28 Д3 Нарти Сослан уодӕгасӕй Мӕрдти куд адтӕй ‘ма дзенет ‘ма зиндонӕ куд фӕууидта, уой тауӕрӕхъ

«А хуцау, ӕдта абони уӕнгӕ мӕ берӕ ку уарзтай ӕма мӕ ӕгадӕ ку некӕд кодтай, нур ба а цӕмӕн уотӕ ‘й? Нур ба ди корун, ӕма цӕмӕй нарти астӕумӕ ревӕдӕй нӕ иссӕуон, уой».

— О боже, до сегодняшнего дня ты меня очень любил и ни разу меня не обесславил, что же теперь случилось! Прошу тебя, сделай [так], чтобы не вернулся я к нартам с пустыми руками.

Мегъи цъопп коми исхӕлеу ӕй ‘ма Сау хонхи дӕр ӕримбарзта. Сосланбӕл йеци мегъӕ уотӕ ӕрталингӕ кодта, ‘ма, ӕ къӕхтӕмӕ ку ‘ркӕсидӕ, уӕд сӕ нӕбал уидта ‘ма загъта:

Облачко расползлось по всему ущелью и накрыло Черную гору. Сослана окутала такая мгла, что он уже не видел ног своих, когда смотрел на них, и сказал:

Берӕ фӕссагъӕс кодта Сослан, уӕдта загъта ӕхецӕн: «Цӕй, комӕрдӕмӕ урдугмӕ цӕуон, кӕд еу риндзӕбӕл исӕмбӕлинӕ».

Долго думал Сослан, а потом сам себе сказал: «Дай-ка спущусь я вниз, к выходу из ущелья, может быть, попаду на звериную тропу».

Дон цирдӕмӕ уадӕй, йецирдӕмӕ дони билтӕбӕл къахнадбӕл Сослан цӕун райдӕдта ‘ма загъта ӕхемеднимӕр: «Аци къахнадбӕл коми урдугмӕ цӕудзӕнӕн, ӕма мӕ кӕд еу дуйнебӕл исӕмбӕлун кӕнидӕ».

И стал Сослан идти в ту сторону по тропинке, вдоль берега, в какую текла река, и подумал про себя: «Буду идти по этой тропе вниз, и, может быть, она приведет меня в Какой-нибудь мир».

Хъӕбӕр берӕ бӕнттӕ фӕццудӕй тар мегъи хурфи талингӕ коми урдугмӕ къахнадбӕл ‘ма бабӕй хъӕбӕр исӕстонг ӕй ‘ма загъта:

Очень много дней шел он в густом тумане, в темном ущелье по тропинке вниз, опять сильно проголодался и сказал:

Арвмӕ ракӕститӕ кодта, ‘ма йибӕл хор дӕр ӕма мӕйӕ дӕр нӕ зиндтӕй. Сослан хъӕбӕр фӕддес кодта ‘ма загъта:

«А хуцау! Ци дессаг дуйнемӕ мӕ бафтудтай? Мӕ сувӕллонӕй ардӕмӕ кӕми нӕ фӕххаттӕн, уӕхӕн рауӕн ку нӕбал ниууагътон, уӕд атӕ ци дессаг рӕсугъд будуртӕ ‘нцӕ? Ани ӕз ку некӕд фӕууидтон, истонгӕй дӕр ку мӕлун ӕма кӕми ци бахуӕрон?»

Взглянул на небо, а на нем ни солнца, ни месяца. Очень удивился Сослан и сказал:

—   О боже! В какой удивительный мир ты меня привел! С детства я хожу, и не осталось такого места, где бы я не побывал. Что же это за удивительно красивые равнины? Таких я никогда не видел, но я умираю от голода. Где бы мне чего-нибудь поесть?

«Гъе нур ба мин кӕд йеци кизгуттӕ йести бахуӕрун кӕнионцӕ!»

«Ну, а теперь, может быть, эти девушки чем-нибудь меня накормят!»

—    Уӕ бон хуарз, хуарз кизгуттӕ!

Кизгуттӕ дӕр имӕ дзорунцӕ:

—   Ӕгас цо, нарти Сослан! Уӕлӕбӕл дӕр дӕ хуцау берӕ уарзта ‘ма дӕ Мӕрдтӕмӕ дӕр, дзенетмӕ, дӕ цар ӕма дӕ бауӕри, цауӕйнон рӕвдзӕй ӕрбауагъта.

—    Добрый день, славные девушки!

