22 Д Деденӕги фурт Ерӕхцау ӕма Нарти Сослан

Уӕхӕн рӕстӕг сӕбӕл никкодта.

Нарти Сатана ка ’дтӕй, йе ӕхсӕвӕ Гори федармӕ¹ цудӕй, бонӕ ба Нарти гъӕумӕ цудӕй.

Еу ку адтӕй, уӕд Сатана йеци мегъӕй не ‘риндиудта Нарти гъӕумӕ ’ма уоми бадтӕй.

Такое вот время настало.

Нартовская Шатана по ночам ходила в Горийскую крепость, а днем возвращалась в село Нартов.

Случилось как-то, что не посмела Шатана вернуться в село Нартов из-за тумана, и (осталась) сидеть там (в крепости).

Ку ‘рцудӕй, уӕд раст йеци сӕумӕ ба сӕбӕл хор ракастӕй.

Загътонцӕ Сатанайӕн:

—  Нӕбал дӕ рауадздзинан. Де ’рцуд нин хуасӕ ку фӕцӕй, ’ма нин ку рахор ӕй! — Ӕма ’й ӕруорӕдтонцӕ уоми.

И как только она пришла, так сразу в это же утро выглянуло солнце.

Сказали Сатане:

– Больше не отпустим тебя. Твой приход был счастьем для нас, видишь, как засияло солнце! – и задержали ее там.

—  Гъе атӕ ’ма атӕ, ’ма мӕ дӕ хуарзӕнхӕ уӕд, йести зунд мин баамонӕ!

Йе йин загъта:

—  Мадта дин ӕз унаффӕ кӕнун: ку ‘ризӕр уа, уӕд дӕхе ӕхсинӕг фестун кӕнӕ, ӕз ба мӕхе турмон-хъӕрццигъа³ фестун кӕндзӕнӕн ’ма дӕ расордзӕнӕн, раст дууӕизӕриастӕу къӕразги куд фӕммедӕг уай, уотӕ, Сатана кӕми бадуй, уордӕмӕ.

– Так, мол, и так, Богом тебя прошу, посоветуй мне что-нибудь!

Тот ему отвечает:

– Тогда вот что я предлагаю: когда начнет вечереть, превратись в птицу, а я обращусь хищной птицей с окровавленным клювом, и буду я тебя гонять так, чтобы прямо, когда начнет смеркаться, ты заскочил в окно, туда, где сидит Шатана.

Сатана дӕр фестадӕй ’ма ӕ дууӕ къохи фергъувта, уосӕн дӕр иуазӕг йес, зӕгъгӕ, ’ма хъӕрццигъай фӕстӕмӕ расурдта.

Ку [ис] ӕнафонӕ ’й, уӕд ӕй гъӕбесӕй райста ’ма ’й къӕразгӕбӕл ӕривардта, ’ма бабӕй фӕстӕмӕ ӕ гъӕбесмӕ батӕхидӕ.

Къӕразгӕбӕл ӕй февӕридӕ, ’ма, фӕстӕмӕ ку батӕхидӕ, уӕд Сатана фӕггурусхӕ ’й, оххай, а цидӕр ӕй, зӕгъгӕ.

Шатана встала, воздела руки, ну надо же, и к женщине гость тоже пожаловал, и прогнала коршуна вон.

А когда уже стало совсем поздно, то взяла на руки и положила птицу на подоконник, а та вновь стремилась к ней на руки.

Она клала ее на подоконник, а та залетала обратно, и тогда Шатана засомневалась и задумалась, ой, неспроста это!

Архайуй ибӕл, ӕндӕдуар цӕмӕй фӕууа, уобӕл, ’ма йин ӕндӕмӕ нӕбал комуй.

Еу ӕй къӕразгӕбӕл куд февардта, уотӕ ба фӕстӕмӕ ӕ гъӕбесмӕ батахтӕй, ӕма, Уасгерги куд адтӕй, уотӕ фестадӕй ’ма загъта Сатанайӕн:

—   Уӕхӕн маргъ ма синтӕсӕд, мӕн ӕ разӕй ка скӕна!

(Так вот), старается она как-то (птицу) выдворить, но та – никак не желает вылететь!

Только поставит ее на подоконник, та вновь бросается ей в объятья и вот превратилась она в Уасгерги, и он говорит Шатане:

– Не бывать такой птице, которая бы меня превзошла!

