30 ДН 3.10. Нарти Сослан мæрдтæй куд æрбаздахтæй, уой таурæхъ | Сказание о том, как нарт Сослан из Страны мертвых вернулся |
Сослан нӕртон лӕг адтӕй, сауӕнги дӕр цауӕни хаттӕй. Уӕд зӕрӕрдӕмӕ ӕ еунӕг фурт рамардӕй ӕма ибӕл гузавӕ кодта, ӕдта ци кодтайдӕ? Ӕма, еу бон кӕми адтӕй, уоми ӕ сагъӕсӕй ранӕхстӕр ӕй, кумӕ цудӕй, уой дӕр нӕ зудта, уотемӕй.
Цӕун байдӕдта, цӕун ӕма ‘й Хуцау сау гъӕдӕмӕ бахаста, ‘ма дуйней рохс нӕбал рауидта. Стонг дӕр иссӕй ӕма тар гъӕди медӕгӕ ӕруолӕфтӕй. |
Нарт Сослан отважным мужем был, много времени он проводил на охоте. Был он уже в преклонном возрасте, когда умер его единственный сын. Безутешно было его горе. Да и как же ему было не горевать? И вот однажды он, задумавшись глубоко, отправился в путь. Сослан даже не знал, куда направляется.
Шел он, шел, и Бог завел его в дремучий лес, померк вокруг него белый свет. Он к тому же проголодался и в чаще леса остановился передохнуть. |
Еу сахат уотемӕй уоми фӕббадтӕй, уӕдта исгузавӕ’й ӕма Хуцаумӕ искувта:
«Йа, Хуцау, табу де Стурдзийнадӕн! Корун ди ӕма мӕ уӕддӕр судӕй ма рамарӕ», — зӕгъгӕ. Фестадӕй ‘ма ранӕхстӕр ӕй, ӕ развӕндаг нӕ уидта, уотемӕй, ӕма ‘й Хуцау мӕскъӕмӕ бафтуйун кодта. Мӕскъӕ-мӕскъӕ урдуг цӕун байдӕдта ‘ма ‘й Хуцау дӕлзӕнхӕ фӕккодта. |
Просидел там час, потом впал в печаль и взмолился Богу:
— О, Господи, слава твоему величию! Прошу Тебя, не дай умереть мне от голода. Поднялся он и тронулся в путь, ничего впереди себя не видя и Бог завел его в глубокий овраг. По нему Сослан стал медленно спускаться наискосок и, по воле Бога, очутился под землей. |
Дӕлзӕнхӕ ку фӕцӕй, уӕд гъӕдӕ дӕр исфедуд ӕй, ӕма лигъз рохс будуртӕ байгон ӕй. Сослан, мӕгур, ракӕсӕ-бакӕсӕ кӕнун байдӕдта, кӕд ескӕми ести фӕйнинӕ ‘ма ме стонг исуадзинӕ, зӕгъгӕ, ‘ма неци.
Уӕд цӕун байдӕдта ‘ма еу рауӕнмӕ круппи хузӕн пихсӕ бауидта, ‘ма имӕ ниннӕхстӕр ӕй: «Цӕуон уордӕмӕ ‘ма си ӕндӕр ку неци уа, уӕддӕр и пихсити мӕхе бафснайдзӕнӕн», — зӕгъгӕ, имӕ бахъӕрттӕй. |
И когда оказался он под землей, то (перед ним) и лес проредился, и гладкие залитые светом луга открылись. Бедный Сослан стал осматриваться вокруг, может, где-то хоть что-то увижу и утолю свой голод, — но нигде и ничего не увидел.
Пошел он дальше, и вот в одном месте увидел густой кустарник, направился к нему: — Пойду-ка я к этим зарослям, и, если и там ничего не окажется, так хоть спрячусь в терновнике. |
Уоми ба дин пихси ӕхсӕн ӕхсири цадӕ. И пихсӕ к’ адтӕй, е дин ибӕл зилдӕгӕй ӕ билтӕбӕл исӕвзурстӕй. ‘Ма Сослан баздахтӕй, ӕма ӕхе ӕхсирӕй исӕфсаста, уӕдта пихсити буни хорӕфтуди ӕхе рахъан кодта, ‘ма уоми уолӕфуй.
Уотӕ рӕхги ба еу ӕртӕ бӕлӕуи ӕ сӕрти ӕрбатахтӕй ӕма ӕхсири цадӕн е ‘ннӕ билӕбӕл сӕ бӕлӕуи хъӕппӕлтӕ ракалдтонцӕ, ‘ма ӕртӕ кизги фестадӕнцӕ, сӕ конд, сӕ уиндӕн н’ адтӕй, уӕхӕнттӕ. Сӕхе цадӕмӕ бакалдтонцӕ ӕртемӕй дӕр ӕма уоми ӕртадтонцӕ. |
Дошел он до кустарника, а чуть дальше увидел молочное озеро. Кустарником терновника плотно заросли его берега. Сослан, (не раздумывая долго), напился досыта молока, потом лег в тени кустов отдохнуть.
Вскоре над ним пролетели три голубя, на другом берегу озера сбросили они с себя обличье голубя и превратились в трех девушек невиданной красоты. Бросились они в молочное озеро и стали втроем купаться. |
Сослан дӕр сӕмӕ берӕ фӕккастӕй, уӕдта багъузтӕй ‘ма си кӕстӕри хъӕппӕлтӕ иснимахста. Кизгуттӕ дӕр ӕртайунӕй ку бафсастӕнцӕ, уӕд дин кӕстӕри хъӕппӕлтӕ уоми — нӕбал. Рагорӕ-багорӕ кӕнун сӕ байдӕдтонцӕ, ӕма сӕ уӕхӕн нӕртон лӕг банимахста, кӕми ма сӕ иссирдтайуонцӕ?
