5. 17. НАРТЫ СИМД (кӕнӕ Батрадз ус куыд ракуырдта) | ЖЕНИТЬБА БАТРАДЗА ИЛИ СИМД НАРТОВ |
Арвы рухс ӕмӕ зӕххы фидауц басгуыхти авд ӕфсымӕры иунӕг хо Акула-рӕсугъд. | Единственная сестра росла у семи братьев — сияние неба и краса земли Акола-красавица. |
Саразын кодта йӕ авд ӕфсымӕрӕн дыууӕ денджызы ‘хсӕн, авд фӕндаджы астӕу ӕфсӕн мӕсыг, ӕмӕ уым бадти, ӕддӕмӕ нӕ каст; йӕ цӕстӕй нӕлгоймаг никуы федта. | Велела она своим братьям поставить на перепутье семи дорог, меж двух морей, железную башню. Поселилась она в этой башне и жила там, не показывая никому своего прекрасного лица. Ни один мужчина не видел ее, и, кроме своих братьев, не видела она в лицо ни одного мужчины. |
Нарты хӕрзӕджытӕ йӕ уындмӕ бӕргӕ бӕллыдысты, фӕлӕ уый сӕ къухы не ‘фтыди. | Самые доблестные из нартов не раз пытались найти к ней дорогу, но никому не удавалось это. |
Уӕд иубон куы уыди, уӕд Нарты гуыппырсартӕ, Уырызмӕгӕй фӕстӕмӕ, Сау хохы сӕрмӕ ӕрӕмбырд сты ӕмӕ уым симд сарӕзтой. | И вот однажды возвращался Урызмаг с охоты, и вдруг видит он — все доблестные нарты собрались на вершине Черной горы и пляшут там симд, |
Симгӕ та афтӕ кодтой, ӕмӕ хӕхтӕ згъӕлдысты, Сау хъӕды бӕлӕстӕ фӕзтытӕ кодтой, зӕхх сӕ быны лӕпп-лӕпп кодта. | такой симд, что горы рассыпаются, вековые деревья в дремучих лесах содрогаются и трещины проходят по их могучим стволам. Земля колеблется под ногами пляшущих нартов. |
Уырызмӕг уыцы афон цуаны уыди ӕмӕ сыл ӕрбафтыди. | |
— Уӕ гуыпп-гуыппӕй адӕмы туг куы фӕлидзын кодтат, уӕд уыл цы ‘рцыди, цӕуыл симут, Нарты гуыппырсартӕ? — фӕрсы сӕ Уырызмӕг. | — Что с вами, именитые нарты? — спросил Урызмаг. — Своим топотом вы насмерть перепугали весь народ. Ради чего вы так пляшете? |
— Цӕуыл симӕм, уый дын куыннӕ зӕгъдзыстӕм: авд фӕндаджы астӕу ӕфсӕн мӕсыджы цӕры бӕсты рӕсугъд Акула. Ӕддӕмӕ нӕ кӕсы, йӕ цӕст лӕгыл никуыма ӕрхӕцыди. | — Что ж, мы расскажем тебе, ради чего мы пляшем. В железной башне, что стоит на перепутье семи дорог, живет красавица Акола — сияние неба, краса земли. Но никому не показывает она своего лица, и ни одному мужчине не удалось привлечь ее взгляд. |
Алы бон дӕр, Хъӕндзӕргӕсы базыртӕ йӕ уӕлӕ, афтӕмӕй арвыл ӕртӕ зилӕны ӕркӕны. | Знаем мы, что каждый день распускает она крылья Кандзаргаса, орлиные крылья, и три круга совершает по небу. |
Симӕм, кӕд, мыййаг, йӕ иу рацыды махырдӕм фӕкомкоммӕ уаид, ӕмӕ нӕ йӕ цӕст искӕуыл ӕрхӕцид, йе та йӕ, ӕппын фӕстагмӕ, кӕд уынгӕ фӕкӕниккам. | Вот и пляшем мы здесь симд, надеясь, что при одном из вылетов своих увидит она нашу пляску и кому-либо из нас выпадет счастье привлечь ее взгляд. Ну, а нет, так хотя бы увидим ее. |
— Гъӕ, мӕгуыр уӕ бон, гъе! — зӕгъгӕ, ныккодта зӕронд Уырызмӕг. — Цы мын раттиккат, ӕз уын куы фенын кӕнин Акула-рӕсугъды, уӕд? | — Жалко мне вас! — воскликнул старый Урызмаг. — Ну что вы дадите мне, если я покажу вам красавицу Аколу?
|
— Ӕз дын раттин мӕ уайаг бӕх.
— Ӕз дын раттин мӕ кӕрдгӕ кард. |
— Я бы дал быстроногого коня своего!
— Меч мой разящий отдам я тебе! |
— Ӕз дын раттин, хох цӕрдхуынкъ цы ‘рдын ӕмӕ фат кӕнынц, уыдон,— дзурынц симгӕ-симын Нарты гуыппырсартӕ, кӕрӕдзийы дзыхӕй дзырд исынц, афтӕмӕй. | — Лук и стрелу, что насквозь пробивает гору, отдам я тебе!