—  Хуцау ди ма сбоз уӕд! Мӕхе ди фӕгъгъӕуай кодтон, нур ба мӕ уӕддӕр басайдтай!

Уоми ӕризадӕнцӕ ’ма лӕг ӕма уосӕ адтӕнцӕ, ’ма бони уалӕнгӕ уоми фӕцӕй Уасгерги, уӕдта рацудӕй ’ма рандӕ ’й.

И уосӕ бауӕззау ӕй ’ма бӕнттӕ нимайун байдӕдта, ’ма, ӕ афӕдзи бон ку ӕрцудӕй, уӕдта денгизи билӕмӕ рандӕ ’й хъӕппӕлтӕ ӕхснуни рӕуони, ’ма йин райгурдӕй сугъзӕринӕ ӕстуггин⁴ лӕхъуӕн.

– Да не будет это угодно Богу! Береглась я от тебя, а тебе все же удалось меня обмануть!

Остались они там и были как муж и жена; до наступления дня Уасгерги пробыл там, потом встал и ушел.

А женщина понесла и стала считать дни, и когда наступил этот день, то пошла на берег моря, чтобы, якобы, белье стирать, и (там) у нее родился золотой мальчик.

—  А Хуцау, ӕдта ’й сӕхе муггагбӕл бафтуйун кӕнӕ [Ӕхсӕртӕггатӕбӕл ]!

Деденӕг ӕзӕнӕг адтӕй ’ма денгизи билӕбӕл цардӕй; ӕхуӕдӕг ба Ӕхсӕртӕггатӕй адтӕй.

Цауӕн кодта, ӕма, еу ку адтӕй, уӕдта неци ӕ арми бафтудӕй, ’ма ’й Хуцау изӕрӕрдӕмӕ балердзаутӕмӕ⁵ бахаста.

– О, Господи, сделай так, чтобы попал он к своей фамилии (к Ахсартагката)!

Деденаг был бездетен и жил он на морском побережье; сам же он был из рода Ахсартагката.

Был он на охоте, ничего не попало ему в руки, и вот под вечер Господь занес его к рыбакам.

—  Ӕнӕхуӕргӕ дӕн, нецӕбӕл фембалдтӕн ӕма ӕнӕ ’хсӕвӕр ахсӕви баизадтӕн.

Нур ба мӕн хатир [ӕй] фӕууинетӕ ӕма хизӕ еу дард ракӕнетӕ, кӕд йестӕбӕл мӕн амондӕй фӕххуӕст уайайтӕ.

Хизӕ радардтонцӕ, ’ма дзи йеци лилагъз бафтудӕй; ӕримӕкастӕй ’ма загъта:

– Голоден я, (охотился), но ничего не добыл и к ночи без ужина остался.

А сейчас, прошу вас, еще разок закиньте невод, может, мне на счастье, что-то попадет вам в руки.

Забросили они сети и в них попал тот самый ящик; взглянул он на него и сказал:

Ӕма къудурон ӕ фӕсабӕрцӕ бабаста ’ма ранӕхстӕр ӕй.

Цӕун баидӕдта, ’ма уӕдта ӕ фӕсабӕрцӕй биццеуи кӕун иссудӕй.

Ами цидӕр йес, зӕгъгӕ, ’ма ’й ӕ гъӕбесмӕ ӕрбайста ’ма йимӕ игъуста, ’ма дзи сувӕллони гъӕрзун цудӕй.

— Хуцау, ма мӕ фесафӕ, — зӕгъгӕ, — йести мин ӕй фӕккӕнӕ, мӕхе цӕбӕл рӕвдауон, уӕхӕн!

И привязал этот кусок дерева к поясу и отправился (дальше).

Шел он шел, и вдруг из-за пояса послышался плач ребенка.

Тут что-то есть, – подумал он, – взял это на руки (в охапку), прислушался, а оттуда был слышен плач ребенка.

—  Ку ’й исгъӕр кӕнӕн, уӕд нин ӕй дзӕгъӕлзад хондзӕнцӕ.

Фӕлтау дӕхебӕл, — ӕ уосӕн зӕгъуй, — уӕззауи кой рауадзӕ, уӕди уалӕнгӕ ба ’й не сгъӕр кӕндзинан ’ма ’й сосӕгӕй хӕсдзинан.