Уотемӕй сӕ ку нӕбал ирдтонцӕ, уӕдта и кизгуттӕ Хуцауӕй дзурд равардтонцӕ: «Уӕ, нӕ хъӕппӕлтӕ нин ка банимахста, е нин сӕ фӕстӕмӕ ку ратта, уӕд ин Хуцауӕй соми кӕнӕн, цидӕр нин зӕгъа, уой ин ке бакӕндзинан, уобӕл, цифӕнди ку феста, уӕддӕр», — зӕгъгӕ. |
Сослан долго за ними наблюдал, а потом подкрался и спрятал одежду младшей. Наплававшись вдоволь, девушки вышли на берег, глядь, а там одежды младшей и нет. Ищут-ищут, не находят. Где уж им одежду найти, когда ее настоящий нарт спрятал!
И когда они поняли, что тщетны их поиски, девушки дали слово, поклявшись Всевышнему: — Если тот, кто спрятал нашу одежду, нам ее вернет, то клянемся Богом, все, что он пожелает, мы исполним, чего бы это нам ни стоило. |
Ӕма син Сослан сӕ сомибӕл нӕртон уасхау баууӕндтӕй, ӕма син сӕ хъӕппӕлтӕ равардта, кӕд мӕ мӕ хӕдзарӕбӕл исӕмбӕлун кӕниуонцӕ, зӕгъгӕ, ӕнгъӕл кӕсгӕй.
Фал силӕ ӕцӕг ӕ дзурдӕн кӕд адтӕй? Куддӕр сӕ хъӕппӕлтӕ сӕ къох иссирдтонцӕ, уотӕ си ке хъӕппӕлтӕ н’ адтӕй, е фӕллӕбурдта Сосланмӕ ‘ма ‘й ӕхсири цади ӕхсӕн фӕккодта еци ӕд гӕрзтӕ: — Ардӕмӕ цъеу-маргъ ку нӕ тӕхуй, уӕд ду ба мӕн хъӕппӕлтӕ ци ‘гъдауи туххӕй банимахстай, — зӕгъгӕ. |
И Сослан поверил клятве девушек, как верил всегда клятве нартов. Вернул им одежду, рассуждая, может, девушки до дома его доведут.
Но в какие времена женщина была верна своему слову? Как только одежда попала им в руки, та девушка, чьи вещи были спрятаны, схватила Сослана и в полном одеянии швырнула его в молочное озеро со словами: — Сюда ни птичка малая, ни птица большая никогда не залетает, так по какому праву ты пришел и мою одежду спрятал? |
Гъема бабӕй, мӕгур, и Сослан ӕхсӕз дӕлзӕнхи фӕцӕй, ӕхсири цади уотӕ ниллӕстӕй.
Уордӕмӕ бабӕй ку рахъӕрттӕй, уӕдта еу денгизбӕл сили дзиккой халӕбӕл бацудӕй иннӕ фарсмӕ ‘ма бабӕй судӕй мӕлунмӕ ӕрцудӕй, уотемӕй уӕнгмӕрдтитӕ гӕнгӕ еу хонхи цъасӕмӕ бахъӕрттӕй. Гъема, цъаси балӕсон, зӕгъгӕ, куд загъта, уотӕ ба ин Хуцау еу халон ӕ сӕрти ӕрбатӕхун кодта ӕма ‘й Сослан дӕр изгӕхуӕрд лагъзгубунӕй фехста, ‘ма, дӕ фудгол уотӕ — ӕрхаудтӕй и халон, ‘ма ‘й еци хомӕй бахуардта. |
И вот опять бедняга Сослан шестикратно провалился под землю сквозь молочное озеро.
И когда он туда попал, то по тонкому женскому волосу прошел на другой берег моря и, умирая от голода, с трудом передвигаясь, дошел до расселины в горе. И только он собрался залезть в пещеру, как над его головой, по воле Бога, ворон пролетел, и Сослан выстрелил в него из разъеденного ржавчиной лука. И да случится то же самое с вашим ненавистным врагом — упал ворон на камни, и Сослан съел его сырым. |
Е стгутӕ ‘ма ин ӕ сестӕ ба еумӕ исцурхта, ӕхуӕдӕг ба хонхи цъаси балӕстӕй, ӕма дин тӕккӕ меддуар зиндони фӕммедӕг ӕй.
Ка си е ‘взагӕй ауигъд, ка ӕ сӕригъунтӕй, ка ӕ хӕкъолӕй, ка ба сӕрмесиндзӕгмӕ, уотемӕй си ӕрлӕууӕн дӕр н’ адтӕй тӕрегъӕдгун адӕми ӕсмагӕй. Фал Сослан куддӕр исмедӕг ӕй уордӕмӕ, уотӕ ба еугур зиндони адӕм цийнӕ кӕнун байдӕд- тонцӕ: «Ӕгас цӕуӕд, Сослан! Уӕлӕбӕл ци хабӕрттӕ ес», — зӕгъгӕ ‘й фарстонцӕ. Е дӕр син зӕрдитӕ ивардта, цийнӕ сӕбӕл кодта ӕма ‘й сӕ хецаумӕ бахудтонцӕ. Сӕ хецау дӕр ибӕл ниццийнӕ ‘й: |
Косточки ворона и перья сложил у входа, а сам в расселину горы залез, и прямо с порога оказался в аду.
(И видит Сослан:) умершие кто за язык, кто за волосы, кто за глотку, а кто и вниз головой повешены. Невозможно было рядом с ними находиться от смрада, исходящего от грешников. Но как только Сослан проник туда, все грешники преисподней обрадовались: — Добро пожаловать, Сослан! Какие новости на земле? — спрашивали они его. Он обнадеживал несчастных, ободрял, утешал их, и они его отвели к своему повелителю. Обрадовался Сослану их повелитель: |
— «Ӕгас цӕуай, Сослан! Уодӕгасӕй ци амалӕй ӕрцудтӕ ардӕмӕ?» — зӕгъгӕ ‘й фӕрсуй.