Так, перебивая друг друга, кричат именитые нарты, но не прерывают своего громоносного симда. |
— Уӕ, тӕхуды, Уырызмӕджы зӕронд, ӕмӕ ахӕм лӕг куы разынис, Акула-рӕсугъды ардӕм чи ‘рсаид, уӕд дын ӕз, ивгъуыйгӕ цы ӕрдын нӕ кӕны, уый дӕр нӕ бавгъау кӕнин,— загъта фӕстагмӕ Хӕмыцы фырт Батрадз. | — О, если ты, старейший наш Урызмаг, заманишь к нам сюда красавицу Аколу, я не пожалел бы отдать тебе свой лук, не знающий промаха! — сказал после всех сын Хамыца Батрадз.
|
Йӕ хъулон Ӕрфӕны фӕзилы Уырызмӕг, тӕхынтӕ, уайынтӕ сисы ӕмӕ дзуры йӕ бӕхмӕ: | Тут повернул Урызмаг своего пегого Арфана и, погоняя, сказал коню:
|
— Мӕсыджы размӕ куы ныххӕццӕ уӕм, уӕд-иу къуылыхы ӕфсон скӕн ӕмӕ-иу размӕ мауал ӕккуырс ӕппындӕр. Ӕз дӕ ехсӕй, мӕ бон цас уа, уыйас нӕмдзынӕн, фӕлӕ-иу ды къахдзӕф дӕр ма кӕ размӕ, цыма стайгӕ бакодтай, уыйау. | — Когда ты доскачешь до башни Аколы, притворись хромым и, как бы я ни хлестал тебя, тащись так, словно ты издыхаешь.
|
Мӕсыджы размӕ куы ныххӕццӕ сты, уӕд бӕх ӕцӕг йӕ къӕхтӕ ныццавта ӕмӕ размӕ нал змӕлыд. | И вот достигли они железной башни Аколы, и верный конь уперся и ни с места! |
Уырызмӕг ӕй нӕмын байдыдта, йӕ ехсы цӕф ӕрвнӕрӕгау хъуысти мӕсыгмӕ. Фӕлӕ Ӕрфӕн къахдзӕф дӕр нал кӕны размӕ. | Раскатами небесного грома доносились до башни удары плети, но Арфан все не движется с места. |
— Уый цавӕр хъӕр у, арвы хъӕры хуызӕн? — фӕрсы дисгӕнгӕ Акула-рӕсугъд. | — Что это за грохот? Уж не гром ли небесный гремит? — спросила красавица Акола у своей прислужницы. |
— Дӕлӕ иу зӕронд лӕгӕн йӕ бӕх нал цӕуы, ӕмӕ йӕ нӕмы, ӕмӕ уый ехсы хъӕртӕ сты,— дзуры Акуламӕ йӕ фӕсдзӕуин чызг. | — Это не гром небесный, — ответила прислужница, — едет мимо нас какой-то старик, но конь у него не идет. Вот он и хлещет его, и это удары его плети. |
— Цӕугӕ ӕмӕ йӕ бауром,— суазӕг йӕ кӕн,— уый кӕнӕ стыр мӕстджын у, кӕнӕ нозтджын, кӕнӕ ӕдылы, кӕннод та йӕ усы ӕбуалгъ митӕй йӕ зӕрдӕ кӕмӕн фӕрыст, ахӕм. | — Если это старый человек, то выйди к нему и пригласи его к нам. Пусть будет он нашим гостем. Или сильно разгневался этот человек, или он пьян, или он глуп. Но вернее всего, что болит душа его от мерзких проделок его жены, — сказала Акола прислужнице. |
Фӕсдзӕуин чызг рацыд ӕмӕ дзуры Уырызмӕгмӕ:
— Фысым бакӕ, зӕронд лӕг, дӕ бӕхы фӕллад дӕр уал суадз ӕмӕ дӕхи фӕллад дӕр. |
Вышла девушка из замка.
— Будь нашим гостем, почтенный старик, — сказала она Урызмагу, — дай отдохнуть коню своему, и сам отдохни у нас.
|
— Гъӕ, дӕ бон бакалай, мӕнӕ хъал чызг! Фысым кӕнӕн рӕстӕг мын куы уаид, уӕд ардыгӕй уӕлӕмӕ дӕр уӕ тапкайы хуызӕн искуы ссардтаин, фӕлӕ ууыл нӕ дӕн: | — Я вижу, беспечна ты, девушка, и надо тебе опасаться: как воду, прольешь ты счастье свое. Если бы у меня было время ездить по гостям, так я давно нашел бы сарай не хуже вашего. Не до гостей мне: |
Агуыры ӕфсӕдтӕ денджызы былмӕ ӕрбабырсынц; мӕ иунӕг хо уым цаеры, ӕмӕ йӕ фервӕзын кӕнын кӕд мӕ къухы бафтид, кӕнӕ ма йӕ кӕд уынгӕ фӕкӕнин,— дзуры чызгмӕ Уырызмӕг. | войска агуров подходят к берегу нашего моря, а там живет единственная сестра моя. Вот и тороплюсь я к ней. Если уж спасти ее не удастся, так хоть повидаюсь с ней перед смертью. |
Фӕсдзӕуин чызг аздӕхт ӕмӕ Акулайӕн рафӕзмыдта Уырызмӕджы ныхас. | Вернулась скорее девушка в замок и рассказала Аколе то, что узнала от Урызмага. |
Акула-рӕсугъд ӕфсады кой куы фехъуыста, уӕд куыннӕ фӕтарстаид! Ӕрхызти мӕсыджы сӕрӕй ӕмӕ дзуры Уырызмӕгмӕ: | Одиноко жила в башне красавица Акола, и как было не испугаться ей! С вершины башни своей спустилась она к Урызмагу и сказала ему: |
— Ахсӕв ам лӕуу, хорз зӕронд лӕг! Дӕ бӕхы дӕр баулӕфын кӕ, дӕхӕдӕг дӕр дӕ фӕллад суадз; райсом та, Хуыцау цы зӕгъа, уый уыдзӕн. | — Переночуй сегодня у нас, добрый старик, и конь твой отдохнет, и сам ты отдохнешь. А завтра — что Бог даст, то и будет.
|
Уырызмӕг ма хуыздӕр цы куырдта Хуыцауӕй — сразы ис.
Хорз ӕй куыннӕ суазӕг кодтаиккой ӕхсӕвы!.. |
Но Урызмаг просил у Бога как раз то, что она ему предложила. Потому, конечно, согласился он переночевать.
