32 Д3. Сослани мӕлӕт ӕма Ойнони Цалх

Нарти дзӕбӕхтӕ исарази ӕнцӕ ӕма Хузӕдзӕгатмӕ цауӕни рандӕ ‘нцӕ.

Ӕстӕмӕй-астмӕ фӕххаттӕнцӕ ‘ма неци ирдтонцӕ. Нартӕ раздахтӕнцӕ, Сослан ба ма ӕ уӕластӕн хӕтун райдӕдта.

—    Отправимся на охоту.

Лучшие нарты согласились и отправились на охоту в Хузадзагат.

До восьми [дней]* рыскали [на охоте], но ничего не находили. Нарты вернулись назад, а Сослан стал охотиться еще сверх восьми дней.

Фехста ӕй, ‘ма и гъӕуанз ралигъдӕй. Сослан дӕр, кумӕ фехста, уордӕмӕ бацудӕй, ‘ма уоми ба тоги кӕлӕнтӕ.

Ӕгъзӕлбӕл цӕун райдӕдта Сослан, ӕма ’й денгизи хъӕзӕмӕ бахаста. Уоми ба еу устур ӕрдозӕ, ӕ астӕу ба, ӕ конд, ӕ уиндӕн нӕ, уӕхӕн кизгӕ.

Выстрелил в нее, лань пустилась бежать. Сослан пришел туда, куда он выстрелил, а там оказались следы крови.

Сослан пошел по кровавому следу, и он привел его к морскому камышу. Там была большая поляна, а посредине ее — девушка несравненной красоты.

—     Ами еу сирд ницавтон, ‘ма неци фӕйидтай?

Йе ба ‘й фӕрсуй:

—     Ка дӕ, уой мин зӕгъӕ.

—    Нарти Сослан дӕн, фал мӕ цӕф сирд ами фесавдӕй, ӕма ‘й кӕд йескӕми фӕйидтай, уӕд мин ӕй баамонӕ!

—     Здесь я ранил одного зверя, не видела ли [ты] его?

А она его спрашивает:

—     Скажи мне, кто ты?

— Я — нарт Сослан; раненный мною зверь пропал здесь, и если ты его видела где-нибудь, то укажи его!

Сослан ба йин загъта, дӕу хузӕн цади бадӕг цубур дзӕргъитӕ Сослан берӕ фӕййидта ‘ма уони ӕнккӕтей бинонтӕн нӕ хаста, зӕгъгӕ, ‘ма ӕ бӕхи къембур ракъуӕрдта.

И кизгӕ дӕр ӕ цӕстисугтӕ ӕркалдта ‘ма ӕ фидӕмӕ исцудӕй ‘ма йин рагъаст кодта, Сослан мӕбӕл нӕ барвӕнстӕй, зӕгъгӕ.

А Сослан сказал:

—    Подобных тебе коротконогих кабаних, сидящих в луже, Сослан много видел и не брал себе их всех в жены! — и с этими словами повернул морду коня своего.

Девушка заплакала, пришла к своему отцу и пожаловалась ему, что, мол, Сослан пренебрег мною.

Уӕдта ӕ фӕсдзӕуинӕ Ойнони Цалхӕн загъта, цо, ӕма Сосланбӕл куд разелай, уотӕ, зӕгъгӕ.

Курд-Алӕгон ӕй нӕугӕй байсардта, ӕма Ойнони Цалх Сослани марунмӕ ӕрцудӕй.

— Не говорил ли я тебе, не напрашивайся сама*, не снизойдет он до тебя.

Потом сказал Колесу Ойнона*, своему прислужнику:

— Иди и прокатись по Сослану!

Курдалагон* заново закалил его, и Колесо Ойнона спустилось убить Сослана.

И Цалх фиццагидӕр фӕрвбунбӕл балигъдӕй ‘ма ‘й фӕракӕгӕнгӕ бацудӕй; неци йин истухӕ кодта, ‘ма ‘й Сослан дӕр ралгъиста:

—    Ке лӕг лӕгъуз, ке гал лӕгъуз, уой хай фӕууо!

Колесо сначала пробежало по ольховнику и, изрубив его на мелкие куски, проскочило; не задержал его [ольховник]. И тогда Сослан проклял его:

— Да будешь долей того, кто имеет плохого работника, кто имеет плохого быка!

—    Арти басодзунмӕ дӕ куд агоронцӕ, уотӕ дӕ хуцау искӕнӕд!

Уордӕгӕй ба ӕхсӕрбунмӕ ратухстӕй. Уоми ба и цилпӕ хумӕллӕги хӕццӕ исеу ӕй ӕма цалхбӕл тухсун райдӕдта, ‘ма ‘й Сослан баййафта.

—     Пусть по воле бога люди ищут тебя только для топлива!

Оттуда [Колесо] попало в орешник. А там ветки орешника переплелись с густым хмелем, опутали Колесо, и Сослан нагнал его.

