35 Д Нарти гуппургинти синд Уазабӕл

Алли бон дӕр арвбӕл ӕртӕ зелӕни кодта — тахтӕй.

Фӕууинӕн ин н’ адтӕй. Нарти гуппургинтӕ ӕ фӕууиндмӕ бӕлдтӕнцӕ.

Каждый день она совершала на ней три оборота по небу.

Невозможно было ее увидеть. Знаменитые Нарты мечтали ее лицезреть.

Сенгӕ уотӕ кодтонцӕ, ӕма хуӕнхтӕ калдӕнцӕ, саугъӕди бӕлӕстӕ хъантӕ кодтонцӕ. Зӕнхӕ лиу-лиу кодта.

Уалӕнги зӕронд Орӕзмӕг цауӕни адтӕй ‘ма сӕбӕл ӕрбацудӕй.

И танцевали они так, что рушились горы, в дремучем лесу деревья валились, земля дрожала.

Как-то раз старый Урузмаг был на охоте, и, возвращаясь, добрался до них.

—  Нӕ хестӕр ӕнсувӕр Орӕзмӕг, ци кӕнӕн, уой дин зӕгъдзинан.

Акула-рӕсугъд али бон дӕр арвбӕл ӕртӕ зелӕни кӕнуй. Кӕд ӕй йести амалӕй фӕууинианӕ.

– Что мы делаем? – наш старший брат Урузмаг, – сейчас мы тебе расскажем.

Тут Акола-красавица каждый день трижды пролетает по небу. Хотелось бы нам, каким-нибудь образом, ее увидеть.

Хӕмици фурт Батраз ин загъта:

—   Ӕз дин, евгъаугӕ ка нӕ кӕнуй, йеци топп ратдзӕнӕн.

Сослан загъта:

Батраз, сын Хамица, ему сказал:

– Отдам я тебе ружье, которое промаха не дает.

Сослан сказал:

Къанци фурт Сӕууай загъта:

—  Хонх цӕрдт цъасӕ ка кӕнуй, уоци мудзура² дин ратдзӕнӕн.

—  Ма бауӕгӕ уотӕ, бамӕхезетӕ, ӕз уин ӕй ардӕмӕ ӕрбахъӕртун кӕндзӕнӕн.

Саууай, сын Канца, сказал:

– А я тебе отдам копье, которым в скале можно ровную дыру пробить.

– Что ж, смотрите, не утомитесь, дождитесь меня, а я вам ее сюда доставлю.

—  Мӕсугмӕ ку нихъхъӕртӕн, уӕд дӕ къах ракъуӕрӕ ‘ма рахъан уо. Ӕз ба дӕ нӕндзӕнӕн, фал ма фестӕ, цалдӕн Акула нӕмӕ рарвета, уалдӕн.

Мӕсугмӕ ку нихъхъӕрттӕй, уӕд бӕх рахъан ӕй. Гъема ‘й нӕмун байдӕдта. Ӕ бӕх нӕбал истадӕй.

– Когда доберемся до башни, то спотыкнись и упади. А я буду тебя колотить, но ты не поднимайся до тех пор, пока Акола не пошлет за нами.

Когда достиг он башни, лошадь легла. Ну и начал он ее бить, а конь никак не встает.

—  Ракӕсӕ, ниймӕ цо ‘ма базонӕ, — кенӕ расуг ӕй, кенӕ ба гъӕла ӕй, кенӕ ба ибӕл устур зин гъуддаг йес, ’ма имӕ сагъӕс йес.

Раимацудӕй кизгӕ ’ма ‘й бафарста:

—    Цӕбӕл марис дӕ бӕх, зӕронд лӕг?

– Выгляни, пойди туда и узнай, то ли он пьян, то ли глуп, или что-то нехорошее с ним случилось, и у него есть какие-то соображения.

Вышла к нему девушка и спросила:

– Зачем бы мучаешь коня, старче?

Нур ба Ауолгъан ӕма Беуолгъани³ ӕфсӕдтӕ уоми тохунцӕ.

Изӕрмӕ кунӕ рахъӕртон, уӕд йетӕ фесавдӕнцӕ, ‘ма мӕмӕ уони сагъӕс йес.

Иссудӕй кизгӕ ’ма загъта Акулайӕн, ауӕхӕн сагъӕстӕ имӕ йес, зӕгъгӕ.