Сослан дӕр имӕ дзоруй: «Судӕй мӕлун ӕма бал мин хуӕрун бакӕнӕ, уӕдта мӕ фӕрсдзӕнӕ», — зӕгъгӕ. ‘Ма имӕ тӕрегъӕдгунти хецау дзоруй: «Ами хуӕргӕ нӕ фӕккӕнунцӕ», — зӕгъгӕ. |
— Живи долго, Сослан! Но как тебе живому удалось попасть сюда?
— Умираю от голода, ты сначала накорми меня, а потом и расспрашивай. — Здесь не едят, — сказал ему хозяин грешников. |
— Мадта ӕнӕхуӕргӕй ка лӕууй, уӕхӕнттӕн ба ӕз хабӕрттӕ нӕ фӕдздзорун, — зӕгъгӕ. Сослан фестадӕй, ӕ къох сӕбӕл рарӕуигъта, уотемӕй фӕннӕхстӕр ӕй ӕма бахъӕрттӕй дзӕнӕтмӕ.
Уоми ба дуйней кӕдзос адӕм цъӕх зӕлдӕбӕл цийнӕ кӕнунцӕ, зарунцӕ, хуӕдзелгӕ фингитӕ сӕ рази алли дзӕбӕх хуӕруйнӕгтӕй идзагӕй лӕуунцӕ ӕма и адӕм куддӕр Сослани рауидтонцӕ, уотӕ имӕ ниппӕр-пӕр кодтонцӕ: |
— Ну, что ж, тем, кто сам голодает (и гостей не угощает), я не собираюсь новости рассказывать. — Сослан встал, махнул на них рукой и прочь пошел. Вскоре он пришел в рай.
А там со всего света безгрешные люди на зеленой траве предаются радости, поют. Самовращающиеся столы, полные разных кушаний и напитков, стоят перед ними. Как только люди увидели Сослана, устремились к нему: |
«Ӕгас цӕуай, Сослан! Мӕнӕ Сослан мӕрдтӕмӕ уодӕгасӕй ӕрцудӕй», — зӕгъгӕ, ибӕл сӕхе цийнӕй мардтонцӕ.
Ӕвӕдзи уодӕгасӕй ке ниццудӕй, уой туххӕй ибӕл ести бӕрӕггӕнӕн адтӕй. Еу дӕр «мӕнмӕ рауай», иннӕ дӕр «мӕнмӕ рауай», — зӕгъгӕ, си ӕй алкедӕр ӕхе размӕ хонуй, фал си некӕмӕ бакумдта: — Барӕнтӕ, барӕнтӕ, мӕ хортӕ! Ӕз ба уин уӕ хецауӕн ра- йарфӕ кӕнон, атӕ хуарз цард сумахӕн ка уинун кӕнуй, уомӕн, — зӕгъгӕ. |
-Добро пожаловать, Сослан! Смотрите, Сослан в Страну мертвых живым пришел, — ликовали они.
Вероятно, из-за того, что он живым туда попал, на нем была какая-то отметина. — Иди ко мне, иди ко мне, — каждый из них звал его к себе, но он все отказал: — Подождите, погодите, мои солнышки, я пока должен поблагодарить вашего начальника, за то, что он создал для вас такую прекрасную жизнь. |
Гъой-гъой-гъой, адӕм уой ку райгъустонцӕ, гъома, Сослан нӕ хецаумӕ цӕуй мах туххӕй арфӕ кӕнунмӕ, зӕгъгӕ, уӕд сӕ фур цийнӕй ӕ разӕй гур-гургӕнгӕ сӕ хецауи размӕ исмедӕг ӕнцӕ. ‘Ма ин радзурдтонцӕ:
— «Нарти Сослан уодӕгасӕй ардӕмӕ ӕрцудӕй ӕма дӕ размӕ ӕрбацӕуй арфӕмӕ», — зӕгъгӕ. И хецау дӕр фестадӕй Сослани размӕ рацӕунмӕ ‘ма дин Сослан дӕр уотӕ рӕхги исмедӕг ӕй. Кӕрӕдзебӕл ниццийнӕ ‘нцӕ, цума рагӕй зонгӕ адтӕнцӕ, уотӕ. Берӕ фӕдздзубанди кодтонцӕ ‘ма дзӕнӕти хецау Сослани гури кӕндтитӕмӕ ӕма цъухи рахастмӕ ку ӕркастӕй, уӕд загъта: |
О-о-о! Как только люди услышали, что Сослан направляется благодарить их повелителя, они с великой радостью помчались впереди него, шумно веселясь, и вмиг оказались перед своим повелителем:
— Нарт Сослан живым сюда пришел и спешит к тебе с благодарностью. Повелитель загробного мира встал и вышел навстречу Сослану. Вскоре и Сослан появился. Рады были они друг другу, будто встретились старинные друзья. Долгой была их беседа. Повелитель рая, рассмотрев стать Сослана, послушав слова его, сказал: |
— «Сослан, хъӕбӕр ӕхцӕуӕн мин адтӕй дӕ фӕууиндӕ, дӕ базонун ӕма нур ба еумӕ мӕнӕ ами хецауадӕ кӕндзинан, кӕд дӕ фӕндуй, уӕд», — зӕгъгӕ.
Сослан не сарази ӕй: — «Нӕ мин ес ниллӕууӕн ами, уой туххӕй, ӕма дин ӕй ӕнӕфсӕрмӕй зӕгъдзӕнӕн мӕ хабар: ӕнӕ силгоймагӕй мӕ бон нӕ ‘й фӕццӕрун еунӕг бон дӕр, иннемӕй ба мин мӕ хӕдзари неци зонунцӕ ‘ма мӕбӕл сӕхе рамардзӕнӕнцӕ гъезӕмарӕй», — зӕгъгӕ. |
— Сослан, я очень рад был тебя увидеть, узнать тебя; и теперь, если ты того пожелаешь, вместе мы будем управлять раем.
Но Сослан не согласился: — Нельзя мне здесь остаться. Прямо назову тебе причину: без женщины я не могу прожить и дня, да и родные мои дома обо мне ничего не знают и умрут они от терзаний тяжких. |
— Гъӕй, Сослан, Сослан, цӕбӕлти гузавӕ кӕнис! Ӕз дӕуӕн ами уосӕ ке иссердзӕнӕн, уой зонӕ, — зӕгъгӕ, бабӕй ӕй арази кӕнуй дзӕнӕти хецау уоми байзайунбӕл.