Девушки ему отвечают:

—   Здоровым ходи, нарт Сослан! В Верхнем мире [на земле] ты был любимцем бога и в Страну мертвых, в рай, впустил он тебя во плоти твоей и в охотничьем снаряжении.

Сослан Мӕрдти, дзенети будури дӕр ӕ фудуагдзинадӕ кӕми уагъта ‘ма семгӕ-семгӕй кизги цонг фелхъивта.

Сослан и в Стране мертвых, на райской равнине, не оставлял своих шалостей — прижал руку той девушки к себе.

—   Сослан! А дзенети будур ӕй, ‘ма ами дӕр дӕ фудуагдзинадӕ нӕ уадзис, уӕлӕбӕл кудтитӕ кодтай, ами, дзенети будури, уотитӕ гӕнӕн нӕййес, ‘ма дин аци хатт хатир фӕууӕд, дуккаг хатт ба уотӕ мабал бакӕнӕ, уӕд дин хатир нӕбал уодзӕнӕй.

— Сослан! Это райская равнина, ты и здесь не оставляешь своих шалостей: то, что ты на земле делал, здесь, на райской равнине, делать нельзя. [Но] на этот раз я тебя прощаю.  Если [же] ты повторишь это, не будет тебе больше прощения.

Дуккаг хатт ма йин ӕ цонг ку фелхъивта, уӕд ин кизгӕ нӕбал ниххатир кодта, Сосланӕн ӕ базугбӕл фӕххуӕстӕй ‘ма ‘й цади астӕумӕ низзуввутт кодта.

Сослан цади сӕрбӕл ӕ къабӕзтӕ берӕ фӕттилдта, уӕдта ‘й дон ӕ бунмӕ райиста.

И когда второй раз он это сделал, девушка не простила [его уже]; [она] схватила Сослана за плечо и швырнула его в середину озера.

Долго барахтался Сослан на поверхности озера, а потом вода потянула его вниз.

Йеци будури фӕццӕйцудӕй ‘ма еу рауӕнмӕ нихъхъӕрттӕй, уоми ба дин дуйней адӕм ауигътитӕй лӕудтӕнцӕ: ка ӕ къахӕй, ка ӕ цонгӕй, ка йе ‘взагӕй, ка ӕ хъурӕй; сӕ буни ба содзгӕ дортӕ цирен кодтонцӕ.

По этой равнине пошел он и добрался до одного места, там [увидел] много людей, повешенных кто за ногу, кто за руку, кто за язык, кто за шею, а под ними горящие камни пламя испускают.

Йетӕ ба йин загътонцӕ:

—   Мах ци бакодтан, уой нӕхуӕттӕ нӕхецӕн бакодтан: уӕлӕбӕл лӕгъуздзинӕдтӕ фӕккодтан, нур ба сӕ ами ба зиндзинӕдтӕй федӕн, анз нин кӕмӕн ӕртӕ бони, кӕмӕн ба ӕртӕ къуӕрей, кӕмӕн ба фулдӕр, — ауӕхӕн зиндзинадӕ бавзарун Мӕрдти хецауӕй тӕрхонгонд ӕй.

А они ответили ему:

—   Сами мы повинны в этом: на земле творили злые дела, теперь здесь расплачиваемся муками. Повелитель Страны мертвых присудил терпеть такие муки — одному три дня в году, другому — три недели, а кому и больше.

—  Хуӕруйнагӕй бабӕй куд айтӕ, ӕстонгӕй ку мӕлун, ӕма уӕмӕ кӕд йести йес, уӕд мин бахуӕрун кӕнетӕ.

Йетӕ ба йин загътонцӕ:

—   Мах бон нӕй хуӕруйнаг райсун нӕхецӕн дӕр ӕнӕ бафӕрсгӕй, фал мӕнӕ аци надбӕл цо ‘ма лӕг ‘ма уосӕмӕ нихъхъӕртдзӕнӕ, ‘ма дин йетӕ баамондзӕнӕнцӕ, кӕми бахуӕрай, уӕхӕн рауӕн.

—   А как с едой у вас, ведь я умираю с голоду, и если есть у вас что-нибудь, то накормите меня.

А те ему ответили:

—    Мы для себя-то без спроса не можем взять еды, [так что] ты иди по этой дороге, и [когда] дойдешь до мужчины и женщины, [то] они тебе укажут такое место, где ты сможешь поесть.

—    Уӕ бон хуарз! —зӕгъгӕ, сӕмӕ дзоруй Сослан.