А сейчас там происходит битва войск Аолгана с Беолганом.

Если я не успею до вечера, то они пропали, и именно о них я и думаю.

Девушка вернулась и пересказала Аколе, то-то, мол и то его беспокоит.

‘Ма ин загъта Орӕзмӕг:

—   Ай уалӕнгӕ дӕр мӕ сумах хузӕн уосӕнгтӕ уорамӕг адтӕй.

Никки дӕр ин кизгӕ загъта:

—   Лӕууӕ, уӕддӕр дӕ бӕх нӕ бафӕраздзӕнӕй, ‘ма нӕ фӕццӕудзӕнӕ.

А Урузмаг ей ответил:

– По дороге сюда многие вроде вас пытались меня остановить.

Девушка тогда добавила:

– Останься, все равно твой конь не выдержит, и ты не (сможешь) ехать.

—   Дуйней басугътонцӕ дууӕ ӕфсӕдти, мӕ цуд дӕр ма дзӕгъӕли ‘й.

Ардиги фӕстӕмӕ ‘здӕхун гъӕуй. Алке, ӕ сӕрӕн ци мадзал йе, уой кӕнӕд.

Акула загъта:

– Все вокруг пожгли оба войска и зряшным будет мой путь.

Надо возвращаться назад. Пусть каждый сам о себе заботится.

Акола встревожилась:

Орӕзмӕги ма хуӕздӕр хуарз ци гъудӕй?!

—   Мӕхе сӕр багъӕуай кӕнун ку бафӕразинӕ, сумах бӕгъдауонди ма ӕз цӕмӕ цӕун?

Акула ниллӕудтӕй:

—    Хонӕ нӕ!

О чем лучшем мог еще мечтать Урузмаг?

– Мне бы суметь хоть свою голову сберечь, зачем мне еще брать на себя заботу о вас?

Акола уперлась:

– Веди нас (с собой)!

Уазамӕ хӕстӕг кӕнун ку байдӕдтонцӕ, уӕд Нартӕн сӕ туххуаст синдӕй, сӕ гупп-гуппӕй зӕнхӕ ‘змӕлгӕ кодта. Акула Орӕзмӕги бафарста:

—    Ци дессаг ӕй: дуйне ихӕлгӕ ку кӕнуй?

—   Нӕхуӕдтӕ ан, — зӕгъгӕ, загъта, — нӕхе Нарти гуппургинти синд ӕй.

Когда стали приближаться к горе Уаза, то (почувствовали) как от мощного (кругового танца) симд, от их грохота дрожала земля. Акола спросила Урузмага:

– Что это за чудо, земля что-ли рушится?

– Здесь все свои, – ответил он, – это симд наших Нартских богатырей.

Ку сӕмӕ исхъӕрттӕй, уӕд ибӕл бацийнӕ кодтонцӕ.

Акула ӕ уӕрдунӕй ку ‘рхизтӕй, уӕд Сослан ӕ уонтӕ базмӕлун кодта.

—   Ацал-ауал бони, Акула, мах дӕу ку агорӕн. Мӕ хӕццӕ ку ракафисӕ.

—  Лӕгигъӕдгун Сослан, дӕу хӕццӕ мин кафӕн нӕйе.

Когда добрался до них, то те ему обрадовались.

(Увидев, как) Акола слезла с арбы, Сослан пошевелил плечами.

– Знала бы ты, сколько дней мы тебя ищем, Акола. Станцевала бы ты с нами!

– Мужественный Сослан, нельзя мне с тобой танцевать.

Йеунӕг сӕумӕ фӕдеси ку ралӕуерай, дӕ дзабурти фӕдхуасӕ ку не ‘ссерай, йе уӕд мӕ уобӕл рамардзӕнӕ, ‘ма цардуодӕй цирт неке гъӕуй.

Сосланӕн ӕ уонтӕ фӕббӕрзонд ӕнцӕ, ӕ сӕр ба ӕрхаудтӕй. Ке нецибал ин си адтӕй, уой базудта.

Если одним утром выпрыгнешь по тревоге и не найдешь в своей обуви мягкой травы, то сразу же меня из-за этого убьёшь, а ведь живому надгробный памятник без надобности.

