SOSLAN IN THE LAND OF THE DEAD — 4

3.10. СОСЛАН МӔРДТЫ БӔСТЫ

СОСЛАН В СТРАНЕ МЁРТВЫХ 4 часть

SOSLAN IN THE LAND OF THE DEAD

— Рацыдтӕн уырдыгӕй. Ӕрбахӕццӕ дӕн иу дуармӕ. Дуарӕн йӕ фӕстӕ гадза, заинаг гадза, хуыссы. Куыддӕр йӕ рӕзты ӕрбахызтӕн, афтӕ, йӕхӕдӕг фынӕй уыди, фӕлӕ йӕ хуылфӕй йӕ къӕбылаты рӕйын ссыди. Тынг дис мӕм фӕкасти уый.

— Еще видел я, — сказал Сослан, — у раскрытых ворот лежала сука, и видно, что скоро время ей щениться. Крепко спала она, но из чрева ее вдруг залаяли на меня ее щенята. «Что бы это могло значить?» — подумал я.

“Something else I saw on may way,” said Soslan. “By some open gates I saw a bitch who was obviously soon going to whelp. She was fast asleep, but from her womb the pups began to bark at me. What did that mean?”

— Уый та уый нысан кӕны, ӕмӕ ахӕм рӕстӕг ӕрцӕудзӕн, кӕстӕртӕ хистӕртӕн  уынаффӕгӕнӕг кӕд уыдзысты, зонд сын кӕд амондзысты.

— А это значит, что наступит такое время, — сказала Ведуха, — когда станут старшие слушать советы младших, которые будут старших уму-разуму учить.

“That means that the time is coming when elders will take advice from  youngsters who will teach them common sense.” said Vedukha.

— Иу ран та стыр ӕрхы был еууы кӕрийы уӕлхъус хызын ӕмӕ голлаг кӕрӕдзийы барынц быцӕуӕй. Голлаг афтӕ зӕгъы: «Ӕз фылдӕр дӕн!» Хызын дӕр афтӕ зӕгъы: «Нӕ, ӕз фылдӕр дӕн!» Голлаг байдзаг кӕны йӕхи, хызыны йӕхи ауадзы, ӕмӕ хызын ӕмбис дӕр не свӕййы; хызын байдзаг кӕны йӕхи, голладжы ауадзы уый дӕр йӕхи, ӕмӕ голлаг йӕ былтӕй акӕлы.

— Видел я: спорят мешок и переметная сума о том, кто из них больше вместит в себя проса. Зачерпнул мешок проса, и доверху наполнился он. Потом высыпал он это просо в переметную суму, но даже наполовину не наполнилась сума, потом набрала проса переметная сума, высыпала его в мешок — переполнился мешок, и через край посыпалось просо.

“Then I unexpectedly saw a sack and a saddle bragging as to which could hold more millet. The sack scooped up the millet until it was full, then poured it into the saddlebag, which was not even half-filled. But when the saddlebag filled itself with millet and poured it into the sack, then that was full and flowing over.

Цымӕ цавӕр диссаг уа уый та?

Что это еще за диво?

Why was that?”

— Нӕртон лӕг куы дӕ, — загъта Бедуха, — уӕд дӕм уый куыд диссаг кӕсы? Ахӕм заман скӕндзӕн, ӕмӕ адӕмӕн ӕфсис нал уыдзӕн, стыр ӕмӕ чысыл ӕмбӕртӕ суыдзысты.

— Ты ведь нарт, — сказала Ведуха. — Так чему же удивляешься? Наступит такое время, когда и большому и малому, знатному и безродному будут давать не больше, чем нужно ему для хорошей жизни.

“You are a Nart, so why are you puzzled about that?” asked Vedukha. The time is coming when to the great and the small, to the well-bred and ill-bred, will be given no more than they need for a full life.”

— Уырдыгӕй рацыдтӕн. Иу ран быдыры ӕртӕ тӕлм бӕласы; сӕ быны хуыдзарм дзабыр ӕмӕ сӕрак дзабыр кӕрӕдзиимӕ тох кӕнынц — бӕласыл бырынц.

— Поехал я дальше, — сказал Сослан, — и увидел: три дерева стоят среди равнины, и гладки, точно обточены, их стволы. И увидел я два чувяка — один из воловьей кожи, другой из сафьяна; наперегонки лезут они на дерево.

“I rode farther,» said Soslan, “and saw three trees in the middle of a plain, and they were as smooth as if turned on a wheel. There I saw two slippers, one of bull’s hide and one of goat’s leather, trying to race each other to the top of these trees.

Хуыдзарм дзабыр бӕласӕн йӕ цъупмӕ сбырыд, сӕрак дзабыр та йӕ быны баззад.

Но вот соскользнул чувяк из сафьяна и остался внизу, а чувяк из воловьей кожи дополз до верхушки дерева.

But the goat’s leather one slipped down, and stayed at the bottom, while the bull’s hide one reached the top.

Куыннӕ йыл фӕдис кодтаин, — хуыдзарм дзабыр сӕрак дзабырыл фӕтых уа, зӕгъгӕ.

Как же не удивляться мне тому, что чувяк из воловьей кожи взял верх над сафьяновым чувяком?

I was surprised that a bull’s hide slipper proved better than one made of kid Ain. How was that? What did it mean?”

— Хуыдзарм дзабыр нысан кӕны сау адӕмы, сӕрак дзабыр та уӕздӕтты. Ахӕм заман ӕрцӕудзӕн, ӕмӕ сау адӕм уӕздан адӕмыл фӕтых уыдзысты, сӕ разӕй фӕуыдзысты.

— Чувяки из воловьей кожи носят простые люди, а чувяки из сафьяна — благородные, — ответила Ведуха. — Но придет время, и простые люди возьмут верх над благородными и поведут их за собой.

“Slippers of bull’s hide are worn by the simple folk, and slippers of kid skin are worn by the gentry,” answered Vedukha. “But the time is coming when the simple people will get the upper hand over the rich lords and will leave them behind.»