Уосӕ ӕхе ниттумбултӕ кодта, къимбустӕ, ӕндӕртӕ ӕхебӕл ниттухта, ’ма Нарти гъӕутӕбӕл райгъустӕй, Деденӕги уосӕ бауӕззау ӕй, зӕгъгӕ.

Пришел, внес это в дом; открыли, и оттуда достали красивого золотого ребенка, радуются ему (с женой) и говорят:

– Если проговоримся, то будут считать его незаконнорожденным.

Лучше ты, жена, пусти слух, что в положении, а до поры будем молчать о нем и содержать в секрете.

Жена уплотнилась, всякие тряпки и тому подобное обмотала вокруг талии и вот уже по селам Нартов разнеслась весть, что жена Деденага забеременела.

Сослан ӕ сагъӕдахъӕй фат фелваста ’ма син фехста сӕ хӕдзарӕ ’ма фати хӕццӕ рарвиста:

—   Ӕз ибӕл ном ивӕрун — Ерӕхцау.

Нарти медӕг кувд кодтонцӕ Алӕгатӕ, ’ма Нарти адӕм ӕмбурд кодтонцӕ.

Сослан вытащил из колчана стрелу и выстрелил к ним в дом и послал со стрелой весть:

– Я нарекаю его именем Ерахцау.

В Нартском сообществе Алагата организовали кувд (пир) и собирали на него Нартов.

— Ӕз мӕ кизги, ӕмбурди медӕгӕ ӕхуӕдӕг ке равзара, уомӕн ратдзӕнӕн.

Ӕ кизгӕ ба Агундӕ хундтӕй.

Ӕримбурд ӕнцӕ и адӕм. Ӕма Деденӕги фурт дӕр, Ерӕхцау, Деденӕгӕн уорс бӕх адтӕй, ’ма уобӕл саргъ сивардта ’ма загъта:

— Цӕуон, ӕз дӕр бабӕрӕг кӕнон ме ‘рвадтӕлти, некӕд сӕмӕ адтӕн, неке си зонун.

Над ин нийамудтонцӕ:

– Я свою дочь выдам за того, кого она сама себе изберет из множества собравшихся (на пир).

Дочь его звалась Агундой.

Люди собрались. И вот, сын Деденага Ерахдзау оседлал белого коня, который был у отца, и сказал:

–  Отправлюсь-ка я, проведаю своих родичей, никогда у них не был, никого не знаю.

Указали ему путь:

Цӕун байдӕдта ’ма бахъӕрттӕй ’ма мӕсуги буни балӕудтӕй.

Раимӕкастӕй Ӕфсинӕ-Сатана, ци дӕ, циуавӕр дӕ, зӕгъгæ.

Йе ба загъта:

—    Деденӕги фурт дӕн ’ма фӕууинуни туххӕй ӕрбацудтӕн ме ‘рвадтӕлтӕмӕ, ’ма кумӕ цӕуон, уой мин баамонӕ.

Шел он шел и добрался до подножия башни.

Выглянула к нему Афсина-Шатана, мол, кто ты, что ты?

А он отвечает:

– Я сын Деденага, прибыл, чтобы проведать родичей, укажи мне куда (дальше) идти.

—    Дӕлӕ Алӕгатӕ кувд кӕнунцӕ, сӕ кизги дӕттунцӕ, ӕхуӕдӕг ке равзара, уомӕн, ’ма цо уордӕмӕ.

Дзоруй и Ӕфсинӕмӕ:

—    Ӕдта мӕ дӕ хуарзӕнхӕ ку фӕууидӕ, ’ма мин кегъӕре^б йеске ку фӕууидӕ, кӕми цӕрунцӕ, уой нӕ зонун.

– Вон там Алагата пируют, выдают замуж свою девушку, за того, кого она сама себе изберет, иди туда!

Говорит он Афсине:

– Да снизойдут на меня твои пожелания, прошу тебя, вот бы кто-нибудь меня туда сопроводил, не знаю я, где они живут.

—    Рауай, хуарз иуазӕг, ниддӕхӕццӕ кӕндзӕнӕн нуртӕккӕ.

Йе ба йимӕ дзоруй:

—    Кӕд измӕлдзӕнӕ, уойбӕсти мӕ фӕсабӕрцӕ рабадӕ!

– Пойдем, уважаемый гость, доставлю тебя сейчас же.

А тот в ответ:

– (Пешком) долго будет, лучше садись за мной (на коня)!

—    Дӕ бӕх, дууӕ ка фӕхӕсса, уӕхӕн нӕй, — зӕгъгӕ.