—     День ваш да будет добрым, — сказал Сослан.

Ӕгас цо, нарти хуарз Сослан! Уӕлӕбӕл дуйней дӕр дӕ хуцау берӕ уарзта ‘ма дӕ Мӕрдтӕмӕ дӕр дӕ цар ӕма дӕ бауӕри ӕрбауагъта, уӕдта дин ами дӕр хъӕбӕр хуарз бунат уодзӕнӕй.

Сослан дӕр бабӕй сӕмӕ дзоруй:

Добро пожаловать, славный нарт Сослан! В Верхнем мире ты был любимцем бога, в Страну мертвых он впустил тебя во плоти, и здесь тебе уготовано очень хорошее место.

Сослан снова обращается к ним:

Йетӕ ба йин загътонцӕ:

—   Нӕхе фудӕй атӕ гъезӕмарӕ кӕнӕн, уӕлӕбӕл дуйней бинонти астӕу нӕхецӕн сосӕггӕй хецӕн хуӕруйнӕгтӕ кодтан, ‘ма нур ба йеци давддзинадӕ Мӕрдти аци зиндзинадӕй федӕн; анз ӕртӕ бони атӕ фӕгъгъезӕмарӕ кӕнӕн, Мӕрдти хецау нин гъе уотӕ истӕрхон кодта.

А они ему ответили:

— По своей вине мы так мучаемся: в Верхнем мире мы тайно от семьи готовили себе особую еду и теперь здесь расплачиваемся за эту утайку — три дня в году так мучиться присудил нам повелитель Страны мертвых.

—  Ӕстонгӕй мӕлун, кӕд уӕмӕ йести йес бахуӕруйнаг, уӕд мин радтетӕ.

Йетӕ ба йин загътонцӕ:

—  Сослан, дӕу хуцау берӕ уарзуй, ‘ма ма гузавӕ кӕнӕ, бадӕӕфсаддзӕнӕй, махӕн ба нӕ бон нӕй нӕхецӕн райсун дӕр ӕнӕ бафӕрсгӕй, фал мӕнӕ аци надбӕл цо ‘ма еу уосӕмӕ нихъхъӕртдзӕнӕ, ‘ма дин йейӕ бахуӕрун кӕндзӕнӕй.

—    С голоду я умираю, если есть у вас что-нибудь, накормите меня.

Они сказали ему:

—   Сослан, бог тебя очень любит, и не тревожься, он накормит тебя, а мы и сами для себя не можем взять без спроса еду, но ты иди по этой дороге и дойдешь до одной женщины, и она тебя накормит.

Сослан имӕ дзоруй:

—    Дӕ бон хуарз, хуарз уосӕ!

Сослан говорит:

—     Да будет день твой добрым, хорошая женщина!

—  Ӕгас цо, нарти хуарз Сослан! Уӕлӕбӕл дуйней дӕр дӕ хуцау берӕ уарзта, нур ба дӕ Мӕрдтӕмӕ дӕр дӕ цар ӕма дӕ бауӕри ӕрбауагъта, уӕдта дин бунат дӕр ами, дзенети, дӕуӕн хъӕбӕр хуарз йес.

Уӕд имӕ Сослан дзоруй:

—   Добро пожаловать, славный нарт Сослан! В Верхнем мире ты был любимцем бога, и в Страну мертвых впустил он тебя во плоти, и здесь, в раю, тебе уготовано очень хорошее место.

Тогда Сослан говорит ей:

Йе ба йин загъта:

—  Авд лӕхъуӕни ‘ма мин авд ности адтӕй мӕнӕн ‘ма се ‘гасей дӕр ӕнхузон уидтон, се ‘гасемӕн дӕр хуарз адтӕн, ма мин йетӕ дӕр хуарз адтӕнцӕ; мӕ къохи хъӕбӕр берӕ адтӕй, ‘ма дӕттунӕй нӕ аурстон, ‘ма, кедӕр фӕллӕвардтон, йетӕ нур ба мӕ размӕ кӕдзосӕй лӕуунцӕ.

А она ему отвечает:

—   Семь сыновей и семь невесток было у меня, и всех я одинаково любила, ко всем я была добра, и они отвечали мне тем же; в руках моих было изобилие, и я, не жалея, отдавала, и все, что я давала, теперь передо мной лежит чистым.

—    Мадта ӕстонгӕй мӕлун, ‘ма мин йести бахуӕрун кӕнӕ.

