3.7. СОСЛАН БЕДУХАЙЫ КУЫД ӔРХАСТА

3.7. СОСЛАН БЕДУХАЙЫ КУЫД ӔРХАСТА	3.7. КАК СОСЛАН ЖЕНИЛСЯ НА ВЕДУХЕ краткое содержание
Нарты Сослан Хызы фырт Челӕхсӕртӕджы чызг Бедухайы куырдта, фӕлӕ йын ӕй йӕ фыд нӕ лӕвӕрдта.	Семь лет сватался Сослан в Ведухе, прекрасной дочери Челахсартага,
Авд азы йыл фӕдзырдта Сослан — нӕ йын сразы ис Челӕхсӕртӕг йӕ чызджы раттыныл.	и семь лет подряд отказывал ему гордый Челахсартаг, сын Хиза.
Уӕд иуахӕмы Алӕгатӕ сцӕттӕ кодтой, хӕрдӕй, нуӕзтӕй цы хъуыдис, уый, ӕмӕ сарӕзтой стыр куывд.	Однажды нартский род Алагата устроил пир. Все нарты собрались на этот большой пир.
Ӕрхуыдтой Нарты адӕмы сӕ куывдмӕ. Рабадтысты Нарт Алӕгаты стыр хӕдзары рӕгъытӕй.	В обширном доме Алагата уселись они рядами.
Иу рӕгъы уӕле хистӕрӕн Уырызмӕг бадтис, иннӕ рӕгъы уӕле — Хӕмыц, ӕртыккаг рӕгъы уӕле та — Сырдон.	Урызмаг сидел во главе одного ряда столов, Хамыц — во главе другого, во главе третьего ряда сидел нарт Сырдон.
Сӕмбӕлдис сӕ куывды Хызы фырт Челӕхсӕртӕг дӕр.	Был приглашен на этот пир и сын Хиза Челахсартаг.
Хӕрынц ӕмӕ нуазынц Нарты адӕм, Алӕгаты стыр куывды уӕле дӕлӕмӕ гаджидӕуттӕ уадзынц.	Ели и пили нарты на торжественном пире рода Алагата. Волнами перекатывались здравицы — от старших к младшим и от младших к старшим.
Иудзӕвгар куы абадтысты, уӕд Сослан ӕмӕ Хызы фырт Челӕхсӕртӕг фӕбыцӕу сты, — алчи сӕ йӕхицӕй ӕппӕлы.	В разгаре был пир, когда Челахсартаг, сын Хиза, стал спорить с Сосланом о том, кто из них лучше.
— Мӕ фыдыстӕн, ӕз дӕуӕй хуыздӕр лӕг дӕн, — загъга Хызы фырт Челӕхсӕртӕг. — Алцӕмӕй дӕр мӕ бон у демӕ афӕлварын. Цӕй-ма, хӕснагыл ракафӕм, кӕддӕра чи кӕй амбулид.	— Клянусь отцом своим, — сказал Челахсартаг, — во всем готов я состязаться с тобой и уверен, что во всем превзойду тебя. Ну-ка, давай спляшем на спор.
— Ракафӕм! — загъта Сослан. — Цы ‘вӕрыс хӕснагӕн та?	— Спляшем, — ответил Сослан. — А что ты поставишь в заклад?
— Кӕд ды хуыздӕр ракафай мӕнӕй, Сослан, — загъта Хызы фырт, — уӕд ӕз ратдзынӕн дӕуӕн мӕ рӕсугъд чызг Бедухайы. Ды та цы ‘вӕрыс?	— Вот если ты спляшешь лучше меня, — сказал сын Хиза, — тогда я выдам за тебя дочь свою, красивую Ведуху. Ну, а ты что поставишь?
— Кӕд мӕ ды амбулай, уӕд ӕз та ратдзынӕн дӕуӕн мӕ номдзыд Церечы згъӕр ӕмӕ Бидасы тахъа, стӕй мӕ цирхъ,— загъта Сослан дӕр.— Ракаф уал ды, хистӕр дӕ, иннӕ ахӕм — уазӕг.	— Шлем Бидаса поставлю я, — сказал Сослан. — При вести о битве шлем этот сам взлетает на голову воина, покрывает её, и воин становится неуязвимым. Но еще в придачу ставлю и мой меч, и мой панцирь. Как старшему и как гостю у нартов, тебе начинать, Челахсартаг.
Фестадис Хызы фырт ӕмӕ байдыдта кафын.	Встал с места сын Хиза и начал плясать.
Фыццаг хорз фӕкафыдис зӕххыл, стӕй байдыдта кафын фынгыл — кӕм цӕхдон акалы, кӕм та къӕбӕртӕ аппары фынгӕй зӕхмӕ.	Сначала он долго плясал на земле, потом на стол вскочил сын Хиза и стал плясать на столе — и тут же задел и пролил рассол и хлеб уронил со стола.
Афтӕ фӕкафыди ӕмӕ сбадтис йӕ бынаты. Байдыдта кафын Сослан дӕр.	Сел Челахсартаг на свое место, и пошел плясать Сослан.
Уый дӕр фыццаг зӕххыл ӕркафыд.	Вначале он сплясал на земле.
Дисы бацыдысты ӕгас Нарт, афтӕ хорз скафыд. Стӕй уыцы кафгӕйӕ схызтис фынгмӕ.	Хорошо плясал сын Хиза, но Сослан плясал лучше — как вскочил он на стол и пошел перескакивать со стола на стол!
Иууыл диссаг та фынгыл уыдис йӕ кафт: фынджы былтыл-иу цъилау ныззылдис, афтӕмӕй иунӕг къӕбӕр, иунӕг къус нӕ фезмӕлын кодта йӕ бынатӕй; стӕй йӕм уыйӕппӕт адӕм сӕ кӕрдты фындзтӕ хӕрдмӕ арӕзтӕй бадардтой, ӕмӕ уыдоныл кафын байдыдта, раст-иу сыл куыройы цалхау ӕрзылдис.	Волчком кружился он по самому краю столов и ни одного куска хлеба не задел, ни одной чаши не пролил. Потом подняли все пирующие свои мечи и кинжалы остриями вверх, и начал Сослан плясать невиданный танец на остриях мечей и кинжалов. С такой быстротой вертелся он, с какой колеса мельницы кружатся в бурном потоке.