Гъема уӕдта Сослан исарази ӕй, ‘цӕгӕй ин загъта: — Кӕд мин рӕсугъд кизгӕ уосӕн иссердзӕнӕ, уӕдта ке кизгӕ уодзӕнӕй, уой мин зӕгъӕ ӕма лӕуун, — зӕгъгӕ. — Мӕхецӕн ӕртӕ кизги ес ‘ма дӕ уонӕй кӕци гъӕуа, уой дин ратдзӕнӕн, зӕгъгӕ, ин дзурд равардта дзӕнӕти хецау. |
— Эх, Сослан, Сослан, о чем ты печалишься! Знай, здесь я найду тебе жену, — вновь уговаривал его повелитель рая мира, надеясь, что он все же останется.
После долгих сомнений согласился наконец Сослан, но оговорил: — Я останусь, если ты мне в жены красивую девушку сосватаешь, и должен я знать, чья она дочь. — У меня самого три дочери, я за тебя выдам ту из них, которая тебе понравится, — дал ему слово повелитель рая. |
— Мадта мӕн ӕ зӕрдӕмӕ уотӕ хӕстӕг ка ивӕруй, уой ном базонун мӕнӕн ихӕс ӕй ‘ма, ци хуннис, уой мин зӕгъӕ, — зӕгъгӕ, имӕ дзоруй Сослан дӕр, — уӕдта мин дӕ кизгуттӕ дӕр фӕууинун кӕнӕ!
— Уомӕй зиндӕр мӕбӕл маци ӕрцӕуа. Мӕ ном хуннуй Барастир ӕма мӕ хонгӕ алкӕмидӕр уотӕ кӕнунцӕ, мӕрдти Барастир, зӕгъгӕ. |
— Согласен, но я должен знать имя того, кто приближает меня к своему сердцу. Скажи мне, как твое имя, а потом и дочерей своих мне позволь увидеть!
— Не знать мне большей трудности, чем эта. Мое имя Барастур, всюду меня называют Барастур — повелитель загробного мира. |
Уотӕ рӕхги ба Барастири ӕртӕ кизги адӕми дзахъуламӕ гӕсгӕ сӕ фиди размӕ исмедӕг ӕнцӕ ‘ма Барастир дзоруй Сосланмӕ:
— Мӕнӕ дин атӕ ба ме ‘ртӕ кизги ‘ма дӕ си кӕци гъӕуй, е дӕу. Сослан дӕр сӕбӕл ӕ цӕстӕ радардта ‘ма дин етӕ ба, кокойнӕ къотӕри размӕ ӕхсири цади ци ӕртӕ кизги фӕууидта, ӕхсири цади ‘й ка багӕлста, етӕ, ‘ма ӕхе меднимӕр ӕ цӕстӕ ӕхемӕ ӕркъуӕрдта, дессаг мастхатӕн рӕстӕг мин искодта, зӕгъгӕ. Ӕхсири цади ‘й ка багӕлста, кӕстӕр кизги ниййамудта ‘ма ин ӕй равардта Барастир. Сослан ӕй ӕрхудта уоми, адӕм еугурӕй дӕр киндзхон фӕццудӕнцӕ, уотемӕй. |
Вскоре три дочери Барастура вышли под радостное ликованье людей, подошли к своему отцу и тот обратился к Сослану:
— А вот и мои три дочери. И та, которая по душе тебе придется – твоя. Сослан тоже окинул их взглядом. Это и были те три девушки, которых он увидел возле терновника на берегу молочного озера. Одна из них в молочное озеро его и забросила. Сослан лукаво подмигнул себе: «Вот и пришло время мести». Показал он на младшую дочь Барастура. Отец ее отдал Сослану. В день свадьбы Сослана весь народ рая вместе с ним отправился за невестой. |
Хуарз! Сослан уоми цӕйбӕрцӕ фӕццардӕй, Хуцау зонуй, уӕдта мӕрдти Барастирӕн загъта:
«Мӕ фидӕ! Аци цард ӕз мӕхецӕн не саккаг кӕндзӕнӕн, мӕ уӕлӕбӕл хӕдзарӕ ку нӕ бабӕрӕг кӕнон, уӕд, ӕма мин ести агъаздзийнадӕ раттӕ, цӕмӕй ма мӕ райгурӕн хӕдзарӕ фӕууинон, уой туххӕй, уӕдта ӕрӕздӕхдзӕнӕн, ӕма дуйнемӕ дӕр еумӕ цӕрдзинан», — зӕгъгӕ. — Ма кӕнӕ, мабал цо дӕ хӕдзарӕмӕ! Ку фӕццӕуай ‘ма уотемӕй ма фӕстӕмӕ ку ӕздӕхай, уӕд зиндони уодзӕнӕй дӕ бунат, уой туххӕй, ӕма мин мӕ хабархӕссӕг халони рамардтай мӕрдти дуармӕ, ‘ма уой тӕрегъӕдӕй, — зӕгъгӕ, ин ӕрдзубанди кодта мӕрдти Барастир. |
Все было хорошо! Сколько Сослан прожил в Стране мертвых, только Бог знает. И вот как-то обратился он к повелителю загробного мира Барастуру:
— Отец мой! Я не сочту себя достойным этой райской жизни, если не проведаю своих родных там, на земле. Ты мне помоги, чтобы я еще раз смог увидеть мой дом родной, а после вернусь, и вечно мы будем вместе жить. — Не делай этого, не возвращайся домой. Если ты уйдешь отсюда, а потом захочешь вернуться, твое место уже будет в аду, потому что ворона, несущего мне вести, ты убил у дверей Страны мертвых. Убив ворона, ты согрешил, — сказал ему повелитель Страны мертвых Барастур. |
Фал Сослан уӕддӕр нӕбал исарази ӕй ӕма ин ӕ кизгӕ уоми ниууагъта, уотемӕй ранӕхстӕр ӕй, гъома, фӕстӕмӕ ку ӕриздӕхон, уӕдта ин ӕ кизги ӕрхондзӕнӕн, ӕма мин уомӕ гӕсгӕ дзӕнӕт уодзӕнӕй, зӕгъгӕ, уотемӕй, ӕма бахъӕрттӕй мӕрдти сувӕллӕнтти ӕхсӕнмӕ.
