе уӕдта йин ӕ закъи цар нистъихта, ӕ хурдзини’й ниввардта, ӕ фонсмӕ ӕрбацудӕй. Рӕстӕгутӕ ибӕл куд нӕ рацудайдӕ уӕди уалӕнгӕ, ӕма Агундӕ-рӕсугъд загъта: |
А когда это прекратилось, то он обвязал это вокруг своей талии, и оно вправду превратилось в золотой пояс.
Потом он срезал кожу с подбородка великана, положил в хурджин и пошел к стаду. Конечно, пока это происходило, немало времени прошло, и Агунда-красавица сказала: |
Нӕбал зиннуй Сослан, ӕма ’й ӕвӕдзи Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ рамардта, ӕма уомӕн нӕбал зиннуй.
Нартӕ дӕр истӕси’нцӕ; сӕхемӕ ӕруалдзӕг ӕй, искӕрдӕг ӕй, ӕма Сослан ку нӕбал зиндтӕй, уӕдта загътонцӕ: — Сослан Сослан ӕй, ӕхуӕдӕг цифӕндуй дӕр фӕууӕд, фал нин нӕ фонс фесафта! |
– Не нидно что-то Сослана, наверно Ацах-Мацах Пестробородый убил его, потому-то его и нет.
Нарты тоже стали тревожиться: наступила весна, пошла трава, от Сослана никакой вести, вот они и говорят: – Сослан, да бог с ним, с Сосланом, но он же наш скот погубил! |
Сослан баздахтӕй ӕма сугъзӕринӕ камари ӕма закъи цар ӕ хурдзини ниввардта, бӕхбӕл исбадтӕй ӕма рамбурд кодта фонс ӕнӕйеугъӕуаггин, сӕхе хузи нӕбал адтӕнцӕ, фал иснард ӕнцӕ, исхъал ӕнцӕ.
Даргъ надбӕл сӕ сабургай хезгӕ тӕрун райдӕдта ӕма еу афони ба исхъӕрдтӕй. Гъӕумӕ ку исхъӕрдтӕй, уӕдта бауорӕдта гъӕуи думӕги ӕма ’ймӕ Нартӕ цӕун байдӕдтонцӕ, хъуритӕ кӕнун ӕй байдӕдтонцӕ, ӕгас ма ке разиндтӕ, зӕгъгӕ, нӕ фонс дӕр ӕгас ке разиндтӕнцӕ, зӕгъгӕ. |
А Сослан (тем временем) сложил в хурджин золотой пояс, кожу с подбородка, сел на коня, собрал скот, который раздобрел как никогда, разжирел, взбодрился.
Медленно погнал он их по длинной дороге, продолжая при этом пасти, и в какой-то момент добрался. Когда достиг села, то остановился на околице, а Нарты стали к нему идти, начали его обнимать, мол как здорово, что и ты целым вернулся, и скот наш сберег. |
Уӕдта’й фӕрсунцӕ:
— Кӕми адтӕ, а фонс дӕр ку иснард ӕнцӕ, куд берӕ дӕбӕл рацудӕй? Фӕрсгӕ ’й уомӕн кодтонцӕ, ӕ хъиамӕтӕн ин йести радтун гъӕуй, зӕгъгӕ. Уой син ку балӕдӕрдтӕй Сослан, уӕдта син загъта: |
Потом спрашивают его:
– Где же ты был так долго, что и скот так раздобрел? А спрашивали его так потому, что хотели найти какую-нибудь ошибку в его трудах (придраться к чему-нибудь). Когда Сослан это понял, то ответил им так: |
— Мӕн фонси сагъӕс на ’дтӕй, фал адтӕн Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехи зӕнхӕбӕл; цӕугӕ ба ’ймӕ уой туххӕй фӕккодтон, ӕма уин ӕй мӕнӕ бавдесдзӕнӕн.
Хурдзин исихалдта ӕма исиста закъи цар ӕма сугъзӕринӕ камари. Загъта: — Ӕз гъе анӕмӕ фӕццудтӕн. Мӕн сумахӕй неци гъӕуй, фал мӕ Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕн ӕ закъӕ гъудӕй. |
– Мне дела не было до вашего скота, а отправился я на земли Ацах-Мацах Пестробородого, и пошел я туда вот почему, смотрите!