У Сослана приподнялись плечи, а голова поникла. Понял он, что ничего ему не светит.

—   Мӕн хӕццӕ ракафӕ, Акула.

—  Хуарз лӕг дӕ, Къанци фурт Сӕууай, лӕгигъӕдгун, — зӕгъгӕ, загъта Акула. — Фал мӕнгӕй къох лӕг дӕ, йеу уӕхӕни дӕбӕл еске фембӕлдзӕнӕй ‘ма дин дӕ къох фӕллихъӕ кӕндзӕнӕй.

Ӕнӕкъох лӕги хӕццӕ фӕццӕрунмӕ неци бакӕндзӕнӕн.

– Станцуй со мной, Акола!

– Хороший ты человек, сын Канца Саууай, мужественный, – сказала Акола, – но слишком маленькая у тебя рука, и если где-нибудь тебе повстречается кто-нибудь, и сплющит тебе руку.

Не смогу я жить с безруким мужем.

Орӕзмӕг загъта:

—  Мӕн хӕццӕ ракафӕ, Акула. Цӕугӕ дӕр дӕмӕ ӕз фӕккодтон, хонгӕ дӕр дӕ ӕз ӕрбакодтон.

—  Орӕзмӕг, лӕгигъӕдгун, амалгун лӕг.

Фал дӕмӕ кӕсун, уалдзигон цъӕх кӕрдӕг ‘ма фӕззигон фӕсалӕ ку схӕлӕ-мулӕ унцӕ, уой хузон дӕ закъӕ. Дӕу хӕццӕ дӕр неци ракафдзӕнӕн.

(Тут) сказал Урузмаг:

– Со мной станцуй, Акола. (Ведь) пойти за тобой я пошел, и привести тебя привел тоже я.

– Ты и мужественный, и находчивый муж, Урузмаг.

Но смотрю я на тебя, и борода у тебя будто смешали весеннюю зеленую травку и осеннее сухое сено. И с тобой я тоже не станцую.

—   Мӕн хӕццӕ ракафӕ, Акула.

—  Дӕу хӕццӕ ба ракафдзӕнӕн, еу гъуддаг дин зӕгъдзӕнӕн ‘ма кӕд уой бакӕнун бафӕразай, уӕд.

Дӕ фидӕ Хӕмиц, уой фидӕ ба Болат⁴. Авдсӕрон базургин уӕйуг ӕй фӕххаста, дууӕ хонхи фурау кӕми тохунцӕ, уой фӕстемӕ.

Уоми бӕхгӕс хӕтуй байрагдзар къӕреди, йе ба ибӕл ниллискъӕй, хорбони ибӕл исӕнцъулуй, уарун бони ба ибӕл ӕривӕзуй.

– Со мной спляши, Акола!

– А с тобой я станцую, только если сможешь исполнить то, что я тебе скажу.

Отец твой – Хамиц, его отец – Болат. (Так вот его-то) Семиглавый крылатый уайуг-великан унес за две горы, которые подобны баранам, сталкивающимся лбами.

Табунщиком он там бродит в завшивевшей шубейке из шкуры жеребенка, в солнечный день она сжимается, в дождливый день – растягивается.

Батраз загъта Нарти гуппургинтӕн:

—  Ӕз цӕун Болати хӕссунмӕ. Мӕ рацуди уӕнгӕ уӕ синд куд нӕ фехӕла, уотӕ.

Акулай дӕр мин куд нӕ бафхуӕрайтӕ, уотӕ.

Сказал Батраз именитым Нартам:

– Я иду выручать Болата. Чтобы до моего возвращения ваш симд не прекращался.

И чтоб Аколу вы тоже не обидели.

—  Нана, Нарти уонӕхсартӕ фонс кӕнунмӕ ку цӕунцӕ. Йестӕмӕй мӕ ку барӕвдзӕ кодтайсӕ.

—  Дӕ нана дӕ хортӕй бафсӕда! Ду мин Нарти уонӕхсарти хӕццӕ цӕунгъон рауай, уӕдта рӕвдзи туххӕй ба нӕ байзайдзӕнӕ.

Уӕртӕ сау кирӕ дзаумауӕй идзаг ӕй.

– Нана, Нартские богатыри идут добывать скот. Собрала бы ты меня (в дорогу) как-нибудь.