—    Мӕ бӕх ба дууӕ куннӕ фӕххӕсдзӕнӕй? Рабадӕ!

– Не выглядит твой конь как могущий двух нести на себе.

– Как это мой конь не в состоянии двух нести? Садись!

Ци ’й а, ци мӕрддаг ӕй? Дӕу уӕзӕй мӕ бӕх атӕ ’й?

– Что это, что за черт? Из-за твоего, что ли, веса мой конь так (ослаб)?

—    Гӕр, куннӕ фӕххӕсдзӕнӕй, раздӕр рабадай-ра!

Рабадтӕй раздӕр ’ма бабӕй ӕй еумӕнги рауагъта, уӕдта ’й ӕ уӕргутӕй нӕуӕгӕй фелхъивта, ’ма бӕх ӕ уӕргутӕ ӕ буни рацавта разӕй.

Рахизтӕй Батрадз ’ма ’й фестӕгӕй ниххудта.

Раимӕуадӕнцӕ, ’ма ’й бӕл Ӕхсӕртӕггатӕ ниццийнӕ ’нцӕ, Деденӕгӕн ци фурт йес, зӕгъгӕ.

– Да неужели? Как же не сможет, а ну-ка сядь-ка спереди (меня)!

Сел он спереди и чуть пустил коня вперед, а потом снова прижал коленями, и конь упал на колени вперед.

Слез Батрадз и проводил (довел гостя) пешком.

Вышли к нему навстречу, обрадовались ему Ахсартагката, мол, как замечательно, что у Деденага такой сын есть!

Рабадун ӕй кодтонцӕ, ’ма хуӕрунцӕ ’ма ниуазунцӕ. Уӕдта, йеци Сайнӕг ка ’дтӕй, йе Алӕгатӕй адтӕй⁷, ’ма рагӕпп кӕнуй ӕма зӕгъуй:

—  Гъӕйт, сау хуӕрдӕ ’ма сау ниуӕзтӕ кӕнун нӕ бӕззуй, фал гъазун дӕр гъӕуй! — зӕгъгӕ.

Усадили его, едят да пьют. А потом этот Сайнаг, он был из рода Алагата (как вы помните), выскочил и говорит:

– Эгей! Не следует (нам) есть и пить по-черному, нужно ведь еще нам веселиться!

Ерӕхцау дӕр рагӕпп кодта ’ма уомӕй ӕндахдӕр ӕрзелӕн кодта ’ма ӕ бадӕни ӕрбадтӕй.

Хуӕрунцӕ, ниуазунцӕ, уӕдта бабӕй йеци Сайнӕг рагӕпп кодта ’ма се ‘гасемӕн дӕр сӕ болат хъӕматӕ фелваста ’ма сӕ зӕнхи рацавта ’ма сӕбӕл кафгӕ рацудӕй ’ма ӕ бунати ӕрбадтӕй.

И Ерахцау тоже выскочил и еще круче его крутнулся в танце и сел на свое место.

Продолжают есть и пить, потом Сайнаг опять выпрыгнул, взял у всех их булатные кинжалы, воткнул их в землю, прошел по ним, танцуя, и сел на место.

Сайнӕг нӕбал исфӕразта ’ма зӕгъуй:

—   Деденӕги дзӕгъӕлзад фурт ба мӕ измӕлун дӕр ку нӕбал уадзуй!

Йе дӕр фестадӕй ’ма рацудӕй:

—   Ӕдта хуарз! Ӕз кӕд дзӕгъӕлзад дӕн, уӕд дин дзӕгъӕлзад исбӕрӕг кӕнун кӕндзӕнӕн!

Сайнаг понял, что не может (соревноваться) далее и говорит:

– Смотри-ка, Деденагов ублюдок мне и пошевелиться не дает, каков, а!?

Тогда тот встал, вышел (из-за стола):

– Ну что же, ладно! Если я незаконнорожденный, то я покажу тебе, что такое ублюдок!

Сайнӕг дзоруй:

—  Ох-хай! Хуарз адӕм мӕхебӕл не ‘саразтон! — зӕгъгӕ, ’ма Сосланӕн зӕгъуй:

—   Цо, райӕздахӕ, нӕ кизгӕ дӕр [дин] лӕвард фӕууӕд, — зӕгьгӕ, — ма ’й рауадзӕ бостӕй.