Распахнул он хурджин и вынул оттуда кожу с подбородка и золотой пояс. Сказал: – Вот за этим я ходил. От вас мне ничего не надо, мне нужен был скальп Ацах-Мацах Пестробородого. |
Ӕрӕгӕмӕ уомӕн адтӕн, ӕма мин ибӕл берӕ кустаг разиндтӕй.
Гъема нур ба мӕнӕ а ӕ закъӕ’й Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕн; мӕнӕ а ба сугьзӕринæ камари ӕ астӕуистӕги хъанзӕй; ӕ сӕр ин ку ракъуӕрдтон, уӕд фесхъиудтӕй, фӕстӕмӕ ӕрхаудтӕй ӕма мин сугъзӕринӕ камари фестадӕй. Фӕрсунцӕ’й уӕдта: — Хуцау ди исарази уӕд, фал дӕ йеци закъи цар цӕмӕн гъудӕй, уотӕ берӕ зинтӕ’йбӕл цӕмӕн фӕййдтай? |
А был я так долго потому, что пришлось над этим долго трудиться.
Теперь вот это – с его подбородка (содрано), а это – золотой пояс из его спинного мозга; когда отрубил его голову, то он вздрогнул, опрокинулся назад и превратился в золотой пояс. Тогда спрашивают его: – Да благословит тебя Бог, но зачем тебе была нужна та кожа, из-за которой тебе пришлось преодолеть столько трудностей? |
Йе ба мӕ уомӕн гъудӕй, ӕма лӕги закъи цӕрттӕй кӕрцӕ хуйунмӕ Агундӕ-рӕсугъдмӕ равардтон; бахудта мин ӕй, исцӕдтӕ’й, реутӕ ма’й гъудӕй, ӕма мӕмӕ ӕрбарвиста Агундӕ-рӕсугъд:
«Дӕ кӕрцӕ цӕдтӕ’й, зӕгъгӕ, фал дин ибӕл реутӕ ба нӕма йес, зӕгъгӕ, лӕги закъитӕй йин еунӕг нӕ рахъӕртдзӕнӕй, дууӕ ба ӕнхузӕн нӕ фӕууи ӕма ’йбӕл не ’сбаддзӕнӕнцӕ». |
– А нужна она была мне затем, что дал я Агунде-красавице пошить шубу из скальпов; пошила она ее уже, только отвороты осталось сделать, и прислала она мне сказать:
«Готова твоя шуба, лишь отворотов еще нету, мол, из если делать из мужских подбородков, то одного не хватит, двух одинаковых не бывает, и не будет это красиво смотреться». |
Гъема ’ймӕ уӕдта мӕхуӕдӕг рарвистон:
– Ӕз нӕ зонун, ци хуӕздӕр ибӕл исбаддзӕнӕй, ӕма мин баамонӕ, зӕгьгӕ. Гъе уӕдта мӕмӕ ӕрбарвиста Агундӕ-рӕсугъд: «Бӕргӕ зонун, фал дӕ къохи ку нӕ бафтуйа, —зӕгъгӕ. — Дӕлӕ Хъуми будури денгизи билӕбӕл еу уӕйуг цӕруй, Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ ӕ нон, ӕма дин уой закъӕ хуарз уидӕ». |
И тогда уже я послал к ней, сказав:
– Не знаю я, что лучше подойдет, поэтому укажи сама. И тогда вновь Агунда-красавица послала мне весть: «Знать-то я знаю, (что подойдет), только вряд ли это тебе достанется. Вон в Кумской долине на берегу моря живет один великан по имени Ацах-Мацах Пестробородый, так вот его (кожа) бы тебе подошла». |
Мӕ нивӕн ами нӕбӕл лӕгъуз анз искодта ӕма уин уӕ фонс фӕттардтон, ӕндӕра мӕ сумах хӕццӕ неци гъудтаг адтӕй.
Ке’й рамардтон, уомӕн ба уин йе’вдесӕн ӕ закъӕ ӕма сугъзӕринӕ камари ӕ астӕуистӕги хъанзӕй. Кӕрӕдземӕн нӕуӕгӕй раарфӕ кодтонцӕ, ӕма Сослан ӕ хӕдзарӕмӕ рандӕ’й. |
На мое счастье тут случился голодный год и погнал я ваш скот, а по-другому у меня с вами никаких дел и не было.