– Насытиться бы мне твоим светом!  Лишь бы ты мог идти с Нартскими богатырями, а уж несобранным ты не останешься.

Вон (стоит) черный сундук полный оружия.

Хатиагау имӕ исдзорӕ, ‘ма байгом уодзӕнӕй.

Ӕфсӕйнаг хъӕстаргъ дӕ рази, ‘ма сӕ уобӕл ӕвзарӕ.

‘Ма дин уой дууӕ ‘мбеси ка рахаун кӕна, йе дин кард.

Обратись к нему на хатиагском наречии, и он откроется.

Рядом увидишь железную наковальню, на ней и проверишь оружие.

Тот из них, который развалит ее надвое – вот это и есть твой клинок.

Уони райсӕ ‘ма цо саугъӕди кӕронмӕ мӕрӕмӕ. Мӕри кӕронмӕ ба — сибулдзӕ бӕласӕ.

Бӕласӕмӕ исхезӕ ‘ма идонӕ бателӕ.

‘Ма дӕмӕ къода уорс аласа уӕлвидӕнттӕ рауагъта ‘ма дӕмӕ ӕрцӕудзӕнӕй, идони ӕ сӕр рацӕвдзӕнӕй.

Возьми их и иди на край леса. Там увидишь карагач.

Залезь на дерево и потряси уздечкой.

Выйдет к тебе белый мерин, нагулявший подкожный жир, и в уздечку просунет свою голову.

Райста саргъ ӕма идонӕ.

Цӕун байдӕдта ’ма иссудӕй еци бӕласӕмӕ, саугъӕди кӕронмӕ мӕри.

Исхизтӕй ‘ма идонӕ батилдта, тӕхгӕ ӕрцудӕй ‘ма идони ӕ сӕр рацавта уорс бӕх.

Взял он седло и уздечку.

Пошел он, пошел и добрался до того дерева на краю дремучего леса.

Залез, потряс уздечку, и примчался к нему белый конь, сунул голову в уздечку.

Бӕх лӕппой ӕртӕ хатти уӕларв фӕкодта, ӕртӕ хатти ба дӕлзӕнхӕ.

Нӕ фезмалдӕй Хӕмици фурт Батраз. ‘Ма имӕ бӕх сдзурдта уӕдта:

—  Къӕсибадӕг биццеу, бадӕгӕн мин исбӕздзӕнӕ, ӕнгъӕлдӕн, — зӕгъгӕ.

Йедонӕбӕл цубур фӕххуӕстӕй [Батраз] ‘ма ‘й ниццӕфтӕ кодта.

Трижды конь поднимал парня в небеса и трижды опускал его под землю.

Но Батраз сын Хамица даже не шелохнулся.

– Что ж, маленький бездельник, возможно подойдешь ты мне в качестве наездника, – сказал конь.

Натянул Батраз повод, хлестнул коня.

—  Хӕрӕги къӕлӕу, мадзал агъонмӕ мин ду бӕхӕн исбӕздзӕнӕ.

Райбӕлбадтӕй ‘ма сӕхемӕ ӕрбацудӕй. Айкӕ ‘ма ‘й сапойнӕй хъӕбӕр хуарз ниртадта.

Ӕ мадӕн загъта:

– Что ж, маленький ослик, и ты сгодишься мне в качестве лошади покуда будет необходимо. –

Сел на него и приехал домой.

Как следует отмыл его мылом и яичным раствором.

Потом обратился к матери:

Хуаллаг райста ‘ма цӕун байдӕдта.

Ци фӕццудӕй, уӕдта ‘й ӕ бӕх бафарста:

—  Ӕрра биццеу, бадгӕ ракодтай, ‘ма цӕугӕ кӕнӕн, фал, ци кӕнуйнаг дӕ, уой мин зӕгъгӕ цӕмӕннӕ кӕнис? Дӕ фиди фидӕ — Болат мӕнбӕл йескумӕ ку цӕуидӕ, уӕд ӕнӕ баунаффӕ кӕнгӕ ку нӕ цудан.

Взял он припасы и отправился в путь.

Сколько-то там они прошли, потом конь спрашивает его:

– Бешенный мальчишка, сесть-то ты сел и ехать мы едем, только что мы собираемся совершить, почему не скажешь? Дед твой – Болат, когда куда-нибудь на мне ехал, то без совета со мной в путь не отправлялся.