—   Гъе, ма мӕ фӕссайӕ, ӕздахгӕ ба ’й ракӕндзӕнӕн, — зӕгъгӕ, ’ма ӕ фӕсте уайун байдӕдта ’ма ’й раййафта ’ма йин загъта:

—   Раздӕхӕ, ӕ кизгӕ Агундӕй мин равардта, ’ма ди корун, ма мӕ фенамондгун кӕнӕ ’ма раздӕхӕ!

Сайнаг опешил:

– Охо-хо! Дал же я маху! – и говорит Сослану:

– Поди, верни его, и дочь наша пусть будет твоей! Но лишь бы он не ушел обиженным.

– Только и ты не обмани меня, а уж вернуть-то я верну его, – сказал (Сослан), помчался за ним, догнал и говорит:

–  Вернись, (Сайнаг) мне Агунду обещал (если вернешься), так что прошу тебя, не делай меня несчастным и возвращайся!

—   Сайдзӕнӕй нӕ, ’ма фӕлтау ма ‘здӕхӕ!

—  На, нӕ нӕ фӕссайдзӕнӕй, раминӕйӕвардта, ’ма ди корун, раздӕхӕ!

—  Ӕздӕхгӕ кӕнун, — зӕгъгӕ, — фал сайгӕ ба нӕ сайгӕ кӕндзӕнӕй.

Раздахтӕнцӕ, ’ма, ку исхъӕрттӕнцӕ, уӕд ӕмбурд рахӕлеу ӕнцӕ, ’ма син загътонцӕ:

—   Сайнӕг ӕ федари бацудӕй, — зӕгъгӕ.

– Обманет он тебя (все равно), лучше мне не возвращаться!

– Да нет же, не обманет, обещал ее мне, так что прошу тебя, вернись!

– Ладно, возвращаюсь, только знай, что обманет он нас обоих.

Поворотились они, а когда добрались обратно, к тому времени люди разошлись, а им сказали:

– Сайнаг в своей крепости укрылся, мол.

Ӕфсӕдтӕ ӕримбурд кодтонцӕ ’ма йин неци амал ирдтонцӕ.

Ерӕхцау уӕдта загъта:

—  Дзалмадзани хурфи мӕ бакӕнетӕ ’ма мӕ хонхи сӕрмӕ фехсетӕ ’ма йин кӕд неци амал искӕнон, уӕд мӕ зӕнхӕмӕ ма ‘руадзетӕ, авд дони сӕрти мӕ бахӕссетӕ, уӕдта райгас уодзӕнӕн, – зӕгъгӕ.

Хонхи сӕрмӕ ’й фехстонцӕ, ’ма сӕ сӕрӕн нӕбал адтӕнцӕ.

Войско-то они собрали, но ничего поделать (все равно) не могли.

Тогда Ерахцау говорит:

–  Поместите меня в пушку, выстрелите мною через гору, и если ничего у меня не получится, то, не дав мне коснуться земли, перенесите меня через семь рек, и тогда я вновь оживу.

Выстрелили им через гору и (противнику) туго пришлось.

—  А Хуцау, ӕдта уӕлӕмӕ еунӕгӕй цӕуй, дӕлӕмӕ ба дууемӕй куд ӕриздӕха!

Ерӕхцау дӕр ӕхе ӕнӕдон санс фестун кодта ’ма хонхи бунмӕ рандӕ ’й.

Фатӕн дӕр ӕнгъуд адтӕй ’ма, йе ‘нгъуд ку ӕрхъӕрттӕй, уӕд хонхи билӕбӕл ницъцъӕлӕс ӕй.

Йе дӕр уой ку базудта, уӕд бабӕй исистадӕй ’ма сӕбӕл нӕуӕгӕй тохун райдӕдта ’ма сӕ исхъурмӕ кодта.

Сайнӕг дӕр бабӕй дуккаг фат рауагъта ’ма никкувдта:

– О, Боже, (сделай так, чтобы) полетела вверх одна, а вниз упали две (стрелы)!

Тогда Ерахцау покрыл себя непроницаемым составом и отправился под гору.

У (волшебной) стрелы был срок (действия) и когда он истек, она разбилась о край скалы. И когда (Ерахцау) это узнал, то встал и снова стал с ними сражаться и довел (противников) до отчаяния.