Етӕ дӕр бабӕй ибӕл цийнӕ кӕнунцӕ, мӕнӕ Нарти Сослан, зӕгъгӕ. Сослан дӕр сӕбӕл цийнӕ кӕнуй, сувӕллӕнтти ӕфсесӕй, ефтонгӕй, игъӕлдзӕгӕй ку фӕууидта, уӕд; иннемӕй ба, кӕд мӕхе фурти дӕр фӕууининӕ, зӕгъгӕ, уомӕ ӕнгъӕл кӕсгӕй. Гъема ӕрӕгиау ба ӕ фурт фӕззиндтӕй ӕма кӕрӕдзебӕл сӕ фур цийнӕй берӕ фӕккудтӕнцӕ, гъе, уӕдта, ӕвӕдзи, ӕ фурти кутемӕй ниууагъта, Хуцау зонуй, ‘ма бабӕй уордигӕй дӕр ранӕхстӕр ӕй. |
Но не согласился с ним Сослан, не взял с собой и его дочь и поспешил в обратную дорогу на землю. Дескать, когда вернусь, возьму опять его дочь себе в жены, и за это мне будет место в раю. Так размышляя, добрался он до детей, живущих в Стране мертвых.
Они вновь радостно бросились ему навстречу: — К нам пришел нарт Сослан! И Сослан не нарадуется на сытых, нарядных и веселых детей. Подумал он: «Может, посчастливится, и с сыном моим я встречусь?!». Терпеливо ждал Сослан сына. Наконец, тот появился. Бесконечна была радость встречи отца и сына, они долго плакали от счастья, а потом, лишь Богу ведомо, с каким тяжелым сердцем Сослан расстался с сыном и дальше пошел своей дорогой. |
Цӕун байдӕдта, цӕун, ‘ма дуйней лигъз будурти бафтудӕй, ӕма кӕми ма бауолӕфтайдӕ, уӕхӕн бунат нӕбал ирдта. Ӕрӕгиау еу бӕласӕ бауидта ‘ма уоми исмедӕг ӕй.
Ӕ сӕрмӕ ин исхизтӕй ‘ма си — астъонӕ, астъони авд цӕргӕси бӕдоли, ‘ма дин ибӕл ниццийнӕ ‘нцӕ: «Мӕнӕ Нарти Сослан, ӕгас цӕуай», — зӕгъгӕ. — Сумах бабӕй мӕ цӕмӕй зонетӕ, — зӕгъгӕ, сӕ фӕрсуй Сослан — Е бабӕй дин ци загъд ӕй: «Цӕмӕй зонетӕ»? Гӕр ӕма алли бон нӕ мадӕ дӕу кой ку фӕккӕнуй, — зӕгъгӕ, ин цӕргӕси бӕдӕлттӕ дӕр. |
Шел он, шел и вскоре очутился на бескрайних лугах, но не может найти места, где бы ему отдохнуть. Наконец он увидел высокое дерево и быстро до него добрался.
Залез на его вершину, а там гнездо. В гнезде семь орлят, обрадовались ему: — Да это же нарт Сослан, долгой жизни тебе! — А вы-то откуда меня знаете? — удивленно спросил их Сослан. — Что за слова мы от тебя слышим: «Откуда вы меня знаете?». Как же, наша мать не раз нам о тебе рассказывала. |
Уотӕ рӕхги бӕласи зӕнгӕбӕл еу руймон исцӕй лӕстӕй цӕргӕси бӕдӕлттӕ хуӕрунмӕ ‘ма имӕ Сослан фездахтӕй, ӕма ‘й ӕ церхъӕй никъкъуӕхтӕ кодта бӕласи буни.
Цӕргӕс алли ӕхсӕвӕ дӕр ӕ дзамани бӕдӕлттӕ уадзидӕ ‘ма ин сӕмӕ еци руймон багъомпал ӕй, ӕма ин сӕ алли бон дӕр хуӕргӕ кодта, ӕма и цӕргӕс, уони ба, багъомпали уалдӕнгӕ, ӕндӕр рауӕнмӕ фӕххаста, ‘ма баустуртӕ ‘нцӕ, уӕдта сӕ фӕстӕмӕ уоми ниввардта, раст Сослан уоми ци бон адтӕй, уой разӕй. |
Прошло некоторое время, и по стволу дерева, извиваясь, поползла огромная змея к гнезду птенцов, вот-вот их проглотит. Сослан вмиг выхватил свой меч, изрубил змею и сбросил под дерево.
Орлица каждую ночь выводила птенцов, а эта змея повадилась их проглатывать. Унесла мать орлят в другое место, чтобы они подросли и окрепли. За день до прихода Сослана она принесла птенцов в родное гнездо. |
Сослан бабӕй фӕстӕмӕ исхизтӕй цӕргӕси бӕдӕлтти размӕ ‘ма ‘ймӕ дзорунцӕ: «Ба дӕ римӕхсӕн, кенӕ ба нӕ мадӕ ку фӕззинна, уӕд дӕ ӕ фур цийнӕй рахуӕрдзӕнӕй», — зӕгъгӕ ‘й сӕ еу ӕ базури сеси буни раримахста.
Изӕрӕрдӕмӕ ба бӕдӕлтти мадӕ фӕззиндтӕй ‘ма ӕ базурти пӕрпӕрӕй устур думгӕ фелвӕстӕй, уой фӕсте — уарун. Уарун ба адтӕй цӕргӕси цӕстисугӕй, ӕ бӕдӕлттӕн бабӕй тарстӕй ӕма уой азарӕй. |
Сослан вновь взобрался к птенцам орла, а те ему говорят: «Давай, мы тебя спрячем, а то наша мать появится и от радости проглотит тебя» — с этими словами один из них спрятал его под крылом.