—   Уасхӕ нӕ астӕу, ӕртӕ бонемӕ Уӕрппи буни Хӕрами туппурбӕл дӕ рази ке уодзӕнӕн, уобӕл; нур ба мин аци надбӕл мӕ уоди монди ма бацо!

Уасхӕ нӕ раттун ба фиццаг адӕмӕн н’ адтӕй, ‘ма ‘й Сослан рауагъта.

—    Клянусь, что я через три дня выйду к тебе на курган Харама под Уарппом*, а сейчас не лишай меня жизни.

(Не внять же клятве древним людям нельзя было, и Сослан отпустил его.)

Ци разилдӕй, уӕдта йибӕл Сирдон рамбалдӕй ‘ма ‘й фӕрсуй:

—    Цӕбӕл уотӕ мӕтъӕлӕй цӕуис, — зӕгъгӕ.

Йе ба йин загъта:

— Отчего ты возвращаешься таким опечаленным?

А оно ответило ему:

—    Дӕу ку исардта Курд-Алӕгон, уӕд ӕз дӕр уоми адтӕн ӕма дин де ‘фсӕйнагӕй еу къӕртхуар радавтон; нур ба дин ӕй дӕттун, ‘ма нӕуӕгӕй дӕхе байсарун кӕнӕ, дӕ къарттитӕ дӕр уомӕй бампъозун кӕнӕ ‘ма, Сослан уоми хусгӕ куд кӕна, уотемӕй ни ӕ уӕргутӕбӕл разелӕ, ӕндӕра борӕмӕзӕй исард ӕй, ‘ма ‘й нӕ никкӕрддзӕнӕ.

—  Когда Курдалагон закалял тебя, то и я там был и украл кусочек от твоего железа, а теперь я его тебе возвращаю, заставь снова закалить тебя, заставь этим залатать свои выщербины, и когда Сослан будет там спать, то прокатись по его коленям, иначе его не разрубишь: он закален борамазом*.

И Цалх Курд-Алӕгонмӕ исхъӕрттӕй, ‘ма ‘й йе дӕр нӕуӕгӕй байсардта.

Ойнони Цалх ӕхебӕл ӕ зӕрдӕ ку бадардта, уӕд разилдӕй ӕмӕ Хӕрами туппурбӕл Сослани хусгӕ ӕриййафта ‘ма йин ӕ дууӕ уӕрагебӕл разилдӕй.

Колесо прибыло к Курдалагону, и тот его заново закалил.

Когда Колесо Ойнона уверовало в себя, то покатилось и настигло Сослана спящим на кургане Харама, прокатилось по двум его коленям и отсекло его ноги.

Ойнони Цалхи ма идардмӕ рауидта ‘ма ӕ уӕргутӕбӕл мудзуратӕ рабаста ‘ма ‘й сорун райдӕдта; ӕр-ӕй-хӕстӕгутӕ кодта, ‘ма йимӕ [Ойнони Цалхӕмӕ] Сирдон дзоруй:

—     Хунгондмӕ ӕфтауӕ, —зӕгъгӕ.

Когда Сослан увидел удалявшееся Колесо Ойнона, он стремительно подвязал к ногам [два] копья и принялся его преследовать. Уже стал его настигать, как Сырдон сказал [Колесу Ойнона]:

—    Переходи на пашню!

Ӕ тог али пъӕзбунӕй калдӕй, уотемӕй кӕдмӕ хуми хъанӕй лӕудтӕй Сослан.

Уотӕ ба ӕ сӕрти еу халон ӕртахтӕй ӕма кӕуй Сосланбӕл:

Кровь лилась из каждой его раны, и долго лежал так Сослан на пашне.

Тут над ним пролетает ворона и причитает по Сослану:

Сослан дӕр им дзоруй:

— Рауай, мӕнӕ ци фидтӕ ӕмбуйдзӕнӕй, уонӕй йеститӕ рахуӕрӕ, кенӕ, ка ниххӕстӕй, йеци тоги гӕппӕлтӕй.

Халон дӕр имӕ ӕхе ӕрбаласта, ‘ма ‘й уӕдта Сослан дӕр ралгъиста:

Сослан говорит ей:

—  Подлетай [ко мне], отведай того мяса, которое будет гнить, или [поклюй] сгустки крови.

Ворона приблизилась к нему, и тогда Сослан проклял ее:

Уӕдта йимӕ робас ӕрцудӕй; фӕхъхъондз кодта, уӕдта Сослани тогтӕмӕ ӕхе баласта, ‘ма ‘й йе дӕр ралгъиста:

А потом подошла к [Сослану] лисица: долго сокрушалась, а затем приблизилась к сгусткам крови Сослана, и тогда он ее проклял:

Ӕрӕгиау ба йимӕ берӕгъ ӕрцудӕй, ‘ма йибӕл йе ба зӕрдӕй фӕккудтӕй.