А то, что я убил его, вот свидетельство – его кожа с подбородка и золотой пояс из его спинного мозга. Все они вежливо попрощались и Сослан отправился домой. |
Сугъзӕринӕ камари закъи цари хӕццӕ батухта ӕма сӕ Агундӕ-рӕсугъдмӕ барвиста:
— Мӕнӕ дин Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехи закъи цар мӕ кӕрци реутӕн, сугъзӕринӕ камари ӕ астӕуистӕги хъанзӕй ба мӕ нонбӕл дарунӕн. Агундӕ-рӕсугъд сӕ райста ӕма’йбӕл (кӕрцӕбӕл) райдӕдта косун; исцӕдтӕ йин ӕй кодта; камари кӕрцӕн ӕ хурфи батухта: |
Золотой пояс он завернул вместе с кожей и отправил к Агунде-красавице:
– Вот тебе кожа с подбородка Ацах-Мацах Пестробородого на отвороты моей шубы, а золотой пояс из его спинного мозга, чтобы ты носила в память обо мне. Агунда-красавица их взяла и начала работать над шубой; изготовила ее; пояс завернула в шубу: |
Ӕнӕнезӕй ӕй фӕддарӕ, дӕуӕй мӕ неци гъӕуй, дӕ камари дӕр райсӕ фӕстӕмӕ!
Кӕрцӕ ӕ зӕрдӕмӕ бацудӕй, камари йин фӕстӕмӕ ке ӕрбарвиста, йе ба йин хъӕбӕр зин фӕцӕй, ӕнгъӕлдӕн мӕмӕ, зӕгъгӕ, ӕ зӕрдӕ неци фӕлмӕн кӕнуй! Нӕуӕгӕй бабӕй йимӕ рарвиста Сослан минӕвар: |
– Носи на здоровье, ничего мне от тебя не надо, и пояс свой забирай обратно!
Шуба ему понравилась, а то, что она вернула пояс, было очень обидно, наверное, – подумал он, – никак не смягчится ее сердце! И вновь посылает к ней Сослан человека: |
Кӕрцӕ мин ке бахудтай, уомӕй ди арази дӕн, хъӕбӕр мӕ зӕрдӕмӕ фӕццудӕй, фал мин мӕ лӕвар фӕстӕмӕ ке ӕрбарвистай, йе ба мин хъӕбӕр ӕфхуӕрд ӕй.
Ӕз уотӕ ӕнгъӕл ку адтӕн, дӕ зӕрдӕ мӕмӕ фӕффӕлмӕндӕр ӕй, – зӕгъгӕ. Агундӕ-рӕсугъд бабӕй йимӕ нӕуӕгӕй ӕрвиста: — Йеци гъуддаг некӕд уодзӕнӕй, дӕуӕй мӕн ӕхсӕн неци йес, ӕма сабур уо! |
– Что шубу мне пошила, тому я очень рад, очень она мне понравилась, но то, что ты завернула мой подарок назад – это тяжкое оскорбление для меня.
Я очень рассчитывал на то, что твое сердце смягчится. В свою очередь Агунда-красавица посылает ему: – Никогда этого не случится, между нами ничего общего, угомонись! |
Йеци дзиуапп ку райста, уӕдта Сослан ниггузавӕ’й, ци амал ин искӕнон, зӕгъгӕ.
Уӕдта ӕ зӕрди ӕрӕфтудӕй, къӕсибадӕг уоси бафӕрсон: «Нурмӕ’йбӕл ӕгъдауӕй дзурдтон, нур ба мӕ къохи ци амалӕй, тухӕй бафтуйдзӕнӕй?» Къӕсибадӕг уоси бафарста уобӕл; райкурдта хъӕбӕр, ба мин сагъӕс кӕнӕ йеци гъудтагбӕл, зӕгъгӕ. |
Получив такой ответ, Сослан погрустнел, задумался, что же мне дальше-то делать?