Ближе к вечеру в небе показалась орлица, мать птенцов. Вихрь поднялся от взмахов ее крыльев, а потом пошел дождь. Это орлица горьким ливнем проливала слезы, заранее оплакивая своих птенцов. |
Уӕд ӕрхъӕрттӕй ӕ астъонӕмӕ ‘ма ӕ бӕдӕлтти уоми ку ӕруидта, уӕдта ӕ фур цийнӕй ци ракодтайдӕ, уой нӕбал зудта, фал сӕмӕ ӕрӕгиау ба дзоруй: «Еци руймон ка рамардта, ка уӕ фӕййервӕзун кодта, уӕдта ци аллон-беллон ӕсмаг ӕй», — зӕгъгӕ.
— Аллон дӕр дӕхуӕдӕг, беллон дӕр дӕхуӕдӕг, ӕндӕр ба ами ӕсмаг нӕййес, фал хуали хуӕрун ахур дӕ, ‘ма бабӕй, ӕвӕдзи, дӕлӕ руймони фиди ӕсмаг дӕ финдзи цӕуй. Ервӕзун ба нӕ фӕккодта Нарти Сослан, алли бон ке кой кодтай, ейӕ, — зӕгъгӕ, ин дзуапп равардтонцӕ ӕ бӕдӕлттӕ. — Ӕма ци фӕцӕй нур ба Сослан? Тӕходуй, уой фӕууинӕ, уӕд ин мӕ дӕндагӕй цирагъ бадаринӕ, — зӕгъгӕ, сӕ фӕрсуй и цӕргӕс. |
Вот она подлетела к гнезду и, увидев своих птенцов живыми и невредимыми, не знала, что ей делать от радости. Увидев убитую змею, заклекотала:
— Кто змею зарубил, кто вас от гибели спас, и почему пахнет духом человеческим? — Сама ты человеческий дух. Здесь нет никакого запаха, это ты привыкла есть падаль и, наверное, запах того змеиного мяса коснулся твоего носа. А спас нас от смерти нарт Сослан, тот, о ком ты каждый день рассказывала нам, — ответили ей птенцы. — Так куда же теперь девался Сослан? Вот бы мне его увидеть, я бы озарила Сослана светом волшебного зуба своего. |
— Ба ‘й хуӕрдзӕнӕ, ӕндӕр ба дин ӕй байамонианӕ.
— Ма тӕрсетӕ, зӕгъгӕ, син дзурд равардта. Гъема ‘йбӕл ку баууӕндтӕнцӕ, уӕдта имӕ ‘й бавдистонцӕ, ‘ма ‘й цӕргӕс ӕ фур цийнӕй авд хатти ранихъуардта, авд хатти ба ‘й фӕстӕмӕ исгӕлста. Уотемӕй, ӕвӕдзи, кӕрӕдзебӕл цӕй бӕрцӕ фӕццийнӕ кодтонцӕ, Хуцау зонуй, уӕдта ӕрӕхсӕвӕ ‘й ӕма еугурӕй дӕр астъони ниххустӕнцӕ. Сӕумӕ ба и цӕргӕс Сослани фӕрсуй: «Гъи, мӕ бӕдӕлтти уод ервӕзунгӕнӕг, дӕ хуарздзийнадӕ дин цӕмӕй бахатон?» — зӕгъгӕ. |
— Показали бы мы тебе его, но ты ведь проглотишь его от радости!
— Не бойтесь, — пообещала птенцам орлица. И вот, когда они поверили ей, птенцы вывели Сослана, и орлица на радостях его семь раз проглатывала и семь раз отрыгивала. Сколько они радовались, Бог лишь знает, но подкралась бесшумно ночь, и все они улеглись спать в гнезде орлов. Утром орлица спросила Сослана: — Ну что, спаситель моих птенцов, как мне отблагодарить тебя за доброту твою? |
— Арфӕгонд уо, дӕ дзӕбӕх дзубандити туххӕй, фал мин кӕд хуарз фӕуун дӕ зӕрди ес, уӕд мӕ мӕ райгурӕн бӕстӕбӕл исӕмбӕлун кӕнӕ! Цирдигон дӕн, уой ба дин амонун, ӕвӕдзи, нӕ гъӕуй. Гъема мин еци хуарз агъаз бакӕнӕ, — зӕгъгӕ, загъта Сослан.
Цӕргӕс еци дзубанди ку ӕригъуста, уӕд ниссагъӕси ӕй ӕма дзоруй: — «Бӕргӕ дӕ исмедӕг кӕнинӕ дӕ хӕдзари, фал базӕронд дӕн ‘ма хуӕруйнаг ӕма ниуазуйнагбӕл тагъд ӕхсицгӕ кӕнун, ‘ма мӕ хӕццӕ етӕ ку нӕ уонцӕ, уӕд ескӕцӕй рахаудзинан, фал, цӕй, ду абони лӕууӕ, ӕз ба ескумӕ мӕхецӕн фӕндаггаг агорунмӕ цӕуон, ӕма кӕд ескӕцӕй ести ӕрхӕссинӕ», — зӕгъгӕ. |
— Будь благословенна за теплые и искренние слова, но если ты желаешь мне добра, то доставь меня в мою родную страну! Из какой я страны, это тебе, наверное, не нужно напоминать. Вот это доброе дело и выполни, — сказал Сослан.
Выслушала орлица внимательно Сослана, глубоко задумалась и проговорила: — Без сомнения домчала бы тебя до дома, но состарилась я, не те уж силы у меня, и если в пути не буду часто есть и пить, то где-нибудь мы разобьемся. Ладно, — сказала она, — сегодня ты еще оставайся, а я полечу, и может быть, откуда-нибудь принесу еды в дорогу. |
Сослани уоми ниууагъта, ӕхуӕдӕг ба раздахтай. Гъема еу хани кувди косӕрттӕ, авд къамбеци фӕхсунгондӕй, уӕдта авд цӕудзар гӕбӕти сӕнӕ раскъафта, уотемӕй уони хӕццӕ Сослани размӕ исмедӕг ӕй. Ӕхсӕвӕ ма уоми фӕцӕнцӕ.