Угостили хорошо Урызмага. |
Райсомӕй, бон куыддӕр фӕцъӕх ис, афтӕ фестад Уырызмӕг, йӕ бӕхыл абадт ӕмӕ афтӕ тагъд атахт, цыма цӕстыфӕныкъуылдмӕ арвы кӕрон балӕууыдаид. | На рассвете он поднялся, сел на коня и погнал его так, точно конь в одно мгновение должен был домчать хозяина до края небес. |
Ныр мӕ нал уынынц, зӕгъгӕ, афтӕ куы ацыд, уӕд йӕ бӕхӕй ӕрхызт ӕмӕ йӕхиуыл бонасадӕн кӕны. | Но как только от отъехал настолько, что Акола, стоя на вершине башни, не могла его больше видеть, остановил Урызмаг коня, слез, посидел немного, |
Уалынмӕ та дӕлӕ тӕргӕ бӕхӕй фӕстӕмӕ ӕрбацӕуы ӕмӕ дардӕй хъӕр кӕны.
— Уӕхи ӕфснайгӕут! Уӕхи ӕфснайгӕут! |
а потом снова вскочил на коня, погнал его назад, и, когда издали показалась башня, он начал кричать во всю мочь:
— Эй, спасайтесь, спасайтесь! |
Мӕсыгӕй йӕм дзурынц:
— Ныхасмӕ ма нӕм фӕлӕуу! |
А с башни просят его прислужницы Аколы:
— Задержись хоть на одно слово. |
Уырызмӕг йӕ бӕх баурӕдта.
Рауадысты йӕм ӕмӕ йӕ фӕрсынц: |
Придержал Урызмаг коня своего, выбежали к нему прислужницы и спрашивают: |
— Цы у, дӕ хорзӕхӕй? Радзур-ма нын ӕй дзӕбӕх. | — Будь милостив к нам, что нового слышно? Расскажи… |
— Мӕ хойы нал федтон! Агуыры ӕфсӕдтӕ ӕрбахӕццӕ сты, ӕмӕ уайын, кӕд ма мӕ бинонты бафснайын мӕ къухы бафтид. | — Не удалось мне повидать сестру мою. Войска агуров захватили берег моря, и я тороплюсь, надо мне спасать семью свою. |
— Дӕ хорзӕх мын Хуыцау раттӕд, ӕмӕ мӕн дӕр демӕ акӕн, ам мӕ дзӕгъӕл ма ныууадз,— дзуры Уырызмӕгмӕ Акула-рӕсугъд. | — Возьми меня с собой, добрый старик, и Бог вознаградит тебя за это. Не бросай меня здесь на несчастье! — просила Акола Урызмага. |
— Мӕхи бинонты бахъахъхъӕнын куы бафӕразин, дӕ быгъдуаны та ма куыд бацӕуон,— дзуапп ын радта Уырызмӕг. | — Мне бы хоть семью свою спасти, — ответил Урызмаг. — Как же принять еще на себя заботу о тебе? |
— Дӕ Хуыцаумӕ скӕс, ӕмӕ мӕ ма ныууадз,— зӕгъгӕ, та йӕм дзуры Акула-рӕсугъд. | — Ради Бога своего, не бросай меня! — молит его красавица Акола.
|
— Дӕ тыхстмӕ кӕсын мын зын уыдзӕн, фӕлӕ цӕй… цы гӕнӕн ма ис?! Раифтонг кӕн дӕхи! — зӕгъгӕ, загъта уӕд Уырызмӕг ӕрӕджиау: Хуыцауӕй цы куырдта, уыцы хъуыддаг йӕ къухы бафтыд. | — Тяжело мне будет смотреть на беду твою. Но ничего тут не придумаешь… Собирайся скорей.
Согласился Урызмаг, да и как было ему не согласиться? Ведь свершилось все то, о чем просил он Бога. |
Акула-рӕсугъд ӕмбӕрзт хъандзалджын тулӕджы ӕхсӕз бӕхы аифтындзын кодта, йӕ хӕзнатӕ йемӕ рафснайдта ӕмӕ араст ис Уырызмӕджимӕ. | Тогда велела красавица Акола запрячь шестерых лошадей в свою крытую повозку на пружинном ходу, собрала она все свои сокровища и пустилась в путь под охраной старого Урызмага. |
Иучысыл куы ауадысты, уӕд Акула дзуры:
— Зӕронд лӕг, кӕд дӕ бӕх бӕхты фарсмӕ цӕуын бафӕраздзӕни, уӕд ӕй бабӕтт, дӕхӕдӕг мӕнӕ мӕ фарсмӕ сбад. |
Отъехали они немного, и сказала Акола Урызмагу:
— Добрый старик, если твой конь может пойти рядом с моими конями, то привяжи его, а сам сядь со мной в повозку. |
Уырызмӕг йӕ хъулон Ӕрфӕны бӕхты фарсмӕ ӕрбаста, йӕхӕдӕг ӕмбӕрзт тулӕджы Акулайы фарсмӕ фӕлмӕн бадӕны сбадт ӕмӕ уырдыгӕй бӕхтӕрджытӕн фӕндаг амыдта. | Привязал Урызмаг своего пегого Арфана рядом с лошадьми Аколы, а сам сел рядом с Аколой на мягкое сиденье и указывал возницам дорогу. |
Ӕрбаввахс сты Сау хохмӕ. Хохы сӕр сау мигъ сбадти,— уый Нарты гуыппырсартӕ сӕ симд стыхджын кодтой, ӕмӕ рыг сӕ сӕрыл сбадти. | Вот приблизились они к Черной горе. Черная туча залегла на вершине Черной горы: это все быстрее и быстрее пляшут именитые нарты, и пыль высоко поднялась и скрыла вершину горы. |
Акула фӕрсы Уырызмӕджы:
— Уыцы сау мигъ та цы у? |
И спросила Акола Урызмага:
— Что это за черная туча? |
— Уый, бӕлвырд, Нарт ӕфсады кой фехъуыстой ӕмӕ йӕ ныхмӕ рацыдысты, ӕмӕ дӕ кӕд фӕнды, уӕд уырдӕм ссӕуӕм. | — Я скажу тебе, что это за туча: узнали нарты о том, что угрожают им войска агуров и выступили им навстречу. Может, ты хочешь подняться на эту гору? |
Акула ахъуыды кодта ӕмӕ загъта:
— Ӕфсады ныхмӕ чи рацыд, уыдонӕй хуыздӕр ма йӕ чи бахъахъхъӕндзӕн, хуыздӕр ран ма кӕм ссардзыстӕм?! |
Подумала Акола и потом сказала:
— Мы бежим от агуров. Кто же защитит нас лучше, чем те, которые выступили против них? Поедем к ним, там найдем мы себе пристанище. |
Ацыдысты ӕмӕ Сау хохы сӕр Нарты симды балӕууыдысты. Нарт сӕ симды кой кӕнынц. | Урызмаг, понятно, согласился, и вот поднялись они на вершину Черной горы. Пляшут нарты все быстрее и быстрее. |
Акула-рӕсугъд сӕм ӕхгӕд рудзынгӕй ракасти.
