41 Д 4.78. Нарти Сирдони тауӕрӕхъ | Д 4.78. Повесть о Нарте Сирдоне |
Сирдонмӕ адтӕй еунӕг гӕбӕр гъог.
Йеу бон кӕми адтӕй, уоми ӕ гъог гъазгӕ кодта, ’ма изӕрӕй ӕ фӕсте къуар богъай ӕрцудӕй. Сирдон сӕ истойни бакодта, ӕхуӕдӕгга ӕ уосӕмӕ бауадӕй ’ма йин загъта: — Уӕртӕ нӕ гъог аци бон цал уӕси низзадӕй, уомӕ-ма ракӕсӕ! Уосӕ дӕр рауадӕй ’ма сӕбӕл фӕццийнӕ кодта, ‘цӕгӕй, зӕгъгӕ, нӕ гъог цал уӕси низзадӕй, уӕдта цӕй ӕстӕ ӕнцӕ! |
Была у Сирдона одна паршивая корова.
И вот однажды, когда у нее был период случки, вечером вместе с ней (домой) пришли несколько бычков. (Обрадованный) Сирдон завел их в хлев, а сам забежал к жене и говорит ей: – Посмотри-ка, сколько сегодня наша корова телят народила! Жена выбежала, стала громко радоваться, и взаправду, мол, сколько это наша корова телят родила, и потом, каких больших! |
Уӕд сӕумӕ, богъатӕ ке адтӕнцӕ, йе сӕ агоргӕ кодта ’ма сӕ Сирдони стойнӕмӕ бауидта ’ма сӕмӕ бадзурдта, мӕ богъатӕ мин, зӕгъгӕ, рауадзетӕ!
Сирдон ба йин уотӕ, дӕуӕн ами богъатӕ нӕййес, уони, зӕгъгӕ, мӕхе гъог кӕддӕр-уӕддӕр низзадӕй, ду ба мин сӕбӕл дауӕ кӕнис! Богъати хецау ба йин загъта: |
А поутру владелец быков пошел их искать и увидел их в хлеву у Сирдона, и обратился к домочадцам, выпустите, мол, моих быков!
А Сирдон ему в ответ, нет здесь у тебя быков, их, мол, моя корова наконец-то родила, а ты тут на меня поклеп возводишь! Владелец бычков ему говорит: |
— Мадта, кӕд дзӕгъӕл дауӕ кӕнун, уӕд мӕ хӕццӕ рацо дӕлӕ фасти хадзимӕ1, ’ма нӕ гъудтаг уоми равзардзинан.
Сирдон ба йин загъта: — Ӕз фасти хадзимӕ фӕццӕунмӕ неци бакӕндзӕнӕн, уой тухӕй ӕма ду заманай цъӕх саулох бӕхбӕл бадис, кӕрцӕй, ӕндӕрӕй ба йефтонг; ӕз ба атемӕй мӕ гебенати хӕццӕ, ’ма, гъайгъай, фасти хадзи дӕр уотемӕй дӕу гъуддаг кӕндзӕнӕй, мӕн ба хӕран кӕндзӕнӕй. |
– Ну тогда, ежели я зря на тебя напраслину возвожу, то пошли со мной к судье и рассудим наше дело там.
А Сирдон ему возразил: – К судье я вряд ли пойду, потому как ты сидишь на прекрасном сером коне-саулохе, в шубу ты одет, полностью снаряжен; а я в таком виде, в своих обносках, ну конечно тогда судья станет на твою сторону, а меня сделает виновным. |
Богъати хецау Сирдонӕн берӕ фӕллихстӕ кодта, ’ма йин уӕддӕр нӕ бакундта; уӕдта йин загъта:
— Мадта мӕнӕ мӕ бӕхбӕл рабадӕ, ӕз ба фестӕгӕй цӕудзӕнӕн. Уӕддӕр ин Сирдон нӕ бакундта: — Дӕ кӕрцӕ дӕр ма мин радтӕ, кенӕдта нӕ цӕун! Гӕнӕн нӕбал адтӕй, ’ма бабӕй йин богъати хецау ӕ кӕрцӕ дӕр равардта. |
Долго уговаривал хозяин бычков Сирдона, тот ни к какую, наконец он предложил:
– Ну тогда ты садись на моего коня, а я пойду пешком. Сирдон и тут не согласился: – Дай еще мне твою шубу, иначе я не пойду! Нечего было делать, и тогда хозяин быков передал ему свою шубу тоже. |
Уотемӕй Сирдон цъӕх саулох бӕхбӕл, кӕрцӕй, ӕндӕрӕй йефтонгӕй, богъати хецау ба фестӕгӕй, ӕнӕ кӕрцӕй ӕрцудӕнцӕ фасти хадзимӕ сӕ гъудтаг равзаруни туххӕй.