Сӕумӕраги цӕргӕс ӕ фӕндаггаг ӕ базурти ӕхсӕн ӕ рагъи исцурхта. Сослани ба син сӕ сӕрбӕл рабадун кодта, уотемӕй ратахтӕнцӕ. Гъема, еу уӕлзӕнхӕ ку фӕууиуонцӕ, уӕдта-еу Сослан цӕргӕси гъӕлӕси къамбеци мард ӕма сӕни габӕт рацӕвидӕ. Уотемӕй, ӕвдӕймаг уӕлзӕнхӕ ку фӕцӕнцӕ ‘ма цӕргӕси гъӕлӕси сӕни гӕбӕт ӕма къамбеци мард ку рацавта, уӕд и цӕргӕс ӕнхӕст нӕ рафсастӕй. Сослан дӕр ӕй ралӕдӕрдтӕй ‘ма, уоххай, фӕстӕмӕ хауӕн, зӕгъгӕ, ӕ зӕнги хӕцъӕф ӕрбалух кодта ‘ма ‘й цӕргӕси гъӕлӕси рацавта. Ӕма ‘й и цӕргӕс ӕ дӕлӕвзаг нилхъивта. Уотемӕй туххӕй-фудтӕй фӕууӕлбилӕ ‘нцӕ. |
Оставила орлица Сослана с птенцами, а сама полетела за добычей. Прилетела она во двор хана, а там пир; схватила орлица семь уже приготовленных туш буйволов, да еще вина в семи бурдюках из шкур и с ними к Сослану возвратилась. Эту ночь они тоже переночевали в гнезде.
Рано утром сложила орлица еду, заготовленную в дорогу, между крыльями на спине своей. Усадила Сослана на бурдюках с вином, да так они и полетели. И только они на один земной слой выше поднимались, как Сослан орлице в рот забрасывал тушу буйвола и бурдюк вина. Когда они миновали и седьмой земной слой, Сослан забросил в рот орлицы бурдюк вина и тушу буйвола, но не наелась она. Сослан это понял и в отчаянии, что они упадут, отрезал от своей ноги кусок мяса и сунул его в рот птицы. Поняла птица, откуда этот кусок и спрятала его под язык. Так они, преодолевая немыслимые препятствия, поднялись из Страны мертвых. |
Ку фӕууӕлбилӕ ‘нцӕ, уӕдта и цӕргӕс Сослани зӕнги хӕцъӕф фӕстӕмӕ банихаста ӕма кӕрӕдземӕн хъӕбӕр райарфӕ кодтонцӕ, уотемӕй си алкедӕр ӕ хӕдзарӕмӕ рандӕ ‘й: цӕргӕс ӕ бӕдӕлттӕмӕ, Сослан ба ӕ райгурӕн хӕдзарӕмӕ, и Устур Нарти ӕхсӕнмӕ.
Сослан ӕ гъӕумӕ ку бахӕстӕг ӕй, уӕд кӕсуй ‘ма дин еу фиййау ӕмбесмӕ — заруй, кафуй, ӕмбесмӕ — кӕуй, ӕрдеуагӕ кӕнуй, ‘ма имӕ Сослан дзоруй: — Ци кӕнис, дзӕбӕх биццеу? Ӕмбесмӕ кӕугӕ ку кӕнис, ӕмбесмӕ ба заргӕ, — зӕгъгӕ. |
Как только оказались они на земле, орлица приложила кусок мяса к ноге Сослана, смазала слюной и срослось оно. Долго орлица и Сослан благодарили друг друга, а потом птица улетела к своим птенцам, а Сослан направился в родной дом, к великим нартам.
Не доходя до села, увидел он, как какой-то пастух то песни распевает, то рыдает, то танцует, то причитает. — Что с тобой, добрый юноша? То ты навзрыд плачешь, то ты весело поешь? |
— Ци ма кӕнуйнаг дӕн? Нарти Сослан, — хуарз лӕг ӕй худтонцӕ, — рамардӕй ‘ма уобӕл кӕун. Ӕма нур ба фондз анзи цӕуй уӕдӕй ардӕмӕ, ӕма ин устур хист кӕнунцӕ. Гъема, изӕри ку ниццӕуон, уӕдта ӕз дӕр еци хисти мӕхе нифсаддзӕнӕн ‘ма уобӕл зарун, — зӕгъгӕ, ин биццеу дзуапп равардта.
Сослан бахудтӕй ӕма имӕ дзоруй: — Цо, мадта Нартмӕ хуӕрзӕнгорӕггаги уайӕ, ӕз Сослан дӕн, ӕма син ӕй фегъосун кӕнӕ, е ба сӕ хист кувдмӕ раййевонцӕ, — зӕгъгӕ. |
— А что мне еще остается? Нарт Сослан, так все говорят, достойным мужчиной был, умер он, о нем и плачу. Со дня смерти его пять лет прошло, и сегодня ему готовят большие поминки. Когда вернусь в село, я на этих поминках досыта наемся, потому и пою.
Сослан улыбнулся ему: — Иди к великим нартам, передай счастливую весть: я — Сослан, скажи всем об этом, и пусть поминки заменят пиршеством. |
Биццеу дӕр фӕтътъӕбӕртт ласта, хъонцгун хӕдзарӕмӕ исмедӕг ӕй ӕма еуемӕн дӕр, иннемӕн дӕр радзоридӕ: «Сослан ӕгас ӕй, ӕрбацӕуй», «Сослан гъӕуи фӕстемӕ ӕрбахъӕрттӕй», — зӕгъгӕ.