— Рацыдтӕн уырдыгӕй. Кӕсын, ӕмӕ хохӕй быдырмӕ ставд бӕндӕн баст: йӕ бынты ацӕуӕн нӕй, йӕ сӕрты — ахизӕн. Уалынмӕ йӕ кӕрон феуӕгъд и ӕмӕ иуырдӕм батылд. Фӕдис ыл кодтон, фӕлӕ йын ницы бамбӕрстон, — загъта Сослан.

— Поехал я дальше. Гляжу — от равнины до самых гор протянута веревка, и так она толста, что нельзя под ней ни пройти, ни проехать, а перескочить через нее тоже нельзя. Вдруг свернулась веревка и далеко в сторону укатилась. Удивился я, но не понял, что это значит.

“Again I rode on, and looking round I saw a rope stretched from the plain right up to the mountains. It was so thick and heavy that one could not creep under it, nor jump over it. Suddenly it rolled itself up and rolled off far away. I wondered what that meant?”

— Дӕ фӕндагӕй, уӕдӕ, ӕцӕг куы ницы бамбӕрстай, — загъта Бедуха. — Уый амоны уый, ӕмӕ фӕстагмӕ дуне адӕмӕн дуар суыдзӕн.

— Вижу я, что ты и впрямь ничего не понял на своем пути, — сказала Ведуха. — А значит это то, что под конец весь мир станет для людей открытой дверью.

“I see that you traveled far, but understood nothing on your way. That means that the world will finally become an open door for all,» said Vedukha. “What more did you see and could not understand?”

— Рацыдтӕн уырдыгӕй. Кӕсын, ӕмӕ иу ран хохӕй быдырмӕ бӕндӕн райвӕзы ӕмӕ та фӕстӕмӕ хохмӕ батымбыл вӕййы.

— Поехал я дальше, — говорит Сослан, — вижу: опять протянулась веревка от гор до равнин, и тут же смоталась она опять к горам.

“I saw another rope, which stretched out from the mountains down to the plain, then suddenly it coiled itself up and rolled back to the mountains again.”

— Уый та уый у, ӕмӕ фӕстагмӕ адӕм хохӕй быдырмӕ царды хос аразынмӕ цӕудзысты ӕмӕ та-иу фӕстӕмӕ хохмӕ бацӕудзысты, — загъта Бедуха.

— Это значит, что люди, которые с гор спустились на равнину и нашли там хорошую жизнь, со временем снова вернутся в горы, — сказала Ведуха.

“That simply means that the people who left the mountains and came down to the plains found a good life there, but in time returned to their beloved mountains again, where life was harder but more noble!”

— Рацыдтӕн уырдыгӕй. Кӕсын, ӕмӕ иу обауыл фыцы пӕлхъ-пӕлхъӕй фӕрсӕй-фӕрстӕм ӕртӕ цӕджджинаджы, сӕ быны саджы сыкъатӕй цырын арт.

— Поехал я дальше, вижу высокий курган, зажжены на нем костры, и висят над ними три чана. Но не сучья древесные горят в этих кострах, а рога оленьи.

“Further on I saw a high burial mound, and on it fires were burning Hung over the flames three cauldrons I saw, and deers’ antlers were burning below them, not tree branches.

Дыууӕ кӕройнаг аджы кӕрӕдзимӕ ӕппарынц дзидзатӕ армгай ӕмӕ агъдгай, астӕуккагмӕ дзы басы цъыртт дӕр нӕ хауы — сурӕй сыр-сыр кӕны. Уый та цӕмӕн афтӕ у? — бафарста Сослан.

Два крайних чана кидают друг другу куски мяса — жирные ляжки и ноги. И кипят, бурлят они вовсю. А среднему чану ни капли супа не достается, сухой шипит и чадит он. Скажи мне, что это за диво?

The two outside cauldrons were both bubbling away, and threw to each other fat joints of meat, but the middle cauldron was bone dry with not a drop of soup in it, and it hissed and smoked away. What did that mean?”

— Диссаг дӕм ма кӕсӕд уый дӕр. Уый та уый амоны, ӕмӕ ахӕм рӕстӕг ӕркӕндзӕн, ӕмӕ ӕцӕгӕлон адӕмтӕ кӕрӕдзимӕ ӕфсымӕрӕй ӕнгомдӕр суыдзысты, алы мыггӕгтӕ ӕфсымӕртау хӕларӕй цӕрдзысты, ӕрвадӕлтӕй лымӕндӕр бауыдзысты.

— Пусть и это тебя не удивляет. Это значит, что настанет время, когда люди, принадлежащие к разным родам, будут жить дружнее, чем родные братья.

“That meant that the time will come when people of different tribes will live peaceably together like brothers and sisters,” said Vedukha.

— Уырдыгӕй рацыдтӕн, — загъта Сослан, — ӕмӕ федтон ноджы диссагдӕр: иу ран фӕндаджы был усы кӕлмӕрзӕн ӕмӕ лӕджы худ хӕцынц хъӕбысӕй. Куы сӕ иу фӕбынӕй вӕййы, куы — се ‘ннӕ. Бирӕ фӕхӕцыдысты, стӕй, ӕппынфӕстаг, фӕрсӕй-фӕрстӕм ӕрлӕууыдысты фӕндагыл.

— Только отъехал я, и опять вижу чудо: у края дороги в жестокую схватку вступили друг с другом женский платок и мужская папаха. То платок одолеет папаху, то папаха возьмет верх над платком. Так боролись они и вдруг дружно, рядышком стали передо мной. Долго гадал я, что это значит, да так и не разгадал.

As soon as I drove away, I again saw a miracle: on the edge of the road, a woman’s scarf and a man’s hat entered into a fierce battle with each other. Either the scarf will overcome the hat, then the hat will prevail over the scarf. So they fought and suddenly stood together, side by side, in front of me. I wondered for a long time what this meant, but I never figured it out.

— Уый та, — загъта Бедуха, — амоны уый, ӕмӕ ӕрцӕудзӕн ахӕм рӕстӕг, нӕлгоймаг ӕмӕ сылгоймаг ӕмбартӕ кӕд суыдзысты, нӕлгоймаджы сӕрыл кӕд нал уыдзӕн хъуыддаг.

— А это, — сказала Ведуха, — предвещает такое время, когда женщина и мужчина будут во всем равны. И не будет славиться мужество.

“And this, said Vedukha, foreshadows a time when woman and man will be equal in everything. And courage will not be glorified.”