Но тут Сайнаг пустил вторую стрелу и взмолился:

Йе дӕр, фат ибӕл ку рауагъта, уӕд ӕхе борӕмӕз⁸ фестун кодта, ’ма ӕхе хонхи рауагъта.

Хезун бабӕй ӕй байдӕдта, ’ма йе цӕйбӕрцӕ, йе ба дууӕ уойбӕрци фӕллӕудтӕй, ’ма бабӕй фат хонхбӕл басастӕй.

Йе дӕр исистадӕй ’ма бабӕй сӕбӕл нӕуӕгӕй тохун байдӕдта.

Ку исхъурмӕ бабӕй ӕй, ӕ сӕрӕн ку нӕбал адтӕй, уӕд Сайнӕг ӕ кизгӕмӕ дзоруй:

—   Нӕ дӕ ниууадздзӕнӕнцӕ нур Ӕхсӕртӕггатӕ.

Тогда Ерахцау превратился в клей и опустился на гору.

Снова стал он ждать и прождал вдвое дольше (чем раньше), и вновь стрела сломалась о гору.

Тогда он встал и снова стал с ними сражаться.

Когда Сайнаг вконец отчаялся и уже не мог сражаться больше, то обратился к дочери:

– Не отстанут от тебя Ахсартагката.

—  Кадӕй мӕ нӕ равардтай, нур ба мӕ ӕгадӕй дӕттунмӕ гъавис? — зӕгъгӕ.

—  Мадта ма син нур ци кӕнон? — фӕрсуй Сайнӕг и кизги.

Йе дӕр ин фӕстаг фат рауадзун кодта.

Сайнӕг никкувдта:

– С почетом ты меня не выдал, а теперь бесславно собираешься выдавать?

– А что еще мне остается делать? – спрашивает дочь Сайнаг.

Она велела ему пустить последнюю стрелу.

Сайнаг взмолился:

Йе дӕр, цалинмӕ фат цудӕй, – дорти дӕр фарста, къӕдзӕх дӕр фарста, цӕйбӕрцӕ ӕнгъуд ин йес, зӕгъгӕ, ’ма йин неке неци загъта.

Уӕдта фат фӕстӕмӕ раздахтӕй ’ма ӕ тӕккӕ сӕри астӕу ӕруадӕй ’ма йе скъелӕй фелвӕстӕй.

А тем временем, пока летела стрела, (Ерахцау) спрашивал камни, спрашивал скалы, каков срок (ее полета), но никто ничего ему не ответил.

Потом стрела развернулась и попала ему прямо в центр головы, а вышла из пятки.

Давун ӕй байдӕдта ’ма ’й еу-фондз дони сӕрти ку бахаста, берӕ йин ку нӕбал адтӕй, уӕд ибӕл Сирдон фембалдӕй ’ма йимӕ дзоруй:

—  Уӕу, мӕнӕ дессаг! Уӕртӕ фӕххӕлӕф кодтонцӕ ’ма Агундӕй фӕххӕссунцӕ, ду ба мард дӕ уӕле ци скодтай?

Помчал он его и когда перенес уже через пять рек (оставалось еще чуть), то повстречался ему Сирдон и говорит:

– Вот чудеса! Те, вон, поспешили и Агунду уносят, а ты чего это труп взвалил на себя?

—  Уӕуу, мӕнӕ дессаг! Уӕртӕ Агундӕй фӕххӕссунцӕ, ду ба ма мард дӕ рагъи хӕссис.

Сослан дӕр бӕласӕ ӕртасун кодта ’ма ’й бӕласи ӕнхӕли февардта ’ма ’й фӕстӕмӕ исуагъта, ӕхуӕдӕг ба уайун байдӕдта, ’ма — некӕми неци, адӕм дӕр фӕххӕлеу ӕнцӕ.

–  Вот это чудеса! Те, вон, Агунду уносят, а ты мертвого на себе тащишь.

Тогда Сослан пригнул дерево, положил (Ерахцауа) на развилку ветвей и отпустил, а сам побежал (назад), но – увы, нигде никого нет, люди разошлись.

Фӕстӕмӕ бабӕй уайун байдӕдта ’ма Сайнӕги хӕдзарӕмӕ ӕхе хӕстӕг рауагъта ’ма ӕхе ниммӕлӕг кодта.

Ци рацудӕй, Хуцау ӕхуӕдӕг зонуй, уӕдта Сайнӕг загъта:

—  Цотӕ ’ма, ка рамардӕй, ци рамардӕй, уони бабӕрӕг кӕнтӕ.