Цӕхӕрцӕст нӕрӕмон Сослан ӕй куы ауыдта, уӕд йӕхи нал баурӕдта, йӕ уӕнгтӕ сцагъта ӕмӕ йӕм дзуры: |
Выглянула Акола из окна своей повозки, и первым поймал ее взгляд искроглазый Сослан.
Встрепенулся он, встал перед ней и сказал: |
— Ацал-ауал боны мах ам дӕу тыххӕй симӕм. Ныр дӕ курын, ӕмӕ мемӕ расим. | — Сколько дней пляшем мы здесь ради тебя свой веселый симд! Прошу тебя, спляши со мной.
|
— Бӕргӕ хорз лӕг дӕ, Сослан, демӕ бӕргӕ расимин, фӕлӕ хохаг лӕг дӕ, ӕмӕ дын де ‘рчъиты фӕсал кӕнын куы нӕ базонон, уӕд мӕ бафхӕрдзынӕ. | — Хороший ты человек, Сослан, и сплясала бы я с тобой, но ты родом с гор, и если не сумею я собрать мягкой фасал-травы и положить ее в твои арчи, то ты, чего доброго, еще прибьешь меня. |
— Ме ‘рчъийы быны фӕхъхъау фӕу,— зӕгъгӕ, йӕм йе ‘рчъийы бын сдардта Сослан, йӕхӕдӕг уӕнтӕхъил ӕмӕ сӕргуыбырӕй раздӕхти. | — Стать бы тебе жертвой за наших горцев, что носят арчи, — сказал Сослан и, опустив голову, вышел из круга пляшущих.
|
— Уӕд та мемӕ асим, Акула-рӕсугъд,— дзуры Къандзы фырт чысыл Сӕууай. | — Спляши-ка со мной, красавица Акола, — сказал сын Кандза Саууай Низкорослый. |
— Бӕргӕ асимин демӕ, фӕлӕ дын Нарты гуыппырсартӕй исчи мӕ къухы ‘фсон дӕ къух куы фелхъива, уӕд дын ныммур уыдзӕн. | — И с тобой бы я сплясала, но если кто из могучих нартов вместо моей руки пожмет тебе руку, то раздробится рука твоя.
|
— Уӕдӕ мемӕ асим,— дзуры йӕм Хӕмыц. | — Тогда со мной спляши, красавица, — сказал ей Хамыц. |
— Демӕ бӕргӕ асимин, Хӕмыц, фӕлӕ уалдзыгон кӕрдӕг ӕмӕ фӕззыгон фӕсал иумӕ куыд схӕццӕ уой, дӕ зачъе афтӕ сси. | — Сплясала бы я с тобой, но в твоей бороде к весенней траве подмешались уже осенние травы. |
— Аргӕ дӕр дӕ ӕз скодтон, хонгӕ дӕр дӕ ӕз ӕркодтон, ӕмӕ мемӕ расим,— дзуры йӕм Уырызмӕг. | — Это я сыскал тебя, я приглашаю тебя, и ты мне не откажешь, — сказал Урызмаг красавице Аколе. |
— Демӕ бӕргӕ асимин, Нарты зӕронд Уырызмӕг, фӕлӕ де ‘фсин Сатана тынг карз адӕймаг у, ӕмӕ дын уыимӕ куы нӕ бафидауон. | — С радостью сплясала бы я с тобой, о Урызмаг, старейший из нартов, но строга хозяйка твоя Шатана, и не найдем мы с ней общий язык. |
— Мӕ кӕлгӕ нуазӕн Сатана ӕмӕ ме дзаг фынг Сатанайы сӕрвӕлтау фӕу,— зӕгъгӕ, йӕхи райста Уырызмӕг. | — Чтобы принесли тебя в жертву моей хозяйке Шатане, раздающей гостям почетные чаши и накрывающей перед гостями полный стол! — с досадой сказал Урызмаг и отошел прочь. |
Ӕппӕты фӕстагмӕ йӕм дзуры Хӕмыцы фырт болат Батрадз:
— Чызг, мемӕ расим! |
Все нарты по очереди просили красавицу Аколу сплясать с ними, но ни с кем она не пошла. И тогда после всех подошел к ней сын Хамыца булатный Батрадз.