Сослан дӕр ин хуӕрун кодта фидӕй, ниуазун ин кодта ӕ тог, ‘ма и берӕгъ бунтон никкӕуидӕ, нидздзиназидӕ.

Позже [всех] пришел к нему волк и долго, горестно плакал над ним. Сослан предложил и ему отведать своего мяса, выпить своей крови, а волк все сильнее плакал и причитал.

—   Бацӕунмӕ дин мӕ зӕрдӕ куд уа, раздӕхунмӕ ба ӕнӕкурд кизги зӕрдӕ, уотӕ!

Уӕдта Сирдон фелвӕстӕй ‘ма идардӕй кӕугӕ ӕрбацудӕй:

—  Пусть при нападении у тебя будет мое сердце, а при отступлении — девичье, осторожное, как у незасватанной девушки.

Потом вдруг появился Сырдон, начав плакать издали:

Сослан ба йин загъта:

—     Дӕ кӕун ниууадзӕ, фал мин нартӕмӕ гъӕргӕнӕг фӕццо!

—     Фестӕгӕй кӕд уодзӕнӕн, ‘ма дӕ бӕхбӕл цӕуон.

А Сослан сказал ему:

— Оставь свой плач, лучше отправляйся в Нарту печальным вестником обо мне!

—    Когда [это] я успею пешим! Сяду-ка я на твоего коня.

Сирдон дӕр ӕй еу тӕрфӕмӕ баласта ‘ма йин йе ‘фтаутити буни кокойни синдзитӕ бакодта, уотемӕй ибӕл рабадтӕй ‘ма ‘й Сослани рӕзти ӕрбатардта хъиллиппитӕгӕнгӕ.

—    Ци ӕнахъӕл ӕй дӕ бӕх, Сослан, — зӕгъгӕ, йимӕ дзоруй.

Сырдон завел коня в чащу, подложил под потник колючки, так сел на него и прогнал, брыкающегося, мимо Сослана.

— Какой необъезженный конь твой, Сослан! — обратился он к нему.

Сирдон и бӕх ниххуаста ‘ма йеци-еу уадӕй нарти устур нихӕси рӕзти исцудӕй. И бӕхӕн ӕ хед ӕ фӕсхъостӕй калдӕй хъоппӕгътӕй, ӕ тог али пъӕзбунӕй калдӕй, ‘ма уотемӕй нарти Алӕгмӕ исмедӕг ӕй.

Уоми ба нартӕ кувди бадтӕнцӕ. Сослани хабар ку фегьустонцӕ нартӕ, уӕд имӕ хъӕндзалгун уӕрдунтӕ ракодтонцӕ, хуарз ин цирт исдастонцӕ, ‘ма Сослан цӕрдӕй ӕ циртмӕ бацудӕй ӕ цирти хицӕмӕ.

Сырдон огрел коня и единым махом пронесся мимо Большого нартовского нихаса. Из-за ушей коня крупными каплями капал пот, кровь лилась отовсюду — таким он въехал к нарту Алагу. Там нарты сидели на пиру.

Когда нарты услышали весть о Сослане, снарядили к нему подводы на пружинном ходу, сложили ему такую хорошую могилу, что Сослан, восхищенный ею, живым вошел в нее.

—   Мӕ церхъ, ме ‘схъӕр, мӕ сагъадахъ — уони Деденӕги фурт Йерӕхцауӕн раттетӕ, ‘ма мин йе мӕ тог райсӕд Ойнони Цалхӕй. Мӕ бӕх ба мин афӕй исхӕссетӕ, уӕдта ‘й Сирдонӕн раттетӕ, йе ба йибӕл ӕхецӕн йеститӕ коса!

—   Мой церх*, мой панцирь, мой лук — все отдайте Ерахцау, сыну Деденага, и пусть отомстит за мою кровь Колесу Ойнона. А коня моего кормите год, а потом отдайте его Сырдону, пусть он работает на нем.

Деденӕги фурт Йерӕхцау дӕр Ойнони Цалхи фӕсте зелун райдӕдта ‘ма ‘й некӕми йирдта. Уӕдта ‘й къӕсибадӕг уоси амундӕй зӕронд уӕлмӕрдти еу ихалд уобайи иссердта нарти устур богъа ‘ма йибӕл исӕмбухта.

Ерахцау, сын Деденага, принялся искать Колесо Ойнона, но нигде не находил его, потом он нашел его по подсказке вещей женщины на старом кладбище в, завалившемся могильнике. Помог ему огромный нартовский бугай, который замычал вблизи могильника.

Сирдони ба Сослани бӕх, донмӕ ‘й куд ласта, уотемӕй ниццавтӕ ӕ зӕбӕтӕй, ‘ма йе дӕр рамардӕй.

А конь Сослана ударил Сырдона копытом, когда тот вел его на водопой, и он тоже умер.