— Цӕуын та байдыдтон. Кӕсын, ӕмӕ иу ран мӕ фӕндагыл рифтӕгтӕ. Мӕнӕ цы рифтӕгтӕ ис, зӕгъгӕ, сӕм ехсы хъӕдӕй уӕлбӕхӕй ӕрӕвнӕлдтон.

— Ехал я, ехал, вижу, валяется на дороге переметная сума. «Хорошая сума, — подумал я, — она мне пригодится». И, не слезая с коня, поддел я ее плетью.

I galloped and galloped, and I saw a saddlebag lying on the road. “This is a good bag,” I thought, “I will need it.” And without getting off my horse, I lashed it with a whip.

Тыхджын та куыннӕ дӕн — Нарты хъӕзтыты-иу барӕг уӕлбӕхӕй фелвӕстон, фӕлӕ уыдоны, маразӕгъай, змӕлын дӕр фӕкӕнон, мӕ ехсы хъӕд асаст.

Тебе моя сила известна. В нартских играх бывало так, что на всем скаку я ручкой плети своей поднимал всадника вместе с конем. А тут как бы не так! Даже с места не сдвинул я суму, и сломалась рукоять моей плети.

You know my strength. In Nart games, it happened that while I was galloping, I used the handle of my whip to lift the rider and his horse. But here it’s not like that! I didn’t even move my bag, and the handle of my whip broke.

Мӕнӕ диссаг, зӕгъгӕ, ӕргӕпп кодтон бӕхӕй, схӕцыдтӕн сыл иу къухӕй, нӕ мын скуымдтой сисын; дыууӕ къухӕй сӕм февнӕлдтон ӕмӕ мӕ уӕрджыты сӕртӕй дӕлӕмӕ зӕххы афардӕг дӕн, уӕддӕр мын фезмӕлын дӕр нӕ бакуымдтой. Мӕнӕ стыр диссаг, зӕгъгӕ, загътон ӕмӕ сӕ ныууагътон. Цымӕ цы уыди уый та?

Раззадорило это меня. Спрыгнул я с коня, схватил суму рукой и не смог поднять ее. Ухватил я ее обеими руками, напряг все свои силы, в землю ушел выше колен, а сума даже не шевельнулась. Понял я, что передо мной опять чудо и оставил суму лежать на дороге. Расскажи мне, что это было?

This got me excited. I jumped off my horse, grabbed the bag with my hand and could not lift it. I grabbed it with both hands, strained all my strength, went into the ground above my knees, and the bag didn’t even move. I realized that there was a miracle in front of me again and left the bag lying on the road. Tell me what it was?

— Куыд сӕ хъуамӕ сфӕрӕзтаис! — загъта Бедуха. — Уыцы рифтӕгтӕ сты адӕймаджы хорздзинӕдтӕ.

И ответила ему Ведуха:

— Как бы мог ты поднять эту суму? Ведь скрыты в ней все достоинства, которыми наделены люди.

And Vedukha answered him:

— How could you raise this amount? After all, all the virtues that people are endowed with are hidden in it.

— Рацыдтӕн уырдыгӕй. Фӕндагыл лӕууы алыхуызон ӕндӕхты къуыбылой. Уӕдӕ ацы къуыбылойӕ куы айсин мемӕ, зӕгъгӕ, загътон мӕхицӕн ӕмӕ йӕ байдыдтон мӕ цонгыл тухын. Тухын, тухын, фӕлӕ къуыбылой уӕддӕр къаддӕр нӕ кӕны. Фӕдис ыл кодтон бирӕ, фӕлӕ йӕ ‘мбаргӕ нӕ бакодтон.

— Еще проехал я — и вижу, лежит на дороге клубок пестрых ниток. — И захотелось мне захватить с собой эта нитки. Нагнулся я с седла, схватил конец нитки, стал мотать на руку. Мотал, мотал, а клубок все не уменьшается. Вижу я, что опять передо мной какое-то диво. Бросил я клубок и поехал дальше.

“I drove a little further and saw a ball of colorful threads lying on the road.” “And I wanted to take this thread with me.” I bent down from the saddle, grabbed the end of the thread, and began to wind it around my hand. I tossed and tossed, but the ball did not get smaller. I see that again there is some kind of miracle in front of me. I threw the ball and moved on.

— Уыцы къуыбылой нысан кӕны дунейы сусӕгдзинӕдтӕ; цасфӕнды тырнай сӕ базонынмӕ, базондзынӕ дзы ӕрмӕст хӕрз чысыл, — загъта Бедуха.

— Тайны вселенной обозначает этот клубок, — ответила Ведуха. — Сколько бы ни стремился ты познавать их, всегда сможешь познать только часть из них.

“This ball symbolizes the secrets of the universe,” answered Vedukha. — No matter how much you strive to know them, you can always know only part of them.

— Уырдыгӕй рацыдтӕн, ӕмӕ иу ран быдыры ноджы къуыбылой: размӕ тулгӕ-хӕлгӕ кӕны, фӕстӕмӕ та тулгӕ-тухгӕ, афтӕмӕй йын нӕ хӕлын ӕнтысы, нӕ — тухын. Уый та цӕмӕн уыд? — фӕрсы Сослан.

— Поехал я дальше, и снова катится передо мной клубок ниток. Катится он, катится, разматывается, а нитки снова наматываются на него. Что бы это могло значить? — спросил Сослан.

“I drove on, and again a ball of thread rolled in front of me. It rolls, rolls, unwinds, and the threads rewind around it again. What does it mean? — asked Soslan.

—  Уый диссаг нӕу, — дзуапп ын дӕтты Бедуха. — Ахӕм рӕстӕг скӕндзӕн, ӕмӕ адӕм сбирӕ уыдзысты ӕмӕ зӕхх баргӕ кӕндзысты.

— И то не чудо, — ответила ему Ведуха, —наступит такое время, когда люди настолько размножатся, что без конца будут землю измерять.

“And it’s not a miracle,” Vedukha answered him, “the time will come when people will multiply so much that they will endlessly measure the earth.”