—   Зӕгъун дин ӕй, Болати хӕссунмӕ цӕун.

—  Болат дӕуӕн зин рахӕссӕн ӕй, — зӕгъгӕ, ин загъта бӕх, — уой туххӕй, ‘ма Болат, дууӕ хонхи фурау кӕми тохунцӕ, уой фӕсте ӕй.

Дӕ фидӕ Хӕмиц цудӕй мӕнбӕл Болати хӕссунмӕ.

‘Ма мӕ цӕвун нӕ бафӕразта, ӕз ба лӕуерун нӕ бафӕразтон.

– Говорю тебе, идем Болата освобождать.

– Трудно тебе будет выручать Болата, – сказал ему конь, – потому что Болат находится за горами, которые сталкиваются как бараны (лбами).

Отец твой Хамиц ехал на мне выручать Болата.

И не смог меня как следует хлестнуть, а я не сумел прыгнуть.

Кӕд мӕ цӕвун бафӕразай, уӕд дин дзурд дӕттун, ба ‘й кӕндзинӕн.

Кӕд мӕ цӕвун нӕ бафӕразай, уӕдта дӕхе дӕр фесафтай, мӕн дӕр фесафтай.

Дууӕ хонхи фурау кӕми тохунцӕ, уордӕмӕ ку схъӕртӕн, уӕд мӕ дууердӕмӕ хуарз рагъазун кӕнӕ.

Если сможешь меня хлестнуть как надо, то даю слово, исполним мы (намеченное).

А коли не сумеешь ты меня хлестнуть, то и сам ты пропал, и меня загубил.

Туда, где сталкиваются, как бараны лбами, две горы, когда мы доберемся, то погоняй ты меня во все стороны, чтоб стал гарцевать я под тобой.

Ку схъӕрттӕй дууӕ хонхемӕ, уӕд ӕй Хӕмици фурт Батраз дууердӕмӕ рагъазун кодта.

Уӕдта ‘й уӕхӕн цӕфтӕ никкодта, ‘ма ӕ къохӕй уӕфсӕгтӕ рахаудтӕй, бӕхи фарсӕй ба ӕркъиӕгтӕ.

Гъема, дууӕ хонхи фурау кӕми тухтӕнцӕ, уоми балӕуирдта.

Когда достиг двух гор, то Батраз сын Хамица стал горячить коня.

Потом так его хлестнул, что с ладони у него сошел кусок кожи размером с подошву, а с лошадиного бока – как кожа на чувяки.

И там, где сталкивались две горы, именно там он и прыгнул.

Бӕхтӕбӕл разилдӕй. Сӕ кӕронмӕ зӕронд лӕг лӕудтӕй.

—  Дӕ бон хуарз, — зӕгъгӕ имӕ исдзурдта зӕронд лӕгмӕ.

—  Ке бонӕ ‘й, уой хуарз дӕ уӕд.

Проехал он на коне. В стороне стоял пожилой человек.

– Добрый день! –  поздоровался он со стариком.

– Да будет и твой день добрым!

Зӕронд лӕг бӕхбӕл ӕрзилдӕй. Ӕ цӕсти сугтӕ гӕр-гӕрӕй ӕркалдӕнцӕ.

Батраз имӕ дзоруй:

—  Ци кӕни, зӕронд лӕг, мӕ фӕуиндӕ дин уотӕ гъулӕг адтӕй?

Обошел старик коня кругом. Градом полились его слезы.

Батраз спрашивает его:

– Что с тобой, старче, или мой вид тебя так огорчил?

Гъема ‘й, ӕвӕдзи, берӕгътӕ йескӕми бахуардтонцӕ. Гъема мӕ зӕрди йе ӕрбафтудӕй, мӕ цӕсти сугтӕ уобӕл ӕркалдтон.

—  Гъæдта кӕугӕ ма кӕнӕ, дӕхецӕй ка байзадӕй, а йеци бӕх ӕй. Ӕз ба дӕ фурти фурт, Хӕмици фурт Батраз дӕн.

—  Мадта, рахезӕ, ‘ма дин де уӕнгтӕ фӕйинон, — Болат ин загъта.

Наверно, волки его где-то задрали.