Развернулся он и побежал снова и, достигнув дома Сайнага, опустился на землю и притворился мертвым.

Бог знает, сколько времени прошло, но потом Сайнаг говорит:

– Подите да посмотрите, кто там умер, да всех проверьте.

Ӕма хаттӕнцӕ, ’ма сӕ [мӕрдти] халӕнттӕ хуардтонцӕ, ’ма фӕстӕмӕ баздахтӕнцӕ ’ма загътонцӕ Сайнӕгӕн.

—   Халӕнттӕ сӕ хуӕрунцӕ.

Уӕдта сӕ фӕрсуй:

—   Сослан ба кӕми ’й?

—  Йей-йей! — загътонцӕ, — Сослан уӕлгоммӕ лӕууй, ’ма йин халӕнттӕ ӕ цӕститӕмӕ ӕвналунцӕ.

—   Йе барӕй ӕхе уотӕ искодта.

Те пошли, походили, вороны же клевали (мертвых); вернулись и доложили Сайнагу:

– Вороны их клюют.

Тот спрашивает:

– А Сослан-то где?

– Вот именно, – отвечают, – Сослан лежит на спине, а вороны норовят ему глаза выклевать.

– Это он притворяется.

Нӕ дзи ӕруагӕс кодта, ’ма син загъта:

—  Цотӕ, ’ма йин мӕнӕ аци бурӕу йе скъели низзелетӕ ӕма, ӕ уӕрагисӕрӕй ку искӕса, уӕдта ’й мӕмӕ фӕстӕмӕ ӕрбахӕссетӕ.

Ӕрбайимӕхастонцӕ фӕстӕмӕ, нийинӕйзилдтонцӕ йе ’скъели, [уотемӕй] ’ма йимӕ исисмуста [Сайнӕг] ӕма загъта:

—   А марди хъанзи смаг нӕ кӕнуй.

Не поверил он и сказал им:

– Идите и вот этот бурав ему в пятку ввинтите так, чтобы вышел он из колена, а затем мне его назад принесите.

Принесли ему обратно бурав, после того, как вкрутили его в пятку, понюхал его (Сайнаг) и говорит:

– Не пахнет это мертвечиной.

—  А, уӕу-уӕй! Ӕ мардӕй уойасӕ кӕмӕй тӕрсис, уомӕ мӕхе къахӕй цӕмӕннӕ цудтӕн!

—   Хуцау дин ма бакомӕд, – зӕгъгӕ, загъта Сайнӕг ’ма дуар фегон кодта ’ма рацудӕй ’ма йимӕ гъузун байдӕдта мӕнгӕйгай, халӕй хали аууон.

Сослан ӕхе нигъгъос кодта, уӕдта йимӕ нӕбал фӕллӕудтӕй ’ма йимӕ рагӕпп кодта, церхъ имӕ фелваста.

– Охо-хо! И почему же я своими ногами не пошла за тем, кого и мертвым ты так боишься!

– Не дай Бог, – сказал Сайнаг, открыл дверь и вышел, а потом стал медленно-медленно красться.

Сослан (вначале) притаился, а потом перестал сдерживаться, выпрыгнул и вытащил меч.

Ӕ сӕрти балӕуирдта медӕмӕ ’ма кизгӕ Агундӕйӕн загъта, гъе нур мӕн бадӕ, зӕгъгӕ, ’ма йибӕл ӕрфедар ӕй.

Агундӕ дӕр ин загъта:

—   Ӕз дӕу бадӕн! Хуӕздӕр лӕг ӕз нӕбал агорун, фал а мардӕн йести унаффӕ гъӕуй, ’ма бал мӕн ба исуадзӕ.

Перепрыгнул через него во внутрь дома и сказал девушке Агунде: – Вот теперь ты стала моей, – и крепко ухватил ее.

Агунда ему отвечает:

– Стала я твоей! И лучший муж мне не нужен, но нужно же отдать дань покойнику, поэтому отпусти меня.

—   А Хуцау, ӕдта, а мин берӕ зинтӕ кӕд фӕууинун кодта, уӕддӕр ӕй мӕнӕ кизги хатирӕй ивӕрун, ’ма йибӕл хуарз уобай куд феста!

Ӕма йибӕл хуарз уобай фестадӕй.

– Господи, хотя он и доставил мне очень много трудностей, я прощаю и хороню его из-за этой девушки и пусть над ним встанет хороший склеп!