— Рараст та дӕн. Кӕсын, ӕмӕ мӕ фӕндагыл мӕнӕ бӕхсныджы къуыбылой, бӕхы къӕхты разӕй тулы. Фӕстӕмӕ фӕкастӕн, ӕмӕ мын фӕсте мӕ бӕхы счъилтӕ хойы. Уалынмӕ дзы фӕхицӕн дӕн.

— Только я отъехал немного, вижу, впереди моего коня катится третий клубок, клубок суровых ниток. Погнал я коня, обогнал тот клубок, оглянулся: бьет этот клубок коня моего по задним ногам.

— As soon as I rode a little, I see a third ball rolling in front of my horse, a ball of harsh threads. I drove my horse, overtook that ball, looked back: this ball was hitting my horse on the hind legs.

Дисы бацыдтӕн; ӕвӕццӕгӕн мыл исты фыдбылыз цӕудзӕни, зӕгъгӕ, загътон мӕхицӕн.

Удивился и встревожился я не постигло бы меня несчастье!

I was surprised and alarmed if misfortune would have befallen me!

— Ма тӕрс, — загъта Бедуха, — ницы дыл ӕрцӕудзӕн уымӕй, фӕлӕ-иу уыцы къуыбылой дӕ бӕхы разӕй куыд фӕцис, фӕсте та-иу ын йе счъилтӕ куыд бариуыгъта, раст афтӕ у дӕ зонгӕты хъуыддаг дӕр: ис дзы ахӕмтӕ, ӕмӕ дӕм разӕй худгӕ фӕкӕны, фӕсте та дын де счъилты нуӕрттӕ лыг кӕны.

— Не бойся, — ответила ему Ведуха, — это тебе ничем не угрожает. Но знакомые есть у тебя, которые подобны этому клубку: в глаза они тебе улыбаются, а за глаза готовы подрезать сухожилия на ногах коня твоего.

 “Don’t be afraid,” Vedukha answered him, “this doesn’t threaten you in any way.” But you have acquaintances who are like this ball: they smile in your eyes, but behind your eyes they are ready to cut the tendons on the legs of your horse.

— Рацыдтӕн уырдыгӕй. Кӕсын, ӕмӕ Нарты фыдӕлтӕ бадынц, сӕ разы. фынгтӕ ‘вӕрд, алы хӕринаг, алы нуазинагӕй се дзаг, афтӕмӕй, фынгтӕн сӕ кӕрон та гӕдыйы мард ӕмӕ куыдзы мард. Кӕсынц Нарты зӕрӕдтӕ сӕ фынгтӕм, фӕлӕ сӕм ӕвналгӕ нӕ кӕнынц.

— Еду я дальше и вижу: в почетных креслах сидят старики — предки нартов. Много еды и напитков поставлено перед ними, но тут же лежат труп кошки и труп собаки. Смотрят нартские старцы на обильное угощение, но не прикасаются к нему.

“I drive further and see: old men, the ancestors of the Narts, are sitting in chairs of honor. A lot of food and drinks are placed in front of them, but right there lie the corpse of a cat and the corpse of a dog. The Nart elders look at the abundant treat, but do not touch it.

— Ӕмӕ сӕм куыд ӕвналой? — загъта Бедуха. — Уый, ды мӕрдты бӕстӕм куы цыдтӕ, уӕд сын Сатана ныффӕлдыста куыдзы мард ӕмӕ гӕдыйы мард, цӕмӕй фӕстӕмӕ куы ссӕуай, уӕд ӕй радзурай, ӕмӕ уымӕй базона дӕ балцы ӕцӕгдзинад.

— Зачем же они будут прикасаться к еде и тем нарушать обычай Страны мертвых? — сказала Ведуха. — Это Шатана, когда отправился ты сюда, посвятила нартским предкам хорошее и плохое, чтобы проверить тебя, расскажешь ли ты по своем возвращении правду о Стране мертвых и не утаишь ли чего хорошего или плохого.

— Why would they touch food and thereby violate the custom of the Land of the Dead? — said Vedukha. “It was Shatana, when you went here, who dedicated good and bad things to the Nart ancestors in order to test you, whether upon your return you would tell the truth about the Land of the Dead and whether you would hide something good or bad.

— Хорз, — загъта Сослан фӕстагмӕ, — бамбӕрстон сӕ ныр иууылдӕр, фӕлӕ ма не ‘мбарын уӕддӕр иу хъуыддаг: куы ‘рбацыдтӕн ардӕм, уӕд дӕ сӕр дӕ гуырыл цӕуылнӕ уыд? Уый та цы диссаг у?

— Хорошо, — ответил Сослан. — Теперь я все понял. Но одно осталось мне непонятным: когда я прибыл к тебе, почему не было головы на твоем теле? Что это еще за чудо?

“Well,” Soslan answered. — Now I understand everything. But one thing remained unclear to me: when I arrived to you, why was there no head on your body? What kind of miracle is this?

— Ӕмӕ уый та куыннӕ зоныс? — загъта Бедуха. — Мӕ сӕр ӕдзух дӕр демӕ вӕййы. Ӕз дын ардыгӕй бирӕ ‘ххуыс кӕнын. Ардӕм куы сфӕнд кодтай, уӕд дӕр дын фӕндӕгтӕ мӕ руаджы суӕгъд сты, ӕндӕра ма удӕгасӕй исчи мӕрдты бӕстӕм ӕрбацыдис?

— Ну как ты не понимаешь, — ответила Ведуха, — что всегда с тобой мысли мои! Ведь я все время помогаю тебе. Ты еще только решил сюда ехать, а я уже расчищала тебе путь. Да слыхано ли дело, чтобы кто-нибудь живым вошел в Страну мертвых! Без моей помощи ты не смог бы этого сделать.

“Well, don’t you understand,” answered Vedukha, “that my thoughts are always with you!” After all, I help you all the time. You had just decided to come here, and I was already clearing the way for you. Have you ever heard of anyone entering the Land of the Dead alive? You couldn’t do this without my help.

Ды дард балцы куы вӕййыс ӕмӕ дӕ сӕрмӕ сау асӕст куы цӕуы, уӕд дын уый дӕр ӕз вӕййын, цӕмӕй ма фӕлмӕцай хурӕй. Хӕсты куы вӕййыс, уӕд демӕ чи фӕхӕцы, уыдонӕн сӕ сӕрмӕ тыгъдызӕй куы ныллӕууы, уӕд уый дӕр ӕз вӕййын, кӕд де ‘фсӕдтӕ фӕтыхджын уаиккой, зӕгъгӕ.