Фал дин ибӕл кӕми ӕууӕндтӕнцӕ: «Рандӕ уо, дзӕгъӕл дзорӕ ма кӕнӕ, хъӕсти нез дӕ бахуардта», — зӕгъгӕ ‘й расхуститӕ кодтонцӕ. |
Юноша быстрее ветра помчался, вбежал в дом, полный печали, и то одному, то другому стал говорить: «Сослан жив, он сюда идет, Сослан уже у околицы села!».
Но как в это можно было поверить: — Иди-иди, глупости не говори, холера тебя забери, — ругали и толкали его. |
Уотӕ рӕхги ба сӕмӕ ӕцӕгӕй Сослан исмедӕг ӕй ӕма ‘й адӕм сӕ фур цийнӕй зӕнхӕбӕл дӕр нӕбал уагътонцӕ. Хъуритӕ ‘й кодтонцӕ, хъӕбӕрдӕр — Нарти зӕрӕндтӕ, иуонӕхсӕрттӕ. Цидӕр адтӕй, сӕ хист кувдмӕ раййивтонцӕ ӕма ӕгас нӕртон адӕм сӕ зонгити хӕццӕ ӕстӕмӕй-астмӕ фӕццийнӕ кодтонцӕ.
Гъема син Сослан мӕрдти хабӕрттӕ фӕдздзурдта, уӕдта син, мӕрдти дзӕнӕти хецау Барастир ке хуннуй, уой дӕр загъта ӕма уӕдӕй ардӕмӕ адӕм базудтонцӕ Барастири хабар. |
Но вот вскоре и вправду Сослан заявился к ним, и собравшиеся, увидев Сослана, от радости подняли его и понесли на руках. Обнимали его, но больше всех ему рады были старейшины нартов. И как же тут было поминкам не перейти в пиршество! Весь нартский народ семь дней пировал.
Сослан рассказал собравшимся о Стране мертвых, назвал всем имя повелителя Страны мертвых, вот с тех-то пор и знают люди о Барастуре. |
Дуйнемӕ уоми нӕ бадтайуонцӕ, Сосланӕн рохсаг зӕгъунмӕ ка ‘рцудӕй, еци адӕм, ӕма фӕххӕлеу ӕнцӕ. Алке ӕ хӕдзарӕмӕ рандӕ ‘й.
Сослан дӕр ӕ уоси размӕ ӕризадӕй ‘ма ин ӕ гъезӕмӕрттӕ, ӕ фудӕбӕнттӕ, уӕдта ӕ лӕгигъӕдтӕ, уӕдта сӕ фурти ке фӕууидта, уони ӕрдзубандитӕ кодта, ‘ма, мӕгур, и уосӕ берӕ фӕккудтӕй, ӕ фурт ин ӕ зӕрди ку ӕрифтудта, уӕд. Зӕнӕги зин ци ӕнгъӕлетӕ, ци, мӕ хортӕ? Зӕнӕги маст куд басӕтта ниййерӕги зӕнгӕ, уотӕ неци! |
Не могли нарты, пришедшие на поминки, сидеть в доме Сослана бесконечно и начали постепенно расходиться.
Сослан остался наедине со своей женой и рассказал ей о мучениях своих, о горестях своих, об отваге, которую проявил он, о том, что встретился с их сыном, и жена его, бедняжка, долго безутешно плакала, вспоминая сына. Каково для родителей горе детей? Каково, солнышки мои?! Как боль ребенка подкосит ноги родителей, так ничто на свете! |
Гъе, уой фӕсте ба Сослан рамардӕй, ӕ гъезӕмӕрттӕ ибӕл ку ӕртӕфстӕнцӕ, уӕд.
Ӕма мӕрдти ӕгъдауӕй зиндонӕмӕ бафтудӕй уотемӕй, уӕлӕбӕл берӕ лӕгъуздзийнӕдтӕ ке фӕккодта, уой туххӕй, иннемӕй ба мӕрдти хабархӕссӕг халони ке рамардта, уӕдта Барастири кизгӕй ке фӕггириз кодта, уой туххӕй. |
И умер Сослан, когда все прожитое им и пережитые им беды и горести пронеслись у него перед глазами.
По законам Страны мертвых Сослан попал в ад, потому что на белом свете он немало плохого сделал, да еще ворона, приносящего вести в Страну мертвых, убил и над дочерью Барастура посмеялся. |
Гъема ‘й е скъелтӕй ниййауигътонцӕ зиндони, ӕ буни ба ин алли бон дӕр Барастири кизгӕ арт кӕнуй синдзитӕй. | В аду Сослана за ноги подвесили, и под ним каждый день дочь Барастура разводила костер из колючек. |
Феппайуйнæгтæ | Примечания |
исфедуд ӕй | |
круппи хузӕн | |
зилдӕгӕй | |
лагъзгубунӕй | |
сӕрмесиндзӕгмӕ | вниз головой; из: месиндзӕг – мочевой пузырь, сæр — голова |
адӕми дзахъуламӕ гӕсгӕ | |
фӕхсунгондӕй | |
иуонӕхсӕрттӕ | |
ЦИГСÆИ-и архив, ф.345, 5т., 133 п.
Киунугæй: Нартæ. Мифологи æма эпос дигорон æвзагбæл.\ Исаразтонцæ Скъодтати Эльбрус æма Къибирти Амурхан. Дзауæгигъæу. Гассити Виктори номбæл РПК. 2005. Тъ.349-355. Ниффинста Толасти Геуæрги. |
Архив СОИГСИ ф.345, 5т., 133 п.
Опубликовано в: Нарты. Мифология и эпос на дигорском языке.\ Составители А.Я.Кибиров, Э.Б.Скодтаев. Владикавказ. ИПП им. В.Гассиева. 2005. С.349-355. Записал Толасов Георгий. Перевел на русский язык М.А.Миндзаев. |
Постаревший нарт Сослан попал в Царство мертвых, где встретился с умершим сыном, взял себе в жены дочь властителя рая, потом вышел к людям. Помог орлице, и та доставила его к людям. Все были этому рады. Потом Сослан умер и попал в ад. |