— Девушка, спляши со мной, — сказал он. |
— Ай-гъай расимин демӕ, Хӕмыцы фырт болат Батрадз,— Нарты ‘хсӕн ӕнаипп иунӕг ды куы дӕ! | — С тобой я бы сплясала, булатный Батрадз, — ты лишь один среди нартов не имеешь никакого порока. |
Фӕлӕ дӕумӕ дӕр иу аххос ис: базырджын ӕвдсӕрон уӕйыг Хъӕндзӕргӕс дын дӕ фыдӕлтӕй иуы — Уон, зӕгъгӕ, йӕ ном, уый фӕсхохмӕ фӕхаста; йӕхицӕн ӕй хъомгӕс скодта, мидгъуын кӕрцы цӕуы, ӕмӕ йын слыскъ ис; хуры йын ӕмпылгӕ кӕны йӕ къӕрит, къӕвдайы — ивӕзгӕ, афтӕмӕй цӕры. | Но лежит пятно одно на чести твоей. Много лет назад семиглавый крылатый уаиг Кандзаргас за дальние горы унес одного из предков твоих по имени Уон и сделал его своим пастухом. В одной нагольной шубенке пасет он стадо этого уаига, гнидами покрыта его шубенка, в дождь вытягивается, на солнце коробится она. Не живет, а страдает старый Уон. |
Уый Хъӕндзӕргӕсы ис-бонимӕ куы рахӕссай, уӕд демӕ симын бӕгуыдӕр ӕмбӕлы мӕныл. | Вот когда ты вывезешь его вместе со всеми сокровищами Кандзаргаса, тогда ты будешь достоин того, чтобы я сплясала с тобой. |
Батрадз, цыма цын исчи йӕ былтӕ ракъуырдта, уыйау фӕстӕмӕ фездӕхти ӕмӕ дзуры: | Точно кто-то по губам ударил Батрадза, повернулся он к нартам и сказал:
|
— О Нарт! Ӕз цӕуын, ӕмӕ ме ‘рыздӕхынмӕ уӕ симд ма фехалут, стӕй Акула-рӕсугъдмӕ зул дзырд ма скӕнут, йӕ зӕрдӕхудт ын мацӕмӕй райсут! | — В дальний путь отправляюсь я, о нарты, и прошу: пока не вернусь, продолжайте плясать ваш симд, и пусть никто из вас не обидит красавицу Аколу и не скажет ей дурного слова. |
Уыйадыл йӕ бӕхыл йӕхи баппӕрста Батрадз ӕмӕ сӕхимӕ смидӕг ис ӕмӕ дзуры Сатанамӕ: | И, сказав это, вскочил Батрадз на коня своего, во всю мочь поскакал он домой и кинулся скорее к Шатане: |
— Нана, уӕ Нана! Нарты хӕстӕг адӕм хӕтӕны цӕуынц, ӕмӕ нӕм фыдӕлты хӕзнайӕ — йе цирхъы зӕронд, йе згъӕр — кӕд искуы исты баззад, уӕд мын ӕй бацамон. | — Нана, о нана, скажи, не сохранилось ли у нас среди сокровищ предков наших, везде побывавших нартов, старого меча или испытанного панциря? Кто, кроме тебя, укажет мне, где они? |
— Уӕ, Нана дӕ фӕхъхъау ӕрбауа! Уӕртӕ нӕ мидӕггаг хӕдзары иу ӕфсӕн чырын дӕ фыдӕлты дзауматӕй йӕ тӕккӕ дзагӕй лӕууы. | — Всегда твоя нана готова стать жертвой за тебя! Вон там, в сокровищнице нашей, стоит железный сундук, весь наполненный доспехами и оружием предков твоих. |
Бацу йӕм, хатиагау ӕм сдзур. Байгом уыдзӕн ӕфсӕн чырын, ӕмӕ дӕ дзы цы хъӕуа, уый-иу сис. | Ведом тебе хатиагский язык. Подойдя к сундуку, попроси его по-хатиагски — и сама подымется перед тобой железная крышка, и возьмешь ты из сундука все, что тебе нужно. |
Батрадз бацыд мидӕггаг хӕдзармӕ ӕмӕ хатиагау сдзырдта чырынмӕ. Чырыны дуар зӕланггӕнгӕ байгом ис.
Згъӕрӕй, цирхъӕй йӕ зӕрдӕмӕ цы фӕцыд, уыдон йӕ уӕлӕ ӕрӕфтыдта Батрадз ӕмӕ афтӕмӕй Сатанамӕ бацыди. |
Вошел тут Батрадз в сокровищницу Ахсартаггата, и по-хатиагски обратился он к железному сундуку.
Звеня, поднялась его крышка, из множества доспехов и оружия выбрал Батрадз меч и панцирь, которые пришлись ему по душе, и, надев все доспехи, вошел к Шатане: |
— Нана, уӕ Нана! Зӕгъ-ма, куыд мыл фидауынц нӕ фыдӕлты гӕрзтӕ? | — Нана, о нана, скажи, идут ли мне доспехи моих предков? |
— Уӕ, Нана дӕ сӕрыл хаст фӕуа,— куыд дыл фидауынц, куы! Хуры тын хӕхтыл куыд фидауы, афтӕ дыл де згъӕр фидауы, уалдзыгон ӕртӕх нӕуӕг кӕрдӕгыл куыд фидауы, афтӕ та — дӕ цирхъ. | — Пусть за голову твою будет принесена в жертву нана твоя! Как солнечные лучи сияют на груди наших гор, так тебе идет твой панцирь! Весенняя роса так же сверкает на молодой травке, как сверкает твой меч в руке твоей. |
— Нана, уӕдӕ хӕссынӕн рог, хӕрынӕн дзӕбӕх цы хӕринаг уа, ахӕм мын ракӕн. | — Если это так, нана, то приготовь мне в дорогу вкусной еды, и чтобы везти ее было легко. |
Стӕй бавдӕл, ӕмӕ нӕ фыдӕлтӕй Уон чи хуынди, уымӕн кӕд йе бӕхы зӕронд, йе идоны зӕронд искуы баззад, уӕд мын уыдон дӕр бацамон. | И еще я спрошу у тебя: был у нас предок, Уоном звали его, не осталось ли от него старой лошади или хотя бы старой уздечки? Если осталось, укажи, где мне найти это. |
Сатана хӕринаг ацӕттӕ кодта, стӕй дзуры Батрадзмӕ:
— Уӕртӕ зӕронд хӕдзары рагъӕныл — Уоны саргъ ӕмӕ идон, райс сӕ ӕмӕ ацу Сау хъӕдмӕ. |