Когда в далеком походе сжигает тебя жаркое солнце, облаком лечу я над тобой и защищаю тебя от его лучей. А когда во время сражения на противников твоих падает сокрушительный ливень — это моих рук дело, это я помогаю твоим воинам одержать верх.

When the hot sun burns you on a long journey, I fly over you like a cloud and protect you from its rays. And when during a battle a crushing downpour falls on your opponents, it is my doing, it is I who help your warriors gain the upper hand.

    Стӕй рацыдис Бедуха ӕмӕ ракуырдта мӕрдты Барастырӕй Аза-бӕласы сыфтӕ, ӕрбахаста сӕ Сосланмӕ ӕмӕ йын загъта:

И сказав это, пошла Ведуха к Барастыру, повелителю Страны мертвых, попросила у него листьев Аза-дерева, принесла их Сослану и молвила:

And having said this, Vedukha went to Barastyr, the ruler of the Land of the Dead, asked him for the leaves of the Aza-tree, brought them to Soslan and said:

— Кӕд мӕрдтӕм цӕугӕ ‘рбакодтай, уӕд уый — дӕ хъаруйы фӕрцы, ӕндӕр Хуыцауы ‘вастӕй мӕрдтӕм фӕндаг никӕмӕн ис, нӕ дӕр фӕстӕмӕ мӕрдты бӕстӕй уӕлӕуыл дунемӕ ис цӕуӕн.

— Ты силой ворвался в Страну мертвых, куда по велению Бога прийти не может живой человек.

“You forced your way into the Land of the Dead, where, by the command of God, no living person can come.”

Ды дӕр иугӕр мӕрдтӕм ӕрбацыдтӕ, уӕд дын фӕстӕмӕ фӕндаг нал ис.

Но так же как живой не может сам отправиться к мертвым, так же нет пути из Страны мертвых в мир живых. И раз ты попал в Страну мертвых, нет тебе отсюда возврата.

But just as the living cannot go to the dead themselves, there is also no way from the Land of the Dead to the world of the living. And once you have found yourself in the Land of the Dead, there is no return for you from here.

Фӕлӕ ӕз мӕ цӕстытӕ куы ‘рныкъулон, уӕд дӕ бӕхы цӕфхӕдтӕ фӕстӕрдӕм сагъд фестдзысты, ӕмӕ-иу уӕд цӕугӕ.

Но стоит мне только мигнуть, как подковы твоего коня повернутся задом наперед. Скачи тогда отсюда изо всех сил.

But if I just blink, your horse’s shoes will turn backwards. Then jump out of here with all your might.

Мӕрдты адӕм дӕ фӕсте сурдзысты, чидӕр фӕлидзы ӕмӕ мах дӕр лидзӕм, зӕгъгӕ, фӕлӕ фӕдмӕ ‘ркӕсдзысты, ӕмӕ мидӕмӕ разындзӕн; мӕрдтӕ раздӕхдзысты фӕстӕмӕ, алчи йӕ бынатмӕ.

Кинутся за тобой мертвецы, чтобы по твоему следу убежать из Страны мертвых. Но взглянут они на следы копыт коня твоего и увидят, что ведут они обратно в страну Барастыра. Тогда вернется каждый из мертвецов обратно на свое место.

The dead will rush after you to follow your trail to escape from the Land of the Dead. But they will look at the hoofprints of your horse and see that they lead back to the country of Barastyr. Then each of the dead will return back to their place.

Фыдӕбоны лӕг дӕ, Сослан, стырзӕрдӕ лӕг. Дӕхи ӕнцад цӕрын никуы ныууадздзынӕ! Цӕрынӕй хӕрынмӕ мӕ коммӕ никуы бакастӕ, фӕлӕ дын фӕдзӕхсын: ардыгӕй куы ацӕуай, уӕд цыдӕриддӕр хӕзнайыл сӕмбӕлай дӕ фӕндагыл — кӕсгӕ дӕр-иу ӕм ма фӕкӕн, дӕ фӕндаг-иу дар.

Беспокойный ты человек, Сослан, и не суждена тебе спокойная жизнь. Иногда ты не слушал моих советов, но сейчас строго наказываю я тебе: какие бы сокровища ни попадались на твоем пути отсюда, не прельщайся ими и даже не гляди на них, поезжай, не останавливаясь.

You are a restless person, Soslan, and you are not destined for a quiet life. Sometimes you did not listen to my advice, but now I strictly punish you: no matter what treasures you come across on your way from here, do not be seduced by them and do not even look at them, go without stopping.

    Бедуха куыд загъта, афтӕ бакодта, ӕмӕ Сосланӕн йӕ бӕхы цӕфхӕдтӕ фӕстӕрдӕм сагъд фестадысты. Сослан хӕрзбон загъта Бедухайӕн, сбадтис йӕ бӕхыл ӕмӕ рараст ис мӕрдты бӕстӕй.

И обернула Ведуха подковы Сосланова коня задом наперед. Попрощался Сослан с ней, сел на коня своего и поскакал прочь из Страны мертвых.

And Vedukha wrapped the horseshoe of Soslan’s horse backwards. Soslan said goodbye to her, mounted his horse and galloped away from the Land of the Dead.

    Мӕрдтӕ дӕр базыдтой, чидӕр кӕй фӕцӕуы мӕрдты бӕстӕй, ӕмӕ мӕрдты дуарырдӕм ныххӕррӕтг кодтой йӕ фӕдыл; фӕлӕ, бӕхы фӕд мидӕджырдӕм здӕхт у, уый куы федтой, уӕд загътой, уый нӕхирдӕм ӕрбацыдис, зӕгъгӕ, ӕмӕ сӕ алчи йӕ бынатмӕ ацыдис.

Услышав топот коня его, мертвецы кинулись по его следу, но когда увидели, что ведет этот след обратно в Страну мертвых, сказали:

— Это в нашу сторону кто-то проехал.

И каждый из них опустился на свое место.