—  Нуртӕккӕ, — зӕгъгӕ, йимӕ дзоруй,— мӕ къохи хуцауи фӕрци берӕ йес.

Ӕма йин фингӕбӕл еу ӕртӕ къӕбӕри февардта. Сослан фингӕмӕ кӕсуй ‘ма ниссагъӕси ‘й, ӕхемеднимӕр уобӕл сагъӕс кодта, ‘ма мин йеци ӕртӕ къӕбӕри цӕй фагӕ ‘нцӕ, зӕгъгӕ.

—    Я умираю от голода, накорми меня чем-нибудь.

—   Сейчас, — сказала она, — благодаря богу изобилие в моих руках.

И положила перед ним на финг* три куска. Сослан посмотрел на фынг и задумался: «Как я насыщусь тремя кусками?»

—    Сослан! Цӕбӕл сагъӕс кӕнис? Хуӕргӕ цӕмӕннӕ кӕнис?

Сослан исбадтӕй ‘ма хуӕрун райдӕдта, фингӕй еу къӕбӕр ку ‘сесидӕ, уӕдта бабӕй ӕ бунати ӕндӕр къӕбӕр равзуридӕ, уотемӕй Сослан ӕхе бафсаста, фингӕ ба уӕддӕр уӕлдай ревӕддӕр нӕ фӕцӕй.

— Сослан! О чем ты думаешь? Почему ты не ешь?

Сослан сел и начал есть; когда он брал с фынга один кусок, то вместо него появлялся другой, и, таким образом, Сослан наелся, а фынг от этого не оскудел.

—  Хуарз уосӕ, хуӕрун дӕр мин бакодтай, фал ма ди еу гъуддаг корун: хуцауӕй мин ракорӕ, цӕмӕй уӕлӕбӕл дуйнемӕ фӕстӕмӕ исхезон, уой, ‘ма цӕмӕй нарти астӕу мӕ кой ходуйнагӕй нӕ байзайа, Сосланӕн, зӕгъӕ, ӕ мард кӕми фесавдӕй, йе дӕр нӕбал исбӕрӕг ӕй.

—   Добрая женщина, ты меня накормила, но я еще об одном прошу тебя: попроси бога, чтобы я поднялся в Верхний мир, и чтобы среди нартов обо мне худая слава не осталась и не говорили, что даже мертвое тело Сослана неизвестно где*.

—  Мӕн бон дӕу ракорун нӕ ‘й, фал мӕнӕ аци надбӕл исцо ‘ма еу дзӕхӕрадонӕмӕ нихъхъӕртдзӕнӕ, йе ба уодзӕнӕй дзенети дзӕхӕрадонӕ, дзӕхӕрадони бӕлӕсти буни ба хъӕбӕр берӕ сувӕллӕнттӕ гъазунцӕ, гъе ‘ма уони бон ӕй дӕу ракорун Мӕрдти хецауӕй.

—   Я не могу просить о тебе, но иди вот этой дорогой, и ты дойдешь до одного сада — это будет райский сад, а под деревьями в райском саду играет много детей, вот они-то и смогут выпросить тебе у повелителя Страны мертвых [разрешение выйти отсюда].

—  Ӕгас цо, нарти хуарз Сослан! Хуцау да уӕлӕбӕл дуйней дӕр берӕ уарзта ‘ма дӕ Мӕрдтӕмӕ дӕр дӕ цар ӕма дӕ бауӕри ӕрбауагъта, уӕдта дин бунат равардта мӕнӕ дзенети дзӕхӕрадони мах хӕццӕ.

—   Добро пожаловать, славный Сослан! И в Верхнем мире ты был любимцем бога, и в Страну мертвых впустил он тебя во плоти и место тебе дал здесь в райском саду вместе с нами.

—   Коргӕ дӕ ракӕндзинан Мӕрдти хецауӕй, фал мабал цо уӕлӕбӕл дуйнемӕ, фӕсмон кӕндзӕнӕ, уӕхӕн барӕ сувӕллӕнттӕ ‘ма дӕуӕй фӕстӕмӕ адӕмӕй некӕмӕн йес, ‘ма дин ами, дзенети дзӕхӕрадони, хуӕздӕр ӕй, ‘ма мабал цо.

Дети ему говорят:

—   Мы выпросим тебе у повелителя Страны мертвых разрешение выйти отсюда, но ты не возвращайся в Верхний мир, не то пожалеешь. Такого права из людей, кроме детей и тебя, никому не дано. Здесь в райском саду тебе будет лучше, не уходи!

— Мадта дӕ кӕд уотӕ хъӕбӕр фӕндуй уӕлӕбӕл дуйнемӕ, Нартӕмӕ, раздӕхун, — зӕгъгӕ, загътонцӕ сувӕллӕнттӕ, — уӕд нӕ хӕццӕ рауай уӕртӕ дзӕхӕрадони кӕронмӕ, Мӕрдти хецаумӕ, ‘ма дӕ гъе уомӕй ракордзинан мах.

—   Ну, если ты так сильно хочешь вернуться в Верхний мир к нартам, — сказали дети, — то идем с нами в конец сада, к повелителю Страны мертвых, и мы выпросим [для] тебя у него [путь к нартам].

Мӕрдти хецау ба йин загъта:

—   Ма кӕнӕ, Сослан, фӕсмон кӕндзӕнӕ, ардигӕй мабал ӕздӕхӕ фӕстӕмӕ, уӕлӕбӕл дуйнемӕ.

Повелитель Страны мертвых тогда сказал:

—   Не делай этого, Сослан, пожалеешь, не возвращайся в Верхний мир.

—   Нарти астӕу хъӕбӕр кадгинӕй фӕццардтӕн, нур ба йеци кой ми байзайун нарти ӕхсӕн, мӕ сӕрмӕ нӕ хӕссун, ‘ма мин ӕнӕ раздӕхун нӕййес, кӕд мин над дӕттис, уӕд.

— Мадта дӕ ронӕ фехалӕ ‘ма мӕмӕ дӕ фӕсонтӕ ӕрбадарӕ, — зӕгъгӕ, йимӕ дзоруй Мӕрдти хецау.

—   В большом почете прожил я среди нартов и теперь считаю для себя недостойным, чтобы обо мне говорили худо. Нельзя мне не вернуться, разреши мне [отправиться в] дорогу.

—   Тогда развяжи свой пояс и повернись ко мне спиной, — сказал ему повелитель Страны мертвых.

—   Ка ‘й зонуй, уӕлӕбӕл дуйнебӕл ку нӕ ӕууӕндонцӕ, Мӕрдти ке адтӕ, уобӕл, уӕд сӕмӕ дӕ фӕсонтӕ-еу бавдесдзӕнӕ.

—   Если в Верхнем мире не поверят в то, что ты был в Стране мертвых, то ты покажешь им свою спину.

Уони базурти дунгӕй ба зелӕндунгӕ фелвӕстӕй ‘ма Сослани фелваста ‘ма ‘й хӕрдмӕ хӕссун байдӕдта, хӕссун, ‘ма ‘й уӕлзӕнхӕ фӕккодта. Уӕлзӕнхӕ ку фӕцӕй, уӕд нарти астӕумӕ ӕрбацудӕй, ‘ма йибӕл йетӕ дӕр фӕццийнӕ кодтонцӕ, уӕдта ‘й бафарстонцӕ, уал анзи кӕми адтӕй, уобӕл.

Сослан ба син загьта:

От движения их крыльев поднялся вихрь, [который] подхватил Сослана и начал поднимать [его] вверх и выбросил на землю. Когда очутился [Сослан] в Верхнем мире, пришел к нартам, они ему обрадовались, а потом спросили, где он был столько лет.

Сослан им сказал:

Уӕд имӕ Сирдон дзоруй:

—    Сослан кӕмидӕр дзӕгъӕл фӕххаттӕй, нур ба ӕрцудӕй, ‘ма «Мӕрдти адтӕн», зӕгъгӕ.

Сослан дӕр ӕ уӕллаг гурӕ рабӕгънӕг кодта ‘ма сӕмӕ ӕ фӕсонтӕ равдиста, ӕ фӕсонтӕбӕл ба финст адтӕй: «Мӕрдти Барастур».

Тогда Сирдон сказал:

—   Сослан где-то шатался, а теперь пришел и говорит: «В Стране мертвых был».

Тогда Сослан оголил верхнюю часть туловища и показал им спину, а на спине было помечено: «Барастур* Страны мертвых».

Гъе ‘ма гъе уӕдӕйардӕмӕ байзадӕй Мӕрдти хецауи нон «Мӕрдти Барастур», зӕгъгӕ.

Сослан ба уойфӕсте дӕр ма ӕ хӕдзари, нарти ӕхсӕн, дзӕбӕх фӕццардӕй.

И вот с тех пор осталось имя Барастур — повелитель Страны мертвых.

А Сослан после этого среди нартов в своем доме хорошо пожил.