Приготовила Шатана еды в дорогу Батрадзу и потом сказала ему:
— В старом доме нашем на вешалке висят седло и уздечка Уона. Возьми их и пойди в дремучий лес. |
Хъуыддаг афтӕ у: Уонӕн баззад иу урс бӕх, ӕмӕ бон хохы фидары вӕййы, ӕхсӕв та хъӕды ӕрдузмӕ рацæуы хизынмӕ. Хохӕй ӕрдузы ӕхсӕн иу къахвӕндаг снадта ӕмӕ дыууӕрдӕм дӕр цӕуы ууыл. Кӕд дӕ дӕ хъару ахӕсса, уӕд дӕ къухы бафтдзӕн, кӕннод цы хос ис! | Один белый конь остался от Уона. Днем скрыт он в горной теснине, а на ночь выходит пастись на лесную поляну. Много лет пасется он там и тропинку протоптал между горой и поляной. Если хватит у тебя доблести, попадет этот конь в твои руки. Ну, а если нет, значит, тебе это не суждено. |
Уоны саргъ ӕмӕ идон йемӕ айста Батрадз ӕмӕ ацыди Сау хъӕдмӕ, ӕмӕ къахвӕндаджы сӕрмӕ даргъдӕр цы бӕлас уыд, уый цонгыл сбадти. | Батрадз взял седло и уздечку Уона, пошел в дремучий лес, нашел узкую тропинку между горой и поляной. Ветвистое дерево стояло возле этой тропинки. Залез Батрадз на раскидистые ветки, нависшие над самой тропинкой, |
Урс бӕх ӕхсӕвы хизынмӕ куы рацӕйцыд, уӕд ӕм Батрадз бӕласы цонгӕй йӕхи ӕрӕппӕрста ӕмӕ йыл абадт. Бӕх ӕй ӕрдузы ахаста. | и когда поздно ночью вышел из горной теснины на тропинку белый конь, прыгнул на него сверху Батрадз. Понес его конь по поляне, но Батрада схватил его за горло, стиснул и вынудил коня открыть рот. |
Батрадз ын йӕ хӕмхудтӕм февнӕлдта ӕмӕ йыл фыццаг идон афтыдта, стӕй йыл ӕваст саргъ авӕрдта. | Вдвинул Батрадз ему в рот удила, надел он на него уздечку и ловко положил на него седло. |
Хъал бӕх йӕхи хӕрдмӕ фехста ӕмӕ Сау хъӕды бӕлӕстӕй мигъы ӕхсӕн ахъазыди. | На дыбы взвился гордый конь и вскинулся выше деревьев, под самые облака. |
Батрадз ын ӕртӕ цӕфы ахӕмтӕ фӕкодта, ӕмӕ йӕ фӕрстӕй ӕрчъихор фӕхауд, стӕй йӕ ӕрбамбырдтӕ кодта ӕмӕ цӕуын байдыдта. | Но три раза ударил его Батрадз с такой силой, что кровавые куски кожи, которых хватило бы на две пары арчи, отскочили от боков коня. А затем натянул он поводья и направил коня туда, куда захотел. |
Цыди ӕмӕ дӕргъ уӕрхмӕ гӕрста. | Скакал он, и длинное становилось коротким под копытами его. |
Цас фӕцыдаид, чи зоны, фӕлӕ йӕм иуахӕмы йӕ бӕх дзуры:
— Ныр кӕдӕм цӕуыс? Фӕндаг зонын хорз у! |
Долго ли, коротко ли скакали они, но вдруг конь обратился к Батрадзу:
— Хотел бы я знать: куда мы едем сейчас?
|
— Нӕ фыдӕлтӕй нын иуы ӕвдсӕрон уӕйыг Хъӕндзӕргӕс фӕхастӕ фӕсхохмӕ, ӕмӕ уый агурынмӕ цӕуын,— дзуапп ын радта Батрадз. | И ответил ему Батрадз:
— Семиглавый уаиг Кандзаргас за горы унес одного из предков наших. Вот и еду я его теперь искать. |
— Охх, уый дӕ къухы кӕм бафтдзӕн! — загъта бӕх.— Дӕ фыд дӕр уыцы уӕйыгыл бирӕ фӕархайдта ӕмӕ йын ницы фӕрӕз ссардта. | — Нет, не удастся это тебе, — сказал конь. — Немало твой отец потрудился, чтобы добраться до этого чудовища, но ничего у него не вышло. |
Хъуыддаг афтӕ у: уӕйыгӕн йӕ бацӕуӕны дыууӕ хохы хӕцынц фырытау. | Да и как добраться до него? Две горы преграждают путь. Эти горы с яростью, как два драчливых барана, все время сталкиваются друг с другом и тут же снова расходятся. |
Уыдон сӕ кӕрӕдзийӕ куы фӕхицӕн вӕййынц, уыцы афон мӕнӕн ӕртӕ ахӕм цӕфы ныккӕнын куы бафӕразай, ӕмӕ мӕ фӕрстӕй ӕрчъихортӕ куыд схауа, дӕ армытъӕпӕнтӕй та уафсхортӕ, уӕд баирвӕздзыстӕм, на ‘мӕ — ӕз дӕр сӕфт, ӕмӕ ды дӕр. | И вот если в тот краткий миг, когда они разбегутся, нанесешь ты мне три удара, подобных тем, которые нанес, когда укрощал меня, и когда с твоих ладоней слезет столько кожи, сколько хватит на подошвы для пары арчи, то тут или мы проскочим, или погибнем. |
Иухатт мӕ. дӕ фыд ӕххӕст цӕфтӕ ныккӕнын нӕ бафӕрӕзта, ӕмӕ мын хӕхтӕ мӕ къӕдзил алхъывтой, ӕмӕ уым аззади. Уӕдӕй ардӕм, кӕс, къудайӕ цӕуын. | Отец твой не смог достаточно крепко ударить меня, и горы защемили мне хвост. Так не попали мы по ту сторону гор. Вот с тех пор и хожу я куцый. |
Уыцы ныхасгӕнгӕйӕ схӕццӕ сты, хӕхтӕ фырытау кӕм хӕцынц, уырдӕм. | Так, беседуя, достигли они тех гор, что, подобно баранам, то сталкиваются, то разбегаются вновь. |