Hearing the tramp of his horse, the dead rushed to follow his trail, but when they saw that this trail led back to the Land of the Dead, they said:

“Someone drove in our direction.”

And each of them sat down in his place.

    Цас та фӕцыдис Сослан, чи зоны, фӕлӕ иу афоны ӕрбахӕццӕ ис мӕрдты дуармӕ.

А Сослан прискакал к воротам Страны мертвых.

And Soslan galloped to the gates of the Land of the Dead.

— Дуар бакӕн! — дзуры Сослан Аминонмӕ.

— Открой ворота! — крикнул он Аминону.

— Open the gate! — he shouted to Aminon.

— Сослан, иугӕр мӕрдты бӕстӕм ӕрбацыдтӕ, уӕд ардыгӕй фӕстӕмӕ здӕхӕн нал ис, — дзуапп ын радта мӕрдты дуаргӕс.

— Как бы ты ни попал нарт Сослан в Страну мертвых, нет из нее возврата, — ответил ему Аминон.

“No matter how you end up Nart Exiled to the Land of the Dead, there is no return from it,” Aminon answered him.

    Куы нӕ йын кодта Аминон дуар, уӕд Сослан ӕрцӕфтӕ кодта ехсӕй йӕ хъандзалсӕфтӕг бӕхы, рарӕмыгъта дуар, афтӕмӕй тыхӕй рацыдис мӕрдты бӕстӕй.

Видя, что добром не откроет ему Аминон ворота, ударил Сослан плетью своего упругокопытого коня, и обрушился он ворота, повалил их и силой вырвался из Страны мертвых.

Seeing that Aminon would not open the gates for him with goodness, Soslan hit his elastic-hoofed horse with a whip, and he collapsed the gates, knocked them down and escaped by force from the Land of the Dead.

Цӕуы, цӕуы ӕмӕ иу ран фӕндагыл ӕрбамбӕлдис сызгъӕринты кӕрийыл. Йӕ зӕрдыл ӕрбалӕууыд Бедухайы фӕдзӕхст, ӕмӕ йӕм нӕ бавнӕлдта, фӕстӕмӕ дӕр ӕм нӕ фӕкаст.

Скачет он домой, в Страну нартов. Вдруг видит: насыпана на дороге куча золота. Но тут вспомнил он строгое слово Ведухи, проехал мимо и даже не оглянулся на золото.

He gallops home, to the Land of the Narts. Suddenly he sees: a pile of gold has been poured on the road. But then he remembered the stern word of Vedukha, drove past and did not even look back at the gold.

Цӕуын та байдыдта ноджы; цас рауадаид, чи зоны, фӕлӕ та иу ран уыны сызгъӕрин рувасы къӕдзил. Нӕ та систа уый дӕр Сослан, фӕстӕмӕ дӕр та йӕм нӕ фӕкастис.

Долго ли, коротко ли едет Сослан — кто знает? — только видит он: лежит на дороге пышный хвост золотой лисы. Проехал мимо Сослан и даже не оглянулся.

How long or short is Soslan’s journey — who knows? — he just sees: the magnificent tail of a golden fox lies on the road. I drove past Soslan and didn’t even look back.

    Цӕуы, цӕуы ӕмӕ та иу ран ӕрбамбӕлдис иу худы зӕрондыл. Худы зӕронд куы ауыдта, уӕд дзуры йӕхинымӕры: «Цӕмӕн бакастӕн мард усы коммӕ, мӕхи ӕнӕхай цӕмӕн фӕкодтон ахӕм хӕзнатӕй?!»

Едет он дальше — и вдруг валяется перед ним на дороге старая шапка. Увидел он шапку и подумал с досадой: «Эх, что может стоить слово жены-покойницы. Каких сокровищ лишился я из-за нее!»

He drives further — and suddenly an old hat lies on the road in front of him. He saw the hat and thought with annoyance: “Oh, what could the word of a dead wife be worth? What treasures have I lost because of her!”

Нал фӕлӕууыдис худмӕ, систа йӕ, ацы худы зӕронд нӕ чындзытӕн уӕддӕр ахӕссон, нӕ куыройы сын фалгӕрӕттӕ расӕрфынӕн бабӕздзӕн, зӕгъгӕ, ӕмӕ йӕ атъыста йӕ роны.

И не выдержал тут Сослан, поднял шапку. «Отвезу-ка я эту шапку нашим невесткам, хоть на что-нибудь она пригодится — будут они ею сметать муку с жерновов во время помола».

Сунул Сослан за пазуху шапку и поехал дальше.

And Soslan could not stand it here, he raised his hat. “I’ll take this hat to our daughters-in-law, at least it will be useful for something — they will use it to sweep flour from the millstones during grinding.”

Soslan put his hat in his bosom and rode on.

     Цӕуын та байдыдта Сослан, сӕхимӕ сӕввахс ис, туацъӕмӕ схӕццӕ ис. Туацъӕйы йӕ бӕхӕй ӕрхызтис, бӕласыл ӕй бабаста, йӕ саргъ ын систа, стӕй какон сындз ракодта ӕмӕ йӕ нӕмын райдыдта йӕ тых-йӕ бонӕй.

В глубокой ложбине слез он с коня, привязал его к дереву, срезал ветку можжевельника и стал стегать коня своего до тех пор, пока не брызнула кровь из-под его тонкой кожи.

In a deep hollow, he got off his horse, tied it to a tree, cut off a juniper branch and began to whip his horse until blood spurted out from under his thin skin.

Бӕхӕн фырнадӕй йӕ туг алырдыгӕй кӕлы.

— Тагъд дӕ адзал цӕмӕй у, уый мын зӕгъ, — дзуры Сослан бӕхмӕ, — на ‘мӕ дӕ ацы фыдӕбӕттӕй не суӕгъд кӕндзынӕн.

— Буду я бить тебя до тех пор, пока ты не скажешь мне, от чего суждено тебе умереть, — говорил Сослан коню.

“I will beat you until you tell me why you are destined to die,” Soslan said to the horse.

Бӕх ницы дзуры. Уӕд Сослан фӕмӕсты ис, фелвӕста дынджыр бӕлас ӕд уидӕгтӕ ӕмӕ йӕ йӕ бӕхы сӕрыл лыстӕг пырх ныккодта.