Вот это я вспомнил, вот по нему-то я лью свои слезы.

– Не плачь, это тот самый конь, что был твоим. А я – твой внук, сын Хамица Батраз и есть.

– Тогда слезай с коня, проверю я твое телосложение, – сказал Болат.

—  Нӕхецӕй дӕ, нӕхе бӕрӕггӕнӕнтӕ дӕбӕл йес. Фал цӕмӕ ӕрбацудтӕ, ӕз ке фесафтӕн, йе берӕ ку ӕй, ду ба ма дӕхе цӕмӕ фесафтай?

—  Гузавӕ ма кӕнӕ, Хуцау ке зӕгъа, йе уодзӕнӕй. И гиаурӕн ӕ бунат кӕми ‘й, уой мин зӕгъӕ.

—  Уӕлӕ Сау хонхи сау лӕгӕти. Ӕ дуарбӕл дор ӕвӕрд, рахатӕн кӕмӕн нӕййес, уӕхӕн къӕйӕ. Ӕстӕмӕй-астмӕ хусгӕ кӕнуй.

– Да, из наших ты будешь, по всем признакам ты наш. Но зачем ты прибыл сюда, разве не достаточно, что я здесь пропадаю, зачем же тебе еще здесь пропадать?

Не кручинься, что Бог пожелает, то и случится. Лучше укажи, где укрывается этот злодей.

– Вон на Черной горе в черной пещере. Дверь ее прикрыта камнем, даже сдвинуть который невозможно. Спит он там постоянно.

Ӕ нивӕрзӕн уӕйугӕн бадтӕй Хори кизгӕ Хорческӕ⁵, ӕ къӕхтӕмӕ бадтӕй Мӕйи кизгӕ Мисирхан⁶.

—  Уӕ бон хуарз, — зӕгъгӕ, сӕмӕ исдзурдта Батраз. Дууӕ дӕр ӕнцъухӕй исдзурдтонцӕ:

—   Ке бонӕ ‘й, уой хуарз дӕ уӕд, Хӕмици фурт Батраз.

У изголовья великана сидела дочь Солнца Хорческа, в ногах же – дочь Луны Мисирхан.

– День добрый, – произнес Батраз. И обе одновременно ответили:

– И тебе доброго дня, Батраз сын Хамица.

Дууӕ кизгемӕн сӕ цӕсти суг донау уадӕй.

Зӕнхи астӕумӕ ӕмбурд кодта цӕстисуг, уоми ба налхъут-налмаз фестидӕ.

Басӕфарста дууӕ кизгей, ӕ адзал цӕмӕй ӕй, зӕгъгӕ:

У обеих девушек слезы ручьем текли.

Слезы собирались на земле и превращались в драгоценные алмазы.

Спросил Батраз обеих девушек, от чего его смерть наступить может.

Ӕ йеу фарсӕй иннӕ ‘рдӕмӕ рахатунмӕ ‘й гъӕуй сӕдӕ къамбеци.

Хӕмици фурт Батраз бацудӕй, ‘ма хатиагау исдзурдта и кирӕмӕ. Кири сӕр фегон ӕй.

Чтобы перевернуть его с одной сторону на другую потребуется сотня буйволов.

Подошел Батраз сын Хамица к сундуку и произнес волшебные слова. Крышка отворилась.

—  Хӕмици фурт Батраз, хусгӕ лӕг рамарунмӕ дӕ сӕр ӕрхӕссуйнаг ку н‘адтӕ!

—  Бӕргӕ н’ адтӕн, фал нӕ ӕгӕр бафхуардтай, ‘ма мӕ тог нӕбал ниллӕудтӕй.

– Эй, Батраз, сын Хамица, ведь (раньше) ты не мог позволить себе убить спящего!

– Конечно, (раньше) не мог, но уж слишком ты нас оскорбил и не устоял я.

—  На, цӕвгӕ ба дӕ нӕбал никкӕндзӕнӕн. Ӕхсӕртӕггатӕ Елиайау йеудзӕфон ӕнцӕ, — зӕгъуй Батраз.

И уӕйуг ниммардӕй. Дууӕ кизги загътонцӕ:

—   Хӕмици фурт Батраз, йеу дуйнебӕл нӕ бафтауӕ.