Батрадз йӕ бӕхыл ахъазыд, ӕрбамбырдтӕ йӕ кодта, хохырдӕм ӕй фездӕхта ӕмӕ, ныр дыууӕ хохы фӕйнӕрдӕм цӕуыныл сты, зӕгъгӕ, афтӕ йын ӕртӕ цӕфы ахӕмтӕ ныккодта, ӕмӕ бӕхы фӕрстӕй ӕрчъихортӕ фӕхауд, йӕхи армытъӕпӕнтӕй та — уафсхортӕ; | Натянул тут поводья Батрадз и в тот миг, когда горы начали расступаться, таких нанес три удара коню, что куски кожи, из которых можно сделать пару арчи, отлетели с боков коня, а с ладоней Батрадза слезло столько кожи, что из нее можно было бы сделать подошвы для этих арчи. |
йӕ ехсы хъӕрӕй бӕстӕ ныййазӕлыдысты, дыууӕ хохы фӕкъуырма сты. | Грохот его плети прогремел, как гром, эхо повторило его в горах, и этот многократный гром оглушил обе горы — застыли они на мгновение. |
Бӕх атӕррӕст ласта ӕмӕ хӕхтӕн иннӕрдыгӕй фӕци. | И в это мгновение рванулся конь и вынес Батрадза на ту сторону гор. |
Хох фалӕрдыгӕй лӕгъз къуылдымтӕ-къуылдымтӕ ахаста, ӕмӕ сыл иуырдыгӕй бӕхрӕгъӕуттӕ ‘мӕ стуррӕгъӕуттӕ ӕмызмӕлд кодтой, иннӕрдыгӕй та лыстӕг фосӕй сау адардта. | Здесь склоны гор не были круты, поросшие пышной травой необозримые пастбища расположены были на них. Взглянешь в одну сторону — там медленно и мерно, точно в едином движении, пасутся табуны лошадей и стада коров, взглянешь в другую сторону — и пастбища кажутся черными, столько там черных овец. |
Рӕгъаугӕсӕй дзы лӕууы иу зӕронд лӕг. | И один только древний старик пасет эти стада. |
Батрадз ӕм бацыд ӕмӕ йӕм дзуры:
— Дӕ бон хорз, зӕронд лӕг! |
Подъехал к нему Батрадз и сказал:
— Пусть принесет тебе счастье этот день, старче! |
— Хорзӕй цӕр, мӕ хур! Фӕлӕ абоны онг ӕз ардӕм ӕрбацӕуӕг куы нӕма федтон, цӕуӕг куы нӕ уадзы, тӕхӕг куы нӕ уадзы йӕ бӕсты ‘ввахс ӕвдсӕрон уӕйыг, уӕд ды цавӕр диссаг дӕ — куыд ӕмӕ цӕмӕн ӕрбафтыдтӕ? — зӕгъгӕ, йӕ фӕрсы зӕронд лӕг. | — Счастливо жить тебе, солнце мое, — ответил старик. — Откуда ты? Сколько я здесь нахожусь, ни прохожего, ни проезжего, ни даже по небу летящего не видел я. Никого не пропускает в свою страну семиглавый уаиг, наш хозяин. Так что же ты за диво такое? Зачем ты приехал? Что тебе нужно здесь? — |
Йӕхӕдӕг Батрадзы дзуапмӕ нал фенхъӕлмӕ каст, фӕлӕ бӕхы алыварс ӕрзылди, ӕмӕ йӕ цӕстысыгтӕ зӕхмӕ ӕргӕр-гӕр кодтой. | Так спрашивал старик Батрадза, а сам не дожидаясь ответа, все ходил вокруг коня, и слезы градом катились по его сморщенным щекам и падали на землю. |
Батрадз ӕм дзуры:
— Цы кӕныс, зӕронд лӕг, мӕ фенд дын афтӕ хъыг уыди? |
— Почему ты плачешь, отец? — спросил его Батрадз. — Неужели так грустно тебе видеть меня? |
— Дӕ фенд мын хъыг бӕргӕ нӕ уыди, фӕлӕ ацы Хуыцауы ‘лгъысты къухы куы бахаудтӕн, уӕд мӕ ацы бӕхы хуызӕн бӕх
баззади, ӕвӕдза, афонмӕ йӕ искуы бирӕгътӕ ныххордтой. |
— Нет, не грустно мне видеть тебя. Но когда попал я в руки этого проклятого Богом чудовища, то разлучился я с конем, который очень похож был на твоего коня. Да что вспоминать о нем? Наверное, его уже давно съели волки. |
Уый мӕ зӕрдыл ӕрбалӕууыди, ӕмӕ мӕ цӕстысыгтӕ ууыл ӕркалдысты. | Вот что вспомнилось мне и отчего лью я слезы. |
— Уӕдӕ кӕугӕ ма кӕн, зӕронд лӕг, ай, дӕхицӕй цы бӕх баззад, уыцы бӕх у, ӕз та Нарты Хӕмыцы фырт Батрадз дӕн, ӕмӕ тӕрсгӕ мауал кӕн! | — Так не лей же, отец, слез своих, — своего коня видишь ты перед собой. А сам я сын нарта Хамыца Батрадз, и ты больше никого не бойся. |
— Рахиз-ма, уӕдӕ: дӕ бӕхӕй, ӕз дын де уӕнджы конд фенон, кӕддӕра ӕцӕг махӕй дӕ,— дзуры зӕронд лӕг. | — Слезь-ка с коня, — сказал старик. — Только когда ощупаю я тебя пальцами своими и проверю строй твоих костей, только тогда поверю я, что ты сын нарта Хамыца. |
Батрадз ӕрхызт йӕ бӕхӕй ӕмӕ йӕм бацыд. Зӕронд лӕг ын йӕ уӕнгтыл йӕ къух ӕруӕгъдтытӕ кодта. | Слез Батрадз с коня и подошел к старику. Несколько раз по всему телу Батрадза пробежали пальцы старика, и он сказал: |
— Нӕхицӕй дӕ бӕлвырд, нӕхи уӕнгты конд дын ис, фӕлӕ цӕмӕ ‘рбацыдтӕ? Ӕз кӕй фесӕфтӕн уый ӕгъгъӕд нӕ уыд, ды та ма дӕхи цӕуыл фесӕфтай? — зӕгъгӕ, загъта зӕронд лӕг ӕмӕ ныккуыдта. | — Наш ты, конечно. Весь строй тела твоего такой же, как у нашего рода. Но зачем ты приехал сюда? Разве мало того, что я погибаю здесь? Так зачем еще и тебе погибать? |
— Кӕугӕ ма кӕн, зӕронд лӕг, кӕуынӕй ницы пайда ис, фӕлӕ цӕргӕ кӕм кӕны уӕйыг, уый мын бацамон. | — Не печалься, отец. Никогда нет проку от печали. Укажи лучше, где жилище уаига.