И появился хороший склеп (над покойником).

—   А ӕвӕрд фӕцӕй, фал, дӕу туххӕй ӕхецӕн зин ка скодта, хонхи сӕрмӕ дзалмадзани фехстӕй ка исхизтӕй, уой мард ди байронх ӕй, ’ма уомӕ цӕуӕн, ’ма уомӕн ба ӕз йести унаффӕ искӕнон.

Цӕун имӕ байдӕдта; байимӕхъӕрттӕнцӕ, ’ма Сослан бӕласӕ ӕртасун кодта, райиста ’ма ’й зӕнхӕбӕл ӕривардта.

– Этот-то похоронен, а как быть с тем, кто столько претерпел из-за тебя, кто был выстрелом орудия заброшен на гору, разве позабыл ты его, пойдем к нему, и я решу, что (дальше) делать.

Шли они к нему, шли, потом дошли; Сослан согнул дерево, снял его и положил наземь.

—  А Хуцау, еу уоди барӕ мин равардтай, нур мӕнӕ а мӕн туххӕй ӕхе фесафта, ’ма ди, йа Хуцау, уой корун, ’ма а, куд адтӕй, уотӕ куд феста!

Ӕма йе дӕр рабадтӕй:

– Господи, ты дал мне право на одну жизнь; этот вот пропал из-за меня, поэтому прошу тебя, Боже, пусть станет он вновь, каким был!

И тогда (юноша) поднялся, присел:

Загъта Агундӕ:

—  Мӕнӕн амӕй ӕндӕмӕ ӕнсувӕр куд уай, уотӕ, хъиамӕтбӕл дӕр, уӕлӕбӕл дӕр хуӕрӕ ӕма ӕнсувӕрӕй куд цӕрӕн, уотӕ.

Агунда сказала:

– Пусть с сегодняшнего дня будешь ты мне братом и в горе, и в радости (и на том и на этом свете) чтоб мы жили как брат и сестра.

—  Абони уӕнгӕ мӕ лӕгмӕ цӕун дӕр нӕ уагътай, нур ба дӕ уосӕ дӕн.

Ӕма гъе уӕд ӕрхудта Сослан уосӕ, уӕди уалӕнгӕ ба йин уосӕ н ’адтӕй. Ерӕхцау ба йин къохбӕлхуӕцӕг адтӕй.

– По сей день не давал ты мне выйти замуж, а сейчас я стала твоей женой.

Вот тогда Сослан и женился, а до тех пор не было у него жены. А Ерахцау был дружкой у них (на свадьбе).

Перевел на русский язык М.А.Миндзаев.

В следующем эпизоде повзрослевший Ерахдзау (таким именем его нарек Сослан) едет на пир к родичам. Там он соревнуется в танце с Сайнаг-алдаром, побеждает его. Тот тяжко оскорбляет юношу, и он уезжает. Сайнаг умоляет Сослана вернуть гостя, обещая за это выдать за Сослана свою красавицу-дочь Агунду. Сослан уговаривает Ерахдзауа вернуться, но Сайнаг не держит слово и запирается в крепости. Нарты безуспешно атакуют крепость. Затем Ерахдзау предлагает выстрелить им из пушки (в старых сказаниях – из лука) в крепость и с успехом крушит защитников твердыни.

Далее Сайнаг стреляет в юношу волшебными стрелами; тот волшебным же образом уклоняется от первых двух, но третья его поражает. Сослан должен подхватить раненного и перенести через семь рек, чтобы тот остался жив. По дороге ему несколько раз встречается Сирдон, принимающий разные облики и убеждает оставить тело юноши и мчаться в крепость, из которой уже уводят его невесту.

Сослан поддается на провокацию, мчится назад, видит, что крепость неприступна и ложится, притворившись мертвым. Сайнаг не верит в его смерть и приказывает подвергнуть мучениям, но Сослан выдерживает их, продолжая притворяться мертвым. Наконец Сайнаг вышел к Сослану, тот вскочил и зарубил его.

Агунда, ценя мужество и другие достоинства Сослана выходит за него замуж. Тот с почетом хоронит Сайнага. Затем они оживляют Ерахдзауа.

Интересна часть сказания, где Сайнаг стреляет волшебными стрелами с, говоря современным языком, часовым механизмом, или где описывается способ уклониться от поражения стрелой.