Фасти хадзи фӕрсуй богъати хецауи: — Гъи, ци хабар дӕмӕ йес? Цӕбӕл гъаст кӕнис? Йе ба загъта: — Сирдонӕн ӕ гъог ӕвӕдзи гъазгӕ кодта, ’ма мӕ богъатӕ ӕ хӕццӕ ӕрцудӕнцӕ, нур ба мин сӕ нӕбал дӕдтуй, «мӕхе гъог сӕ, зӕгъгӕ, низзадӕй, ’ма мӕхе ӕнцӕ», зӕгъгӕ. |
В таком вот виде, на сером коне-саулохе, в (красивой) шубе, полностью снаряженный Сирдон вместе с пешим и раздетым хозяином бычков пришли к судье, чтобы разрешить спор.
Судья спрашивает хозяина бычков: – Ну, что у тебя за дело? На что жалуешься? Тот отвечает: – Корова Сирдона, наверное, загуляла, а мои бычки пришли за ней, а теперь он мне их не отдает, мол, «моя корова их родила, и они мои». |
Сирдон дӕр нӕбал фӕллӕудтӕй ’ма фасти хадзимӕ дзоруй:
— Гъе нур мин аци лӕг мӕ бӕхбӕл дӕр ӕрдауӕ кӕндзӕнӕй. Богъати хецау дзоруй: — Бӕх дӕр, — зӕгъгӕ, — мӕн ӕй! Сирдон дӕр бабӕй дзоруй: — Гъе нур дин нӕ загътон, нур мин айӕ мӕ кӕрцӕбӕл дӕр ӕрдауӕ кӕндзӕнӕй. Богъати хецау дӕр бабӕй дзоруй: — Кӕрцӕ дӕр, — зӕгъгӕ, — мӕн ӕй! |
Сирдон не выдержал и обратился к судье:
– А сейчас этот человек еще и про мою лошадь скажет (неправду). Хозяин бычков говорит: – И конь тоже – мой! Сирдон снова говорит (судье): – Ну вот, я же говорил. А теперь он и про шубу мою станет клеветать. Хозяин бычков вновь говорит: – И шуба, — говорит, — тоже моя! |
Сирдон дзоруй фасти хадзимӕ:
— Гъе нур комкоммӕ ӕ мӕнгӕдтӕ не ‘сбӕрӕг ӕй? Фиццаг мин мӕ гъоги уӕситӕбӕл дауӕ кодта; нур ба мин, дӕхе цӕстӕй уингӕй, мӕ бӕхбӕл дӕр ӕма мӕ кӕрцӕбӕл дӕр дауӕ кӕнун райдӕдта. Фасти хадзийӕй дӕр ӕцӕгдзинадӕй Сирдони дзубанди байрагӕс ӕй: |
Сирдон обращается к судье:
– Ну вот, а теперь разве его ложь ясно не выявилась? Вначале он лжесвидетельствовал по поводу телят моей коровы, теперь, у тебя на глазах, на мою лошадь и на мою шубу напраслину начал возводить. Судья поверил россказням Сирдона: |
— Айӕ ӕцӕгӕй, зӕгъгӕ, фиццаг айдагъ уӕситӕбӕл ку дауӕ кодта, нур ба йин ӕ бӕхбӕл дӕр ӕма ӕ кӕрцӕбӕл дӕр дауӕ кӕнун ку райдӕдта.
Ӕма фасти хадзи уӕситӕ Сирдонӕн ратӕрхон кодта. Уотемӕй Сирдонӕн ӕ налатдзинади фӕрци йесге уӕситӕ дӕр байзадӕнцӕ, бӕх дӕр, уӕдта кӕрцӕ дӕр. |
– И вправду, — говорит, — вначале он только о бычках говорил, а теперь еще и на лошадь, и на шубу напраслину возводить стал.
И присудил судья бычков Сирдону (оставить). Вот так благодаря хитрости Сирдона ему достались чужие бычки, конь и шуба в придачу. |
Феппайуйнагтæ | Примечания |
фасти хадзи | судья, хаджи, авторитетный советчик |
Радзурдта Мудойти Мæхæмæт, ниффинста Толасти Андрей (ахургæнæг), Киристонгъæуи, 1927 анзи 4 март. | Рассказал Медоев Магомет, записал Толасов Андрей (учитель), в сел. Христиановское 4 марта 1927 г. |
Нарты кадджытæ: Ирон адамы эпос./ Хæмыцаты Т., Джыккайты Ш. 2007. 4-æм чиныг. | Нартовские сказания: Эпос осетинского народа. /Хамицаева Т., Джикаев Ш. кн.4. СОИГСИ. 2007. С. 211-212
Перевел на русский язык М.А.Миндзаев. |
Чтобы выиграть дело в суде и сохранить за собой чужих загулявших бычков, Сирдон выстраивает интересную логическую конструкцию: вначале он провоцирует своего оппонента и тот готов на все, лишь бы Сирдон пошел в суд. Потом он так аргументирует свою «невозможность» идти в суд так, что истец соглашается дать ему на время суда своего коня и шубу. И в заключении от убеждает судью оставить ему бычков на таких же «законных» основаниях, как и то, что лошадь и шуба явно принадлежат тому, кто с ними пришел к судье, т.е. самому Сирдону. |