|
Уый дӕр ын ӕй бацамыдта:
— Уӕлӕ Сау хохы сау лӕгӕты цӕры; йӕ дуарыл дур ӕвӕрд, рафӕлдахӕн цы дурӕн нӕй, ахӕм дур. |
— Видишь там, на вершине горы, черную пещеру? — показал Уон. — Вход в нее загорожен скалой, и нет человека, у которого хватило бы сил сдвинуть с места ту скалу. |
Ссыди Сау хохмӕ Батрадз; лӕгӕты дуарыл цы хох-дур ӕвӕрд уыд, уый фӕрсырдӕм асхуыста ӕмӕ багӕпп ласта мидӕмӕ. | Мгновенно взобрался Батрадз на гору, один раз толкнул он плечом скалу, закрывающую вход в пещеру, и отодвинул ее. |
Уӕйыг хуыр-хуырӕй хуыссы, йӕ хъӕлӕсӕй цӕхӕр кӕлы царыл ӕмбӕлы цӕхӕр ӕмӕ фӕстӕмӕ сау фӕныкӕй згъӕлы. | Вошел он внутрь пещеры и увидел, что спит семиглавый уаиг, и храп его эхом отдается под сводами пещеры. Жар извергают все семь его пастей, до высокого свода пещеры подымается этот жар и черной золой сыплется вниз. |
Йӕ нывӕрзӕн бады Хуры чызг Хорческӕ, хуртӕ йӕ дӕллагхъуырӕй худынц; | И над семью спящими мордами уаига сидит печальная девушка, дочь Солнца Хорческа, и солнце сияет на груди ее, |
йӕ дӕлфӕдтӕм та бады Мӕйы чызг Мысырхан; | а в ногах уаига сидит дочь Луны — Мысырхан, |
залмы сыфтӕ тилынц ӕмӕ уӕйыгмӕ бындз хӕстӕг нӕ уадзынц; сӕ разы — фынгтӕ, алыхуызон хӕринӕгтӕй зӕхмӕ ӕртасыдысты; фӕрсмӕ дӕр сӕм нӕ кӕсынц чызджытӕ, фӕлӕ кӕуынц, сӕ цӕстысыг донау уайы, кӕлы зӕхмӕ ӕмӕ уым налхъуыт-налмас цӕппузыртӕ фесты. | и луна светит на ее груди. Медленно машут они огромными листьями лопуха, чтобы мухи не тревожили сон уаига. Перед каждой девушкой фынг, и гнутся к земле эти фынги — так много наставлено на них обильных яств. Но даже не смотрят девушки на эти яства. Не переставая, плачут они, прозрачной водой катятся их слезы и, коснувшись земли, алмазными бусами рассыпаются по пещере. |
— Уӕ, уӕ бон хорз, чызджытӕ! — зӕгъгӕ, сӕм дзуры Хӕмыцы фырт Батрадз.— Цӕуыл кӕут? | — Добрый вам день, девушки! — сказал сын Хамыца Батрадз. — О чем вы плачете?
|
Фестадысгы чызджъггӕ ӕмӕ дыууӕйӕ дӕр ӕмдзыхӕй сдзырдтой:
— Дӕ хъуыддаг раст уа, Хӕмыцы фырт болат Батрадз! |
Встали перед ним девушки и ответили ему:
— Да будет тебе удача, сын Хамыца булатный Батрадз. |
Мах кӕй сӕфӕм, уый ӕгъгъӕд куы уыд, ды та ма, дӕхи къахӕй цӕмӕн ӕрбацыдтӕ сӕфынмӕ? | Пусть бы одни мы погибли здесь, — зачем же твои ноги принесли тебя сюда на погибель? |
Мах ууыл кӕуӕм, ӕмӕ ныртӕккӕ нӕ сӕрыхицау райхъал уыдзӕн ӕмӕ та нын нӕ туг бацъирдзӕн. | А плачем мы потому, что проснется сейчас наш владыка и высосет из нас всю нашу кровь. |
Фондз мӕйӕ фондз мӕймӕ нӕ фӕхӕссы алы дзӕбӕх хӕринаг ӕмӕ нуазинагӕй; фӕндзӕймаг мӕй куы фӕвӕййы, уӕд нын не счъилты туас ныззилы ӕмӕ нын нӕ туг сцъиры. | Пять месяцев подкармливает он нас всеми этими обильными яствами, которые видишь на наших фынгах. А в конце каждого пятого месяца он острые шила вонзает нам в пятки и высасывает кровь из нас. |
Уыцы тугӕй дыууӕ къуырийы цӕры ӕнӕ райхъалӕй. Ныртӕккӕ у нӕ туг цъирын афон. | Потом спит он, а проснувшись, снова сосет нашу кровь. И мы плачем потому, что сейчас он проснется. |
Батрадз йӕхиуыл нал фӕхӕцыд ӕмӕ йӕ цирхъ фелвӕста. | Тут не стал больше сдерживать себя Батрадз