– Нет, не стану я тебя больше бить. Ахсартагката, как и Елиа-небожитель только единожды наносят удар, – говорит Батраз.

Великан испустил дух. Две девушки говорят:

– Батраз сын Хамица, перенеси нас  в свой мир.

—  Фиццаг ин зонӕн — уӕртӕ хонхи дагъи ӕхсири цадӕ.

Ӕрбасихӕссӕ, ‘ма ‘й зӕронд лӕги ниртайӕ. Нӕуӕг мелтӕ ка уадзӕ, уӕхӕн лӕхъуӕн фестдзӕнӕй.

Уӕдта уӕртӕ медӕггаг хатӕни — ӕркъиаг, уӕдта буйнагин цъӕфсӕ, уӕдта хъӕнзал дууӕ базури.

– Первое, что мы у него знаем, – это молочное озеро в расщелине гор.

Принеси из него (молока) и искупай в нем старика. И он превратится в безусого юношу.

Потом вон в чулане внутри – сыромятная кожа для обуви, потом войлочная веревка и еще два пружинных крыла.

Ӕ дуйне фонс йеугурӕй дӕр ӕ бон ӕй йеу хаст ракӕнун.

Буйнагин цъӕфсӕ йбӕл ӕрбатохӕ ‘ма си хаугӕ дӕр неци ракӕндзӕнӕй, гӕлӕбой уӕзӕ дӕр си нӕбал уодзӕнӕй.

И (даже) любое количество скота можно на ней за один раз переместить.

Обвяжи ее войлочной веревкой, ничего с нее не упадет и весу в ней будет не более, чем в мотыльке.

Ӕхсири цадӕй ӕ цулухъи идзаг ӕрбахаста. Болати ниртадта.

Болат нӕуӕг уосгор лӕхъуӕн фестадӕй.

Фонсӕй цидӕр адтӕй — фусӕй, фиртонӕй, бӕхӕй, — уони ӕркъиагбӕл бакодтонцӕ.

Принес он из Молочного озера полный сапог. Искупал Болата.

Болат превратился в молодого, как жених, парня.

Все что было из скота – бараны, крупный рогатый скот, лошади – все погрузили они на (волшебную) кожу.

Кадӕр адтӕнцӕ — бӕх уӕд, лӕг уӕд, кизгӕ уӕд — йеугурӕй дӕр ӕркъиагбӕл рабадтӕнцӕ.

Дууӕ базуребӕл ӕй ӕривардтонцӕ. Дууӕ хонхи фурау кӕми тухтӕнцӕ, уой сӕрти ӕрбатахтӕнцӕ.

Все, кто там были – лошади, мужчины, девушки – все уселись на волшебную кожу.

Поставили все на два крыла. И перелетели над двумя горами, сталкивавшимися, как бараны (лбами).

Акула Батразӕн йе ‘рцудмӕ ӕ къахӕй ӕ сӕрмӕ ӕ фӕлуст рацӕттӕ кодта.

Цулухъи дзаг ци ӕхсир ӕрхаста, уомӕй Батраз Хӕмици ниртадта, ‘ма йе дӕр лӕхъуӕн фестадӕй.

Акола обшила Батраза с ног до головы до его возвращения.

Батраз искупал Хамица в том молоке, что он принес в сапоге, и тот превратился в юношу.

Фӕххабар кодтонцӕ Нартӕмӕ.

Къахбӕл цӕунгъон ка ‘дтӕй, йе киндзхон рацудӕй.

Сообщили (радостную весть) Нартам.

Все, кто могли передвигаться, отправились за невестой.

Фидӕ, фурт ӕма фурти фурт — Болат, Хӕмиц ӕма Батраз ӕртемӕй еу ӕхсӕвӕбӕл ӕртӕ ности ӕрхудтонцӕ.

Отец, сын и внук – Болат, Хамиц и Батраз, втроем в один вечер привели себе трех невест.

Перевел на русский язык М.А.Миндзаев.

Сказочные чудеса: конь и волшебные доспехи, давно спрятанные и ждущие своего героя, говорящий конь, помогающий хозяину, сталкивающиеся скалы, через которые надо проскочить на коне, чрезвычайно сильно стегнув его, смерть чудища может наступить только от одного сильного удара, но не от нескольких. Бросаются в глаза параллели с греческими мифами.