Ничего не ответил ему конь. Еще пуще рассердился Сослан. С корнями вырвал дерево и так ударил он коня по голове, что в щепки разбилось дерево.

The horse did not answer him. Soslan became even more angry. He uprooted a tree and hit the horse on the head so hard that the tree broke into splinters.

    Цы ма кодтаид бӕх дӕр — сдзырдта: «Мӕ адзал мӕнӕн мӕ къӕхты хӕфсытӕй у; бынӕй мын мӕ хӕфсытӕ куы нӕ срӕхойай, уӕд мын мӕлӕт нӕй: хъандзалсӕфтӕг дӕн. Уӕдӕ дӕхицӕн та дӕ адзал цӕмӕй у?» — фӕрсы бӕх Сосланы.

Что было делать коню? И промолвил он:

— Смерть моя в копытах моих. Если только снизу, из-под земли пронзит кто-нибудь мои ноги, тогда я умру. Иначе не может постигнуть меня смерть, упругокопытый я. А в чем твоя погибель? — спросил конь у Сослана.

What was the horse to do? And he said:

— My death is in my hooves. If only from below, from underground, someone pierces my legs, then I will die. Otherwise, death cannot befall me, elastic-hoofed me. What is your death? — the horse asked Soslan.

— Ӕз ӕгасӕй дӕр болат дӕн, ӕрмӕст мӕ уӕрджыты сӕртӕй фӕстӕмӕ — уыдон мын фӕлмӕн сты, ӕмӕ Балсӕджы Цалхӕй у мӕ мӕлӕт: уый мӕ уӕрджыты сӕртыл куы нӕ атула, уӕд мын ӕндӕр мæлӕт ницӕмӕй ис, — загъта Сослан.

— Я весь из булата, — ответил ему Сослан, — не закалились только колени мои. И лишь колесо Балсага может убить меня. Если прокатится оно по моим коленям, тогда умру я. Иной смерти мне нет.

“I’m made entirely of damask steel,” Soslan answered him, “only my knees are not hardened.” And only Balsag’s wheel can kill me. If it rolls across my lap, then I will die. There is no other death for me.

— Гъеныр дын ӕй Хуыцау ма ныббарӕд, — бӕх ӕм дзуры, — дӕхи дӕр бабын кодтай ӕмӕ мӕн дӕр. Дӕ роны цы худы зӕронд цӕвӕрдтай, уый-ма фен — уый Гӕтӕджы фырт гӕды Сырдон уыд.

— Да не простит тебе Бог опрометчивых твоих поступков. Ты погубил меня и себя, — сказал ему конь. — Ведь старая шапка, которую ты подобрал на дороге и спрятал за пазуху, посмотри-ка, где она. Не иначе это был лукавый Сырдон, сын Гатага.

— “May God not forgive you for your rash actions. You have ruined me and yourself,” the horse told him. — After all, the old hat that you picked up on the road and hid in your bosom, look where it is. It could not have been the crafty Syrdon, son of Gatag.

    Асгӕрста Сослан йӕ рон, ӕмӕ худы зӕронд уым нал ис. Бамбӕрста йӕ уӕд, цӕуылнӕ йын уагъта Бедуха исын, йӕ фӕндагыл цы хӕзнатыл ӕмбӕлдаид, уыдон. Сырдон куы фехъуыста, цӕмӕй у Сосланӕн йӕ мӕлӕт, стӕй йӕ бӕхы мӕлӕт,

Сунул Сослан руку за пазуху, а шапки там уже нет. Подслушал Сырдон разговор коня и Сослана, выведал их смертные тайны и выпрыгнул из-за пазухи Сослана. И понял тут Сослан, почему не велела ему Ведуха ничего поднимать, что попадется по дороге.

Soslan put his hand in his bosom, but his hat was no longer there. Syrdon overheard the conversation between the horse and Soslan, found out their mortal secrets and jumped out from Soslan’s bosom. And then Soslan understood why Vedukha didn’t tell him to pick up anything that came along the way.

уӕд агӕпп кодта Сосланы ронӕй ӕмӕ дӕлдзӕхмӕ уайыныл фӕцис, хӕйрӕджыты паддзахмӕ ӕфсадгур.

А Сырдон, выпрыгнув из-за пазухи Сослана, тут же кинулся в преисподнюю к царю чертей за войском.

And Syrdon, jumping out from Soslan’s bosom, immediately rushed into the underworld to the king of devils for an army.

— Нарты Сослан адӕмӕн сӕ туг банызта, — загъта Сырдон хӕйрӕджыты паддзахӕн, — йе стыр ныфс йӕ бӕх у, ӕмӕ бӕхӕн йӕ мӕлӕт у йӕ къӕхты хӕфсытӕй, ӕмӕ мын фатджын ӕфсӕдтӕ ратт, бынӕй йӕ хӕрдмӕ чи ‘хса, ахӕмтӕ.

— Нарт Сослан – кровосос и мучитель, — сказал Сырдон. — Я знаю, как его уничтожить: в коне вся надежда его, а смерть коня — в копытах его. Дай мне скорее самых метких твоих стрелков, чтобы снизу, из преисподней, пускали они стрелы в копыта коня.

“Nart Soslan is a bloodsucker and tormentor,” said Syrdon. “I know how to destroy him: all his hope is in the horse, and the death of the horse is in his hooves.” Give me quickly your most accurate shooters, so that from below, from the underworld, they will shoot arrows into the horse’s hooves.

    Радта йын хӕйрӕджыты паддзах ӕфсӕдтӕ. Уыдон дӕлдзӕхӕй хӕрдмӕ ‘хсын байдыдтой Сосланы бӕхы ӕмӕ йын ӕй амардтой йӕ къахы хӕфсӕй. Бӕх куы мардис, уӕд дзуры Сосланмӕ:

Дал ему царь чертей самых метких своих стрелков, стали они пускать из преисподней стрелы в Сосланова коня. Снизу-вверх полетели стрелы, попали они под копыта Сосланову коню, и замертво упал упругокопытый. Но, умирая, сказал он Сослану:

The king of the devils gave him his most accurate shooters, and they began to shoot arrows from the underworld at Soslan’s horse. Arrows flew from bottom to top, they fell under the hooves of Soslan’s horse, and the elastic-hoofed one fell dead. But, dying, he said to Soslan:

— Ӕз мӕлын, фӕлӕ мӕ тагъд мӕхӕлыстыгъд акӕн, мӕ цармы мын ныннӕм хъӕмп, сбад мыл, ӕмӕ дӕ афтӕмӕй, чи зоны, дӕ хӕдзарыл сӕмбӕлын кӕнон.