Пришло ему на ум спросить старуху-ведунью: «До сих пор я по-хорошему пытался, а теперь что остается, каким образом добиться мне ее?» Спросил он об этом старуху-ведунью, очень попросил крепко подумать об этом деле. |
Къӕсибадӕг уосӕ йин загъта:
— Мӕ кой мин макӕмӕн искӕнӕ, макӕмӕн мӕ базонун кӕнӕ! Дууӕ силгоймаги, Агундӕ-рӕсугъд ке зонуй, уони дӕхецӕн минӕвӕрттӕ искӕнӕ, дӕхуӕдӕгга дӕхе фӕссӕйгӕ кӕнӕ, хабар ба рауадзӕ, Сослан хъӕбӕр гузавӕ ’й, зӕгъгӕ, Агундӕ-рӕсугъд ӕй куд фегъоса, уотӕ. |
Ведунья ему говорит:
– Нигде и никому не упоминай меня (пусть мое участие будет секретом)! Пошли к Агунде-красавице двух женщин из тех, кого она знает, а сам притворись заболевшим и пусти слух, мол, Сослан очень болен, пусть эту весть красавица услышит. |
Дӕ бӕх нивгӕрдун кӕнӕ, кӕбӕл ӕууӕндис, уӕхӕнӕн; ӕ хурфи дзауматӕ йин ракалӕд ӕма бӕхӕн йе ’гас къӕндонӕ фагусти ниввӕрӕд, пихситӕ ’йбӕл ниввӕрӕд, аууон куд уа, уотӕ.
Дӕ хуӕрзгӕнгутӕ хабар куд рауадзонцӕ, Сослан рамардӕй, зӕгъгӕ, ӕма ’й уой хурфи балӕсӕ4. Дӕ хуӕрзгӕнгутӕ ба Агундӕ-рӕсугъдӕн куд дзоронцӕ: «Ци дӕ, мӕгур, уарзта Сослан, нур ба рамардӕй, ӕмӕ йин ӕ мард ӕвӕрӕг дӕр нӕбал фӕцӕй. |
Вели коня своего зарезать тому, кому ты доверяешь; пусть выбросит его внутренности и весь живот лошади наполнит навозом, навалит сверху хворост, так, чтобы был он в тени.
Пусть кто-то из твоих доброжелателей слух пустит, мол, умер Сослан, ты же полезай туда внутрь. И пусть твои доброжелатели говорят Агунде-красавице: «Как крепко бедняга Сослан любил тебя, а сейчас он умер и никого те осталось, чтобы похоронить его. |
Уӕртӕ ’й фагусти ниввардтонцӕ, пихситӕ ’йбӕл бакалдтонцӕ, ӕма уӕртӕ кӕлмӕ кӕнун байдӕдта.
Мӕлгӕ дӕр дӕу мӕстӕй ракодта», зӕгъгӕ, йин зӕгъдзӕнӕнцӕ. «Ӕ зӕрдӕ ратудта, ӕнӕ дӕу цӕрун ӕй нӕбал бафӕндадтӕй, ӕма йин, гӕлӕхха, уӕддӕр ӕ мард фӕууинӕ, куд дӕ уарзта, уомӕ гӕсгӕ! |
Бросили его в навоз, забросали хворостом и вот он уже зачервивел.
Да и умер-то он из-за тебя», – пусть они так и говорят. «Разорвалось его сердце, не захотел он жить без тебя, так ты, голуба, хоть взгляни на его труп, хотя бы из-за того, что он так тебя любил! |
Мӕнӕ дӕ мах фӕххондзинан, Мӕрдти дин уӕддӕр бустӕги тӕрегъӕд куд нӕ уа, – ӕ сӕргъӕмӕ бацо уӕддӕр!»
Гъе уотӕ бакодтонцӕ ӕ хуӕрзгӕнгутӕ; кой рауагътонцӕ, Сослан рамардӕй, зӕгъгӕ. Цидӕриддӕр ин къӕсибадӕг уосӕ бафӕдзахста, уони йин бакодтонцӕ ӕ хуӕрзгӕнгутӕ. |
Мы и проведем тебя туда, чтобы в Стране мертвых не был он жалким, достойным сожаления, – подойди для этого к его изголовью!»
Так и поступили его благожелатели, пустили слух, мол, умер Сослан. И все полностью, что поручила сделать ведунья, сделали его товарищи. |
Агундӕ-рӕсугъди Сослани хуӕрзгӕнгутӕ (дууӕ силгоймаги) басастонцӕ, исарази ӕй кодтонцӕ, сӕ хӕццӕ цӕмӕй рацудайдӕ, уобӕл.
Рацудӕнцӕ еу бон ба Сослани мардмӕ, гъема йин баамудтонцӕ: — Тӕрегъӕддаг мард ракодта, искӕлмитӕ ’й. |
Переубедили помощницы Сослана (две женщины) Агунду-красавицу, заставили ее согласиться с тем, чтобы с ними она пошла.
И вот пошли они к мертвому Сослану, и показывают ей: – Смотри, как жалка его смерть, весь он в червях. |
Ӕ сӕргъи ӕрлӕудтӕнцӕ, дууӕ кизги сӕхе искӕуӕг кодтонцӕ, уотемӕй.