«Мӕнӕ хӕйрӕг», — загътой, чи йӕм кастис, уыдон. Афтӕмӕй бирӕ фӕкафыд ӕмӕ сбадтис уый дӕр йӕ бынаты.	— Ну и ловок — как бес! — восклицали те, что любовались пляской Сослана. Долго плясал Сослан, а
Алӕгатӕ рахастой Нарты цыппӕрхъусыг Уацамонгӕ, ронгӕй йӕ тӕккӕ дзагӕй, ӕмӕ загътой:	когда сел он на свое место, хозяева пира Алагата внесли до краев наполненную ронгом большую почетную чашу Уацамонга. За четыре ручки поддерживали они эту чашу и, обратившись к пирующим, сказали:
— Уацамонгӕ йӕ сӕрыл чи сӕвӕра ӕмӕ афтӕмӕй чи скафа, ӕнӕ акалгӕйӕ, хуыздӕр кафӕг уый уыдзӕнис.	— Тот, кто спляшет, держа на голове нашу чашу Уацамонга, и не прольет из нее ни капли ронга, тот поистине будет считаться лучшим танцором.
Фыццаг ӕй сӕвӕрдта йӕ сӕрыл Хызы фырт Челӕхсӕртӕг; ракафыди ӕмӕ хорз куыннӕ кафыд, фӕлӕ-иу ын нозтӕй ӕркалдис.	Вскочил с места сын Хиза, поставил на голову чашу Уацамонга и пошел плясать. Хорошо плясал он, ничего не скажешь, но все же капли ронга нет-нет да и переливались через края чаши.
Сбадти йӕ бынаты Челӕхсӕртӕг. Ногӕй та байдзаг кодтой цыппӕрхъусыг Уацамонгӕ ӕмӕ йӕ радтой Сосланмӕ.	После того как кончил плясать Челахсартаг, снова наполнили до краев чашу Уацамонга и подали ее Сослану.
Сӕвӕрдта йӕ Сослан дӕр йӕ сӕрыл ӕмӕ байдыдта кафын.	Поставил Сослан себе на голову чашу Уацамонга и пошел плясать.
Ноджы диссагдӕр кафт та ныр скодта Сослан, — Уацамонгӕйӕ иунӕг ӕртах дӕр нӕ акалд. Куыннӕ йыл фӕдис кодтаиккой Нарт дӕр.	Еще лучше, чем первый раз, плясал он, и ни капли ронга не перелилось через край чаши. Ну, как было не удивиться такой пляске?
Кафт куы фесты, уӕд Хызы фырт загъта: — Быны сӕфт фӕут, сымах раст куы нӕ зӕгъат, хуыздӕр нӕ чи скафыд?	Кончил плясать Сослан, и сказал нартам сын Хиза Челахсартаг: — Чтобы вам всем здесь погибнуть, если не услышу я от вас правды о том, кто из нас плясал лучше.
— Афтӕ уӕд, — загътой Нарт. — Хорз скафыдтӕ, Хызы фырт, фӕлӕ Сослан дӕуӕй бирӕ хуыздӕр скафыд. Хӕснаг Сосланы у.	— Ты услышишь правду, — ответили нарты. — Ты, сын Хиза, плясал хорошо, но Сослан плясал лучше тебя: спор выиграл Сослан.
Фестади мӕстӕйдзагӕй Хызы фырт йӕ бынатӕй, абадтис йӕ бӕхыл ӕмӕ афардӕг ис йӕ хӕдзармӕ — Хызы фидармӕ.	Ничего не ответил Челахсартаг, в гневе выскочил из-за стола, сел на своего коня и поскакал к себе домой, в крепость Хиза.
Дыккаг бон ацыдис Сослан ӕмбӕлттимӕ Хызы фидармӕ, фӕлӕ фидары дуӕрттӕ фидар ӕхгӕд разындысты.	На другой день собрал Сослан своих друзей и поехал в крепость Хиза за прекрасной Ведухой, которую обещал ему Челахсартаг. Но накрепко запертыми оказались ворота крепости, и
Базыдта Сослан, кӕй фӕсайдта Челӕхсӕртӕг йӕ дзырд, кӕй та йын нӕ дӕтты Бедухайы.	понял Сослан, что изменил Челахсартаг своему слову и не хочет выдать за него красавицу Ведуху. И решил тогда Сослан силой взять крепость Хиза и увезти красавицу Ведуху.
Сфӕнд кодта уӕд Сослан Хызы фидар басӕттын ӕмӕ Бедухайы тыххӕй рахӕссын.	Вернулся Сослан домой,
Арвыста Сослан фидиуӕг ӕмӕ йын загъта: «Цӕугӕ ӕмӕ Нартӕн фехъусын кӕ: абон — майрӕмбон, иннӕ майрӕмбоны Хызы фидармӕ ‘фсады цӕуӕм, ӕмӕ нӕлгоймаг кӕй хӕдзарӕй нӕ рацӕуа, уый уыдзӕн лӕппу-уацайрагӕй иваргонд!»	позвал глашатая и сказал ему: — Пройди повсюду и прокричи громко нартам: «Сегодня пятница, а в следующую пятницу идем мы в поход на крепость Хиза! И тот дом, который не вышлет нам воина, тот дом навеки отдаст мне в рабство юношу!»
Фехъусын кодта фидиуӕг Сосланы ныхас ӕппӕт Нартӕн. Алчи цӕттӕ кӕнын байдыдта йе ‘фсӕддоны.	Известил глашатай всех нартов об этих словах Сослана. И во всех нартских домах стали снаряжать воинов.
Нартӕн сӕ хъомгӕс иунӕг лӕг уыди, нӕлгоймагӕй йӕ хӕдзары ӕрмӕст авдӕнон сывӕллон уыди, ӕмӕ хъыг кодта: «Ныр ӕфсады цӕуин, ӕмӕ Нарты фосӕн цы кӕнон, хъомгӕс цӕуин, ӕмӕ мын мӕ иунӕг хъӕбулы иварӕн исгӕ кӕндзысты…»	У табунщика нартов не было взрослых сыновей, его единственный сын еще лежал в колыбели. И громко сетовал табунщик: — Сам я пойти в поход не могу: не на кого оставить мне табуны. А если не пойду я в поход, то должен буду отдать Сослану в вечное рабство единственного сына.
Афтӕмӕй йыл ӕнӕхъӕн къуыри ӕхсӕв бон нал кодта.	Изо дня в день целую неделю сокрушался табунщик, днем и ночью размышлял он вслух о своей беде.
Ӕгӕр ӕмӕ ӕгӕр куы хъынцъым кодта, уӕд ӕм йӕ лӕппу авдӕнӕй дзуры: — Баба, цӕуыл маст кӕныс? Ӕз фӕцӕудзынӕн Сосланӕн ӕфсады!	И вдруг услышал он из колыбели голос своего сына: — Не кручинься, отец, отправь лучше меня в войско Сослана.
— Ӕмӕ мын ды ӕфсады цӕуынхъом куы уаис, уӕд ӕз мӕгуыр уаин?	Удивился отец и ответил сыну: — Разве бы я горевал, если бы мог ты отправиться в поход?
Уӕд лӕппу йӕхи айвӕзтытӕ кодта ӕмӕ йӕ авдӕны фӕрстӕ атыдта.	Потянулся тогда мальчик в своей колыбельке, расправил руки и ноги — затрещала колыбель и распалась на части.
— Нана, тынг стонг дӕн, — дзуры лӕппу йӕ мадмӕ.	И сказал мальчик матери своей: — Я что-то голоден, нана.
Уый дӕр ын йе ‘мдӕргъ ӕмӕ йе ‘муӕрх гуыл ракодта. Лӕппу дӕр ӕй ахордта ӕмӕ, цы уыди, дыууӕ уыйасы аци ӕмӕ дзуры йӕ фыдмӕ:	Тут испекла мать хлеб. И в длину и в ширину равен был этот хлеб росту мальчика. Мальчик тут же съел весь хлеб, и на глазах у отца и матери вырос вдвое.
— Ныр, баба, ӕз цӕуын ӕфсады. Сослан искуы куы ‘рфистӕг уа, уӕд ын ӕз йӕ бӕхы идоныл уӕддӕр фӕхӕцдзынӕн.	— Теперь я отправлюсь в поход, — сказал он. — Если Сослану во время боя надо будет сойти с коня, то я смогу хотя бы уздечку подержать.
Ӕфсӕдтӕ ӕмбырд кӕнын байдыдтой ӕмӕ тынг бирӕ сысты.	Большое войско собрал Сослан и повел его в поход.
Хъомгӕсы фырт гыццыл лӕппу дӕр сӕ фӕстӕ цӕуын байдыдта ӕмӕ сӕм ныххӕццӕ ис.	В пути догнал войско мальчик.
Сослан ӕй куы ауыдта, уӕд ӕй фӕрсы: — Ды та кӕдӕм рацыдтӕ?	Увидел его Сослан и спросил: — А ты куда собрался?
— Дӕуӕн ӕфсады рацыдтӕн, — дзуапп ын радта лӕппу.	— Еду в поход. Буду у тебя воином, — ответил мальчик Сослану.
— Дзидзидай сывӕллӕттӕ дзы нӕ хъӕуынц, — загъта Сослан, — афардӕг у дӕ хӕдзармӕ.	— Дело без молокососов обойдется, — сказал Сослан. — Поворачивайся лучше обратно.
— Макӕ, Сослан, — загъта лӕппу, — истӕмӕн дын сбӕдзынӕн — искуы куы ‘рфистӕг уай, уӕд дын дӕ бӕхы идоныл уӕддӕр фӕхӕцдзынӕн.	— Не гони меня, Сослан, — сказал мальчик. — Я еще пригожусь тебе. Нужно тебе будет спешиться в бою, хоть уздечку твоего коня я смогу подержать.
— Мӕ бӕх тӕрсаг у, ӕмӕ дын йӕ идон куы атона, уӕд ма йын цӕуыл ныххӕцдзынӕ?	— Пуглив мой конь. Если вырвет он у тебя уздечку, за что ты его схватишь?
— Уӕд та йын йӕ бецыккыл ныххӕцдзынӕн.	— Я схвачу его за челку.
— Ӕмӕ дын йӕ бецыкк куы атона, уӕд та?	— А если ты оторвешь его челку?
— Уӕд та йын йӕ барцыл фӕхӕцдзынӕн.	— Я схвачу его за гриву.
— Ӕмӕ дын йӕ барц куы атона, уӕд та?	— А если ты гриву оторвешь, и он вырвется?
— Уӕд та йын йӕ дыууӕ хъусыл ныххӕцдзынӕн.	— Я схвачу за уши.
— Ӕмӕ дын йӕ хъустӕ куы атоной, уӕд та ма йын цы кӕндзынӕ?	— А если уши оторвутся?
— Уӕд та йын йӕ къӕдзилыл ныххӕцдзынӕн.	— Я схвачу за хвост.
— Ӕмӕ дын йӕ къӕдзил дӕр куы атона, уӕд та?	— А если хвост останется в твоих руках?
— Уӕд та йын йӕ фӕстаг къахыл фӕхӕцдзынӕн.	— Я ухвачусь за его заднюю ногу.
— Ӕмӕ дын йӕ къах дӕр куы атона, уӕд та ма йын цы кӕндзынӕ?	— А если он оставит тебе свою ногу?
— Уӕд та Нарты астӕу ды ӕртыкъахыг, ӕнӕбецыкк, ӕнӕбарц, ӕнӕкъӕдзил, ӕнӕхъус бӕхыл дӕ сӕрмӕ куы хӕссай бадын, уӕд ӕз уыцы худинаг куыннӕ бауромдзынӕн?!	— Ну, если ты не сочтешь для себя позором среди нартов скакать на трехногом коне, без челки, без гривы, безухом и бесхвостом, то никакой позор мне не страшен.
«Ай хуымӕтӕджы лӕппу нӕ уыдзӕни», — загъта Сослан йӕхицӕн ӕмӕ йӕ акодта ӕфсады.	— Не простой это мальчик! — сказал Сослан и принял его в свое войско.
Ӕфсӕдтӕ Хызы фидары размӕ ссыдысты. Челӕхсӕртӕг Сосланы ‘фсады кой куы фехъуыста, уӕд йӕ фидары дуӕрттӕ ноджы фидардӕр сӕхгӕдта, фидарӕй ӕддӕмӕ цъиузмӕлӕг нал цыди.	Окружило войско нартов крепость Хиза и начало ее осаждать. Но крепко-накрепко заперты ворота крепости.
Хӕцын байдыдтой Сосланы ‘фсӕдтӕ Хызы фидарыл, фӕлӕ дзы къӕртт, цъула нӕ хаудис.	Ничего не может поделать Сослан, ни один камень не сдвинулся с места в крепостных стенах.
Уӕд Сослан йӕ бӕх лӕппумӕ авӕрдта, йӕхӕдӕг хӕцӕг адӕммӕ бацыд.	Соскочил Сослан с коня, оставил коня мальчику, а сам подошел к воинам, осаждающим крепость.
Лӕппу бирӕ фӕкасти бӕхы цурӕй хӕцӕг адӕммӕ, стӕй, хъӕды ставддӕр цы бӕлас уыди, уый ӕртасын кодта, Сосланы бӕхы йын йӕ тӕккӕ цъуппыл фидар бабаста йӕ цыппар къахӕй, йӕ сӕр хӕрдмӕ, афтӕмӕй, ӕмӕ бӕлас суагъта.	Долго смотрел мальчик на то, как идет сражение, а потом выбрал он в лесу самое высокое дерево, пригнул его к земле, привязал коня Сослана за четыре ноги к ветвям, уздечкой примотал его голову к вершине.
Бӕлас бӕхы уӕлӕмӕ систа; лӕппу йӕхӕдӕг уайын байдыдта ӕмӕ Сосланмӕ схӕццӕ ис.	Отпустил он дерево, выпрямилось оно и подняло коня над всем лесом. Побежал мальчик к Сослану.
Сослан ӕй куы ауыдта, уӕд ӕй фӕрсы: — Мӕ бӕх цы фӕци?	Увидев его, спросил Сослан: — Куда дел ты коня?
— Уӕртӕ дын ӕй бӕласыл бабастон. Мацӕмӕй йын тӕрс, нӕ фӕлидздзӕни: фидар баст у; фӕлӕ мӕн ауадз хӕцынмӕ.	— Посмотри, как он крепко привязан, — ответил мальчик. — Не бойся, никуда не убежит. А меня пусти сражаться.
Акастис Сослан хъӕдырдӕм ӕмӕ йӕ бӕхы бӕласы цъуппыл ауыдта.	На вершине дерева увидел Сослан коня своего
«Хорз лӕгимӕ сӕмбӕлдтӕн»,— хъуыды кӕны Сослан.	и подумал: «Хорошего друга нашел я себе».
Ныр лӕппу нал уадзы Сосланы, мӕн дӕр ауадз хӕцынмӕ, зӕгъгӕ.	А мальчик все просит Сослана.
Сразы ис Сослан дӕр, цы гӕнӕн ма йын уыди!	Что было делать Сослану! Согласился он.
Лӕппу куы раст кодта, уӕд загъта Сосланӕн: — Ӕз цӕуын, Хызы фидары сӕрмӕ цы бӕрзонд сау айнӕг ис, уырдӕм, ӕмӕ йӕ мӕ зӕвӕтӕй халдзынӕн.	И сказал мальчик Сослану: — Видишь, над крепостью Хиза высится черный утес. Я залезу туда и буду разбивать его своей пятой.
Челӕхсӕртӕг мӕ фехсдзӕнис Куырдалӕгоны конд фатӕй.	Обломки его будут падать в крепость Хиза и разрушать ее. Есть у Челахсартага заветная стрела, изготовленная небесным Курдалагоном. Пустит он в меня эту стрелу,
Фат ме счъилыл сӕмбӕлдзӕн, ӕмӕ айнӕджы сӕрӕй рахаудзынӕн, фӕлӕ-иу мӕ ды зӕххыл ӕмбӕлын ма ‘руадз, афтӕмӕй-иу мӕ авд суадоны сӕрты ахӕсс, ӕмӕ уӕд, Хуыцау цы зӕгъа, уый уыдзӕни: Хызы фидар дӕр басӕтдзынӕн, Бедуха-рӕсугъды дӕр дын рахӕсдзынӕн.	попадет она мне в пятку, упаду я с высоты утеса, но ты подхвати меня, не допусти, чтобы я коснулся земли. Через семь ручьев должен ты перенести меня, и тогда исполнит Бог твое желание. Оживу я, разрушу крепость Хиза и вынесу тебе красавицу Ведуху.
Уый нӕ бафӕрӕзтай, уӕд ӕз дӕр сӕфт, ӕмӕ дӕ хъуыддагӕй дӕр ницы рауайдзӕнис.	Но если уронишь ты меня на землю и не сумеешь перенести через семь ручьев, то погибну я и ничего не выйдет из твоего похода.
Уыйадыл лӕппу схызти сау айнӕджы сӕрмӕ ӕмӕ йӕ йӕ зӕвӕтӕй халын байдыдта, афтӕмӕй Хызы фидары иу сых уыцы айнӕджы хӕлдӕй фесӕфта.	Забрался мальчик на вершину Черного утеса и стал разбивать его своей пяткой. Полетели осколки в крепость Хиза, и много улиц завалили они.
Уалынмӕ йӕ Челӕхсӕртӕг суыдта ӕмӕ йӕ Куырдалӕгоны арӕзт фатӕй сӕхста.	Увидел тут мальчика Челахсартаг и пустил в него стрелу Курдалагона.
Фат къахы счъилыл сӕмбӕлд, ӕмӕ лӕппу куырисау айнӕджы фарсыл ратылди.	Вонзилась стрела в пятку мальчика, и, как сноп, покатался он по склону утеса.
Сослан дӕр йӕ дыууӕ цонгыл йӕ сау нымӕт айтыдта, афтӕмӕй лӕппуйы, ӕнӕ зӕхмӕ ӕруадзгӕйӕ, рацахста. Куыд ын бацамыдта, афтӕ йӕ скъӕфын байдыдта.	Но схватил Сослан свою бурку, широко развернул ее, поймал в нее мальчика и, не дав ему коснуться земли, держа мальчика на руках, быстро побежал, перескакивая через ручьи.
Ӕртӕ суадоны сӕрты йӕ куыд бахаста, афтӕ йыл Сырдон зӕронд лӕджы хуызы,— йе уӕхскыл къӕссайы зӕронд, йӕ дӕларм сагойы сӕстытӕ, — ӕрбамбӕлди, кӕдӕмдӕр тындзы.	Три ручья миновал он, и вдруг встретился ему старик. На плечах старика старый кожаный мешок, а под мышкой вилы со сломанными зубцами. А это коварный Сырдон принял образ старика.
— Кӕдӕм уайыс хӕлӕфӕй, зӕронд лӕг? — фӕрсы йӕ Сослан.	— Куда ты спешишь так, отец? — спросил его Сослан.
— Нарт Хызы фидар басастой, ӕмӕ ма мӕ кӕд уым исты фӕуид, зӕгъгӕ, тындзын.	— Разрушили нарты крепость Хиза, вот я и спешу туда: может быть, и мне перепадет кое-что из добычи.
Ды Нарты Сосланы хуызӕн куы дӕ, уӕд уыцы мардимӕ кӕдӕм цӕуыс? Бедуха-рӕсугъды дын куы фӕхӕссынц! — загъта зӕронд лӕг.	А ты как будто похож на нарта Сослана. Так что же ты возишься здесь с мертвецом? Ведь этак похитят твою красавицу Ведуху, — сказал старик.
Нӕ йыл баууӕндыди Сослан ӕмӕ та уайын райдыдта.	Не послушал Сослан старика, побежал он дальше.
Цыппӕрӕм суадоны сӕрты йӕ бахаста, ӕмӕ уӕд лӕппу хидызмӕл байдыдта.	Когда перескочил он с мальчиком на руках через четвертый ручей, зашевелился мальчик.
Фӕуайы Сослан дарддӕр. Фӕндзӕм суадоны сӕрты куыд бахызти, афтӕ лӕппуйӕн йӕ зӕрдӕ тӕпп-тӕпп кӕнын байдыдта.	Перескочил он через пятый ручей — забилось у мальчика сердце.
Хъуыди ма йӕ ныр дыууӕ суадоны сӕрты бахизын, ӕмӕ уӕд лӕппу бынтондӕр райгас уыдаид. Фӕуайы Сослан.	Еще перейти два ручья — и совсем оживет мальчик. Изо всех сил бежит, торопится Сослан.
Ӕхсӕзӕм суадоны сӕрты куыд бахызти, афтӕ та йыл Нарты фыдбылыз Сырдон зӕронд усы хуызы, сасир йӕ къухы, афтӕмӕй ӕрбамбӕлди.	Вот миновал он шестой ручей и видит: идет ему навстречу старуха с ситом в руках.
— Ды Сослан куы дӕ, уӕд ацы мардимӕ кӕдӕм уайыс? Нарт Хызы фидар куы басастой ӕмӕ дын Бедуха-рӕсугъды куы фӕхӕссынц!	— Не Сослана ли я вижу перед собой? Что ты возишься здесь с мертвецом? Взяли нарты крепость Хиза и похитили твою красавицу Ведуху.
Ӕз дӕр ӕд сасир уырдӕм тагъд кӕнын, кӕд ма мӕ дзы исты фӕуид!	Видишь, я тоже тороплюсь туда со своим ситом: может быть, и мне что-нибудь перепадет из богатой добычи.
Фӕтарстис Сосланы зӕрдӕ, ай ацы сылгоймаг дӕр афтӕ кӕм зӕгъы, уым ӕцӕг уыдзӕни хъуыддаг, зӕгъгӕ; бауырныдта йӕ зӕронд усы дзырд.	Дрогнуло сердце Сослана: раз женщина так говорит, то не может это быть ложью. Не знал Сослан, что это все шутки Сырдона.
Лӕппуйы уым обауы сӕр нымӕтыл фӕуагъта, йӕхӕдӕг фӕстӕмӕ уайын байдыдта ӕмӕ йе ‘фсӕдтӕм ӕрбахӕццӕ ис.	Разостлал Сослан на холме бурку, положил на нее мальчика, а сам кинулся к своему войску.
Кӕсы, ӕмӕ ӕфсӕдтӕ бадынц, Сосланмӕ ӕнхъӕлмӕ кӕсынц.	Прибежал, видит — сидят нарты у стен крепости, дожидаются Сослана.
Сослан дӕр ма йӕ рӕдыд бӕргӕ бамбӕрста, бӕргӕ ма фезгъордта фӕстӕмӕ лӕппумӕ, фӕлӕ йӕ мардӕй баййӕфта: Сырдон ыл марды сыджыт бакалдта.	Понял тут Сослан, что обманут он, кинулся обратно к мальчику, но застал его мертвым. Землей мертвящей успел посыпать его Сырдон, и умер мальчик.
Уымӕй йӕ бон куы базыдта, уӕд Сослан йе ‘фсӕдты арвыста сӕ хӕдзӕрттӕм.	Что тут делать Сослану? Отпустил он домой свое войско,
Йӕхӕдӕг бацыдис ӕмӕ фидары фарсмӕ, дон цы суадонӕй хастой, уый цур ныффӕлдӕхтис, йӕхи мардӕфсон скодта, ӕгасӕй скӕлм ис.	сам подошел к тому роднику, откуда брали воду люди Хиза, притворился мертвым и даже весь покрылся червями.
Дондзаутӕ Хызы фидарӕй дон хӕссынмӕ рацыдысты ӕмӕ федтой «марды».	Пришли из крепости Хиза к роднику водоносы и увидали мертвого.
Фӕстӕмӕ бацыдысты ӕмӕ радзырдтой, иу рӕсугъд лӕг доны был амард ӕмӕ скӕлм ис, зӕгъгӕ.	Вернулись они обратно и рассказали Челахсартагу, что лежит у родника красивый мужчина, умер он, и даже черви покрыли его.
Уӕд Челӕхсӕртӕг базыдта, уый Сослан кӕй у, уый ӕмӕ загъта: — Уый мард нӕ уыдзӕн, ӕфсон скодта.	По их рассказу узнал Челахсартаг, что мертвый человек — это Сослан, но не поверил в смерть Сослана. — Совсем он не мертвый, притворяется, — сказал Челахсартаг.
— Уӕдӕ йӕм ӕз цӕуын, хъуамӕ йӕ базонон, — загъта Бедуха.	— Я пойду туда, — сказала Ведуха, — хочу увидеть его.
— Ма ацу, ӕрцахсдзӕни дӕ, — дзуры йӕм Челӕхсӕртӕг.	— Не ходи, — сказал ей отец. — Он поймает тебя.
— Уый мӕнмӕ нӕ бавналдзӕн,— загъта Бедуха ӕмӕ рацыди суадонмӕ.	— Не тронет он меня, — ответила Ведуха.
Йӕ иу къухӕй йӕ цӕсгом бамбӕрзта, афтӕмӕй дон систа ӕмӕ йӕ схаста сӕ хӕдзармӕ. Сослан йӕхи ныффидар кодта, змӕлгӕ дӕр нӕ фӕкодта.	Скрыв лицо ладонью, спустилась она к роднику. Зачерпнула она воды и вернулась домой. Трудно было Сослану сдержаться при виде ее, но он даже не шевельнулся.
— Уӕ, уаих фӕуай, мӕ фыд, уыцы мардӕй афтид стджыты йедтӕмӕ куы ницыуал ис, уӕд, йӕ мардмӕ кӕмӕн нӕ уӕндыс, уымӕн мӕ цӕуылнӕ лӕвӕрдтай? Мӕн ма уымӕй хуыздӕр чи ахӕсдзӕн?	— Постыдился бы ты, отец! — упрекнула Ведуха Челахсартага. — От этого мертвого, кроме костей, ничего не осталось, а ты даже мертвого так боишься его, что не смеешь к нему подойти. Если Сослан мертвый способен внушать такой страх, значит, был он отважен и достоин меня. Ах, почему ты не выдал меня за него! Никого я не встречу теперь лучше его!
— Уый мард нӕма у, — загъта Челӕхсӕртӕг. — Цӕут, уӕхст сырх зынг скӕнут ӕмӕ йын уый йӕ счъилы стъыссут.	— Он не умер еще, — сказал Челахсартаг. И приказал Челахсартаг слугам своим накалить докрасна вертел и воткнул его в пятку Сослану.
Уӕхст йӕ уӕраджы сӕрӕй куы скӕса, ӕмӕ афтӕмӕй куы нӕ фезмӕла, уӕд ӕцӕг мард уыдзӕн, ӕндӕр мӕ уый мӕлӕт нӕ уырны.	— Если вертел, пронзив всю ногу, выйдет над его коленом и он все-таки не шевельнется, вот тогда я поверю, что он мертв.
Уӕхст сырх зынг скодтой ӕмӕ йын ӕй, Челӕхсӕртӕг куыд загъта, афтӕ йӕ зӕвӕты стъыстой.	Слуги сделали так, как велел им Челахсартаг: накалили они докрасна вертел и от пятки пронзили им ногу Сослана.
Сослан дӕр та йӕхи ныффидар кодта ӕмӕ, ӕгас у, уый нӕ раргом кодта.	Стерпел Сослан эту боль и не шевельнулся.
Кӕй рарвыста, уыдон фӕстӕмӕ куы баздӕхтысты, уӕд радзырдтой Челӕхсӕртӕгӕн, хъуыддаг куыд у, уый.	Но все-таки не поверил Челахсартаг в смерть Сослана.
— Рахӕссут-ма мӕм, уӕдӕ, уӕхст, — загъта Челӕхсӕртӕг.	— Принесите мне вертел, — сказал он.
Уӕхст ӕм бахастой. Райста Челӕхсӕртӕг уӕхст ӕмӕ йӕм сысмыста.	Взял Челахсартаг вертел и понюхал его.
— Уыцы Хуыцауы ‘лгъыст ма ‘гас у, — загъта Челӕхсӕртӕг.	— Жив еще этот проклятый Богом, — сказал Челахсартаг.
— Уӕ, гормон, — загъта Бедуха,— йӕ къахы сындз кӕмӕн суайы, уый дзы куы ныхъхъӕрзы, уӕд йӕ зӕвӕты тӕвд уӕхст кӕмӕн стъыстой ӕмӕ уымӕй «уӕуу» чи нӕ загъта, уымӕн мӕ цӕуылнӕ лӕвӕрдтай, уымӕй хуыздӕр ма мӕ чи ахӕсдзӕн?!.	— Что ты только говоришь! — сказала Ведуха. — Если кому колючка вонзится в ногу — и то ему не удержаться от крика. Но если этот нарт, которому в пятку вонзили раскаленный вертел, жив и даже не охнул и не шевельнулся, то какой же другой жених был бы больше достоин меня?
Стӕй рацыди Бедуха ӕмӕ Сосланмӕ йӕхи хойгӕ, дардӕй мӕрдӕгъдау ӕмӕ хъарӕггӕнгӕ бацыди:	Вышла Ведуха из крепости и, ударяя себя по лицу, стала причитать, как по дорогому покойнику. Подошла она к тому месту, где лежал Сослан, и стала причитать:
«Уӕ, мӕгуырдӕр фӕуай, Сослан! Цы хъизӕмарӕй амардтӕ! Уый дӕ куы зыдтаин, уӕд дӕм цӕугӕдоны дӕр мӕхи бӕргӕ баппӕрстаин. Афтӕ ӕгадӕй амӕлынӕн ӕвгъау бӕргӕ уыдтӕ!»	— О, ты, из несчастных несчастный! Умер ты в тяжелых страданьях! Если бы знала я раньше о том, что тебе грозит смерть, я бы бросилась в быструю речку, чтобы только спасти тебе жизнь. Как же не пожалеть, что умер ты без славы!
Йӕхи та ныффидар кодта Сослан, змӕлгӕ дӕр та нӕ фӕкодта.	Трудно было сдержаться Сослану, но опять сдержался он и даже не шевельнулся.
Бедуха куы баздӕхти фӕстӕмӕ, уӕд Челӕхсӕртӕджы дӕр уырнын байдыдта, ӕцӕг мард у Сослан, зӕгъгӕ. Нал фӕлӕууыд ӕмӕ араст ис Сосланмӕ.	Увидел Челахсартаг, что вернулась его дочь невредимой, не выдержал и вышел из крепости, чтобы взглянуть на мертвого врага.
Сослан не змӕлыд, цалынмӕ йӕм ӕрбахӕстӕг ис Челӕхсӕртӕг, уӕдмӕ.	Вот все ближе подходит он к Сослану, вот подошел он совсем близко.
Фӕлӕ йӕм куы ӕрбахӕстӕг ис, уӕд йӕхи нал баурӕдта ӕмӕ йӕм фӕгӕпп ласта.	И тут не выдержал Сослан, вскочил он и бросился на Челахсартага.
Челӕхсӕртӕг лидзынмӕ фӕци. Сослан ӕй фӕсте сурын байдыдта.	Кинулся Челахсартаг к воротам крепости,
Гъа ныр фидары дуарӕй фӕмидӕгӕй уа, афтӕ йӕ Сослан цирхъӕй ӕрхафт кодта ӕмӕ йын йӕ сӕры фахс ӕрдавта, афтӕмӕй баирвӕзт Челӕхсӕртӕг мидӕмӕ. Мидӕгӕй радзырдта Сосланмӕ:	и тут настиг его Сослан, ударил его мечом и снес ему полчерепа. Но Челахсартагу все же удалось скрыться в крепости, и крикнул он оттуда Сослану:
— Фӕлӕуу иннӕ абонмӕ, уӕд ӕз ӕмӕ ды схӕцдзыстӕм, ныр та уал цӕуын Куырдалӕгонмӕ мӕ сӕры фахс хуыйынмӕ.	— Через неделю повторится бой, а пока поднимусь я к Курдалагону, чтобы он залечил мне голову!
Хызы фырт Челӕхсӕртӕг уӕларвмӕ ссыди ӕмӕ Куырдалӕгонӕн ӕрхуы сӕры фахс скӕнын кодта.	Поднялся сын Хиза Челахсартаг на небо, и Курдалагон сковал ему из меди новую крышку черепа.
Куырдалӕгон ӕрхуы сӕры фахс куы сарӕзта, уӕд фӕрсы Челӕхсӕртӕджы: — Ӕз ӕдде зӕгæлтӕ бахойдзынӕн, фӕлӕ сӕ мидӕгӕй та чи фӕцъула кӕндзӕн?	Но, надев ее на голову Челахсартага, спросил Курдалагон: — Снаружи я приколочу ее гвоздями, но как загнуть мне их изнутри?
— Мидӕгӕй сӕ мӕхи бар уадз: ды-иу ӕдде зӕгӕл куы бахойай, уӕд-иу ӕз схуыфдзынӕн, ӕмӕ зӕгӕлтӕ афтӕмӕй мидӕгӕй фӕстӕмӕ тасдзысты.	— Об этом не беспокойся, — ответил Челахсартаг. — Каждый раз, когда ты будешь забивать гвоздь снаружи, я кашляну — и гвоздь загнется как нужно.
Афтӕмӕй бахуыдта Куырдалӕгон Хызы фырт Челӕхсӕртӕджы сӕры фахс. Ӕрцыди фӕстӕмӕ Челӕхсӕртӕг ӕмӕ та царди йӕ фидары.	Так вылечил Курдалагон сына Хиза Челахсартага.
Сӕ хӕсты ӕмгъуыды бон куы ‘рцыди, уӕд Сослан скуывта: «Хуыцауты Хуыцау, мӕ Хуыцау, кӕд мӕ истӕмӕн сфӕлдыстай ӕмӕ мӕ амонд ис, уӕд ахӕм хур скӕн, ӕмӕ цӕгӕр сӕр тъӕппытӕ куыд хауа, ӕрхуы сӕр зынг куыд кӕна!»	Когда наступил день поединка, помолился Сослан Богу: — Бог богов, мой Бог! Если я зачем-нибудь нужен тебе и наделен тобою хоть небольшим счастьем, то повели солнцу греть с такой силой, чтобы у лысого голова треснула, а медный череп расплавился.
Рацыдис Хызы фырт Челӕхсӕргӕг ӕмӕ ӕнхъӕлмӕ кæсы Сосланмӕ. Сослан ӕм ӕрӕгмӕгомау ӕрцыдис.	Вышел из крепости сын Хиза Челахсартаг и стал дожидаться Сослана. Но Сослан не идет.
Ахӕм ӕнтӕф скодта, ӕмӕ бӕстӕ сыгъдис. Хызы фырт Челӕхсӕртӕгӕн дӕр йе ‘рхуы сӕры фахс сзынг ис ӕмӕ сӕрымагъз басыгъта, афтӕмӕй уыцы ран амард.	Ждет сын Хиза, а солнце греет все жарче, и расплавилась тут медная крышка черепа Челахсартага, сгорел его мозг, и, не сходя с места, умер Челахсартаг.
Сослан Бедухамӕ бацыдис ӕмӕ йын загъта: — Дӕ фыды дын амардтон, ӕмӕ ныр ды мӕн дӕ!	Увидел это Сослан, вошел в крепость и сказал Ведухе: — Я убил отца твоего, теперь ты моя.
— Ӕз разы дӕн,— загъта Бедуха,— ӕрмӕст мын мӕ фыды мард бафснай.	— Я согласна быть твоей женой, — ответила Ведуха. — Только сначала нужно похоронить прах отца моего.
Сослан стыр зӕппадз саразын кодта, ӕмӕ марды уым бавӕрдтой.	И велел тут Сослан выстроить большой склеп, и положил в него мертвого Челахсартага.
Стӕй бацыдис Сослан Бедухамӕ ӕмӕ та йын загъта: — Ныр та ма мын цы ‘фсон кӕныс, дӕ фыды дын бафснайдтон?	— Я похоронил твоего отца, — сказал Сослан Ведухе. — Какую еще отговорку придумаешь ты?
— Мӕ фыды мын кӕм бафснайдтай, уый мын мӕ дыууӕ цӕстӕн фенын кӕ,— загъта Бедуха,— ӕмӕ нӕ Хуыцау хайыр фӕкӕнӕд: ныр та ма дын кӕмӕй тӕрсын!..	— Хочу я своими глазами увидеть, как похоронен отец мой, — сказала Ведуха, — и тогда да благословит нас Бог, кого мне тогда бояться?
— Цом, фенын дын ӕй кӕндзынӕн,— загъта Сослан.	— Ну что же, пойдем, и взгляни сама, — сказал Сослан.
Ацыдысты. Бедуха йӕ дысы болат хӕсгард бамбӕхста ӕмӕ, йӕ фыды мардмӕ куыд ныккастис, афтӕ йӕ зӕрдӕсӕр фӕрӕхуыста хӕсгардӕй ӕмӕ мардӕй йӕ фыды уӕлӕ ныххауди.	Не видел Сослан, что булатные ножницы спрятала Ведуха в своем рукаве. Взглянула Ведуха на мертвого отца, ножницами пронзила она свое сердце и замертво упала на труп.
Сослан уый дӕр йӕ фыды фарсмӕ бавӕрдта.	И пришлось Сослану похоронить ее рядом с отцом.
Куыннӕ йыл фӕмаст кодтаид! «Бирӕ мӕстытӕ федтон, фӕлӕ мын се ‘ппӕтӕй зындӕр ацы маст у»,— загъта Сослан йӕхицӕн.	— Много несчастий пережил я, но такого еще не случалось со мной, — сказал Сослан.
Сфӕнд кодта бахъахъхъӕнын йӕ уарзоны мард ӕртӕ боны ӕмӕ ӕртӕ ‘хсӕвы.	Да и как было не горевать ему о красавице Ведухе, которой он столько лет добивался? Решил он охранять тело своей возлюбленной.
Бады Сослан марды уӕлхъус, хъынцъым кӕны. Иубон кӕсы, ӕмӕ зӕппадзы иу къуымӕй калм рабырыдис ӕмӕ йын йӕ уарзоны мардмӕ фӕбыры.	Три дня и три ночи сидел у ее изголовья и вдруг видит: из угла склепа ползет змея и подползает к телу Ведухи.
Сослан цирхъ фелвӕста ӕмӕ дзы калмы ныцъцъыкк ласта.	Схватил Сослан свой меч и надвое разрубил змею.
Калм дыууӕ дихы фӕцис, ӕмӕ йӕ фӕстаг ӕрдӕг уым баззад, йӕ фыццаг ӕрдӕг та фӕстӕмӕ хуынчъы смидӕг ис.	Хвостовая половина змеи осталась на месте, а та половина, где голова, быстро уползала обратно в норку.
Бады та Сослан, хъахъхъӕны. Иу заманы та кӕсы, ӕмӕ калм фӕстӕмӕ ралӕстис, йӕ дзыхы цыкурайы фӕрдыг, афтӕмӕй.	Стал Сослан ждать, что будет. И вот видит он, что змея выползла из норы и держит в пасти волшебную бусину — бусина исполнения желаний.
Калм цыкурайы фӕрдыг йӕ лыгыл асӕрфта, ӕмӕ дыууӕ ‘мбисы баныхӕстысты, афтӕмӕй уӕртӕ фӕстӕмӕ фӕлидзы.	Этой бусиной потерла змея то место, где разрубил ее Сослан, и тут же срослись обе половины, и поползла змея прочь.
Сослан дӕр ӕм фӕцырд ис ӕмӕ йӕ цирхъӕй ныццавта, бынтондӕр ӕй амардта.	Но Сослан ударил ее мечом по голове и убил насмерть.
Цыкурайы фӕрдыг ын йӕ дзыхӕй райста ӕмӕ йӕ Бедухайы хъӕдгомыл расӕрфта — чызг уайтагъд райгас и.	Вынул он из пасти ее бусину исполнения желаний и приложил к ране Ведухи. Вздохнула девушка,
Йӕхи айвӕзтытӕ кодта Бедуха ӕмӕ загъта: — Цӕй бирӕ фӕфынӕй кодтон!	потянулась и сказала: — Как долго спала я!
Сослан дӕр йӕ разы лӕууыд ӕмӕ йӕм дзуры: — Бирӕ, бирӕ!	— Долго, очень долго, — ответил ей Сослан.
Ракодта Сослан Бедухайы зӕппадзӕй ӕмӕ йӕ ‘ркодта сӕхимӕ.	Вывел Сослан Ведуху из склепа и привел ее в свой дом.
Байдыдтой цӕрын иумӕ ус ӕмӕ лӕгӕй Сослан ӕмӕ Бедуха ӕмӕ цардысты хъӕлдзӕгӕй, кӕрӕдзийы уарзгӕйӕ.	И весело зажили Сослан и Ведуха, и крепко любили они друг друга.


Нарты кадджытæ\\ Составители: В.Абаев, Н.Багаев, И.Джанаев, Б.Боциев, Т.Епхиев. Литературный редактор И.Джанаев. Владикавказ: «Алания». 1995. С. 89-95.	Осетинские нартские сказания.\\ Составители: В.Абаев, Н.Багаев, И.Джанаев, Б.Боциев, Т.Епхиев. Перевод с осетинского Ю.Либединского. Москва-Владикавказ. 2001. С.114-124.

Добавить комментарий Отменить ответ