— Как только я умру, ты быстро, но осторожно, не причинив никакого изъяна, сними с меня шкуру и набей ее соломой. Потом сядь верхом на чучело мое, и, кто знает, может быть, я и донесу тебя до дома.

“As soon as I die, you quickly but carefully, without causing any damage, remove my skin and stuff it with straw.” Then sit astride my stuffed animal, and who knows, maybe I’ll carry you home.

    Сослан бӕхы мард мӕхӕлыстыгъд акодта, йӕ цармы йын хъӕмп ныннадта ӕмӕ йыл саргъ авӕрдта. Сбадтис ыл ӕмӕ та фӕцӕуы йӕ фӕндагыл.

Быстро и осторожно снял Сослан шкуру с коня, набил ее соломой, положил седло на спину чучела, сел верхом и поскакал в селение нартов.

Soslan quickly and carefully removed the skin from his horse, stuffed it with straw, put the saddle on the stuffed animal’s back, sat on horseback and galloped off to the Nart village.

    Сырдон дӕр та фехъуыста бӕхы ныхас, тагъд та азгъордта хӕйрӕджытӕм дӕлдзӕхмӕ ӕмӕ сӕм дзуры тызмӕгӕй:

— Тагъд, хӕйрӕджытӕ, уӕ фӕтты бырынчъытӕ зынг кӕнут ӕмӕ йӕ афтӕмӕй ӕхсут!

Но подслушал Сырдон предсмертные слова коня, опять побежал он к царю чертей и сурово потребовал:

— Эй, черти, скорее накаляйте наконечники ваших стрел и стреляйте по коню Сослана!

But Syrdon overheard the horse’s dying words, he again ran to the king of devils and sternly demanded:

— Hey, you devils, quickly heat up the tips of your arrows and shoot at Soslan’s horse!

    Байдыдтой тӕвд кӕнын хӕйрӕджытӕ сӕ фӕтты бырынчъытӕ; сырх зынг-иу сӕ скодтой ӕмӕ сӕ афтӕмӕй ӕхстой уӕлзӕхмӕ. Хӕйрӕджыты тӕвд фӕттӕ сӕмбӕлдысты Сосланы хъӕмпын «бӕхы» гуыбыныл; хъӕмп мидӕгӕй схӕцыд, ӕмӕ «бӕх» ӕгасӕйдӕр басыгъд.

И черти, накалив докрасна наконечники стрел, стали снизу-вверх стрелять по коню Сослана. Попали раскаленные стрелы в соломенное брюхо коня, вспыхнула солома, и дотла сгорел верный конь Сослана.

And the devils, having heated their arrow tips red-hot, began to shoot from bottom to top at Soslan’s horse. Hot arrows hit the horse’s straw belly, the straw caught fire, and Soslan’s faithful horse burned to the ground.

    Фистӕгӕй бацыд Сослан сӕхимӕ, йӕ саргъ йе ‘ккойы, афтӕмӕй. Радзырдта Сатанайӕн, цы федта мӕрдты бӕсты, уыдон иууылдӕр. Сатанайы дӕр уӕд бауырныдта, Сослан мӕрдты бӕсты кӕй уыдис, уый. Радта Сатана йӕ диссаджы къухдарӕн Сосланмӕ.

Пешком, с седлом за плечами пришел Сослан в родной дом. Все без утайки рассказал он Шатане, что видел в Стране мертвых. И она поверила ему. Дала Шатана Сослану свое чудесное кольцо.

On foot, with a saddle over his shoulders, Soslan came to his home. Without concealment, he told Shatana everything he saw in the Land of the Dead. And she believed him. Shatana Soslan gave her wonderful ring.

Сослан ахаста къухдарӕн ӕмӕ дзы денджызы былыл стыр зиллакк ӕркодта, — фестадис дзы ӕфсӕйнагӕй стыр сау галуан. Йӕ цыппар фисыны йын ныссагъта Аза-бӕласы сыфтӕ.

Пошел Сослан на берег моря, широкий круг очертил он кольцом, и большой черный замок, весь из железа, воздвигся в этом кругу. И на четырех углах замка посадил Сослан листья Аза-дерева.

Soslan went to the seashore, he outlined a wide circle with a ring, and a large black castle, all made of iron, was erected in this circle. And on the four corners of the castle Soslan planted the leaves of the Aza-tree.

    Стӕй йын Сатана ракуырдта Ӕфсатийӕ уадындз. Сослан уыцы уадындзӕй ныууасыд, ӕмӕ галуанмӕ ӕрцыдис ӕртӕ сӕдӕ сырды: уыдонӕй иу сӕдӕ сагтӕ уыдис, иннӕ сӕдӕ — дзӕбидыртӕ, аннӕ сӕдӕ та — ӕндӕр алымыггаг сырдтӕ.

Попросила Шатана у Афсати волшебную его свирель и дала ее Сослану. Заиграл Сослан на свирели, и три сотни зверей вбежали во двор замка. В первой сотне были олени, во второй — туры, а в третьей — всякие другие звери.

Shatana asked Afsati for his magic pipe and gave it to Soslan. Soslan played the flute, and three hundred animals ran into the castle courtyard. In the first hundred there were deer, in the second — aurochs, and in the third — all sorts of other animals.

    Авд уӕйыджы куы федтой сӕ ирӕд, уӕд радтой сӕ хъан — Хуры чызг Ацырухсы Сосланӕн усӕн.

Увидели семь уаигов, что сполна уплатил им Сослан свой выкуп, и отдали они питомицу свою, дочь Солнца Ацырухс, замуж за Сослана.

The seven giants, seeing the black iron tower, and the herds of deer, bulls, and other cattle gathered in the courtyard, agreed that Soslan had paid the bride-price in full, and so they handed over to him their ward, the daughter of the sun Asirukhsh, to be his wife.