Сослан сӕ ку ӕрлӕдӕрдтӕй, ами ’нцӕ, зӕгъгӕ, уӕдта ралӕуирдта ӕ рӕвдзӕй ӕма Агундӕ-рӕсугъди раахӕста, йе ‘усхъи ’й фӕккодта ӕма ’й фӕххаста; кумӕ ’й фӕххаста, уой дӕр неке зудта. |
Встали у его изголовья две девушки, сделали вид, что плачут.
И когда Сослан понял, что здесь они, приготовился и выпрыгнул, поймал Агунду-красавицу, забросил на плечо и помчался, а куда – никто не знал. |
Уӕдта’йбӕл замантӕ рацудӕй, ӕма ӕхуӕдӕг еунӕгӕй ӕрцудӕй Нартӕмӕ.
Нартӕ зудтонцӕ, берӕ фудӕбӕнттӕ ’йбӕл ке фӕййдта, уой, ӕма йин уӕдта исаггаг кодтонцӕ, исинарази ’нцӕ. |
Потом время прошло, и он один пришел к Нартам.
Знали Нарты, что много несчастий (горестей) он пережил и тогда простили его и согласились (с его предложением). |
Сослан хӕстӕги ӕгъдӕуттӕ бакодта, ӕрӕйхудтонцӕ Агундӕ-рӕсугъди, гъема абони дӕр цӕрунцӕ хъӕбӕр уарзонӕй.
Уой ци нӕ фӕууидтан, ӕндӕр рун, ӕндӕр нез нӕмӕ ма ӕрцӕуӕд! |
Все обряды по примирению Сослан исполнил, привели Агунду-красавицу и по сей день живут они в любви (и согласии).
И чтоб были мы живы-здоровы! |
Феппайуйнагтæ | Примечания |
Агундӕ-рӕсугъд | красавица, персонаж Нартовских сказаний, всесторонне развитая и умелая. |
Хъуми будур | эпическая страна (Кумская равнина?) Место проверки мужества Нартов. |
Ацахъ-Мацахъ-Гъолонрехӕ | эпический персонаж, владетель страны Гум (Кум), великан, насильник. |
….уой хурфи балӕсӕ | мифологический мотив: герой способен победить только тогда, если залезет в шкуру или обратится в какое-то животное. К примеру, мотив Троянского коня. |
къӕндонӕ | |
Радзурдта Дедегкати Дзамболат, ниффинста Дзагурти Губади, Дзауæгигъæуи, 1964 анзи 18-19 ианв. | Рассказал Дедегкаев Дзамболат, записал Дзагуров Губади в г.Орджоникидзе 18-19 января 1964 г. |
Нарты кадджытæ: Ирон адамы эпос./ Хæмыцаты Т., Джыккайты Ш. 2004. | Нартовские сказания: Эпос осетинского народа. /Хамицаева Т., Джикаев Ш. кн.2. СОИГСИ. 2004. С.82-92.
Перевел на русский язык М.А.Миндзаев. |
Полисюжетное сказание. В первой части герой Сослан безрезультатно сватался к красавице-Агунде. Чтобы доказать, что он самый достойный ее руки, он начал собирать скальпы убитых врагов, в расчете сделать из них себе шубу, а потом отправил их Агунде, чтобы та пошила ему шубу. Та хотела отделаться от Сослана и сказала, что нужен еще один скальп, причем великана. На счастье Сослана, выдалась голодная зима, и чтобы весь скот Нартов не передох, Сослан вызвался в одиночку погнать его как раз на земли того великана. Увидев на своих землях чужой скот, Пестробородый великан хотел уже убить Сослана, но тот прикинулся наемным работником Сослана, убить которого было ниже его достоинства. Он стал расспрашивать о молодецких забавах Сослана и тот стал ему врать про такие игрища, в которых великан должен был свернуть себе шею, что в итоге и произошло. Вернувшись к Нартам с раздобревшим скотом, скальпом Пестробородого и золотым поясом-камари из спинного мозга убитого, Сослан вновь сватается, и вновь безуспешно. Тогда по совету ведуньи он распускает слух о своей смерти, а сам залезает в шкуру убитого своего коня. Когда Агунда приходит оплакать героя, тот выскакивает и похищает красавицу. Через какой-то срок он совершает обряд примирения с родичами и продолжает жить с Агундой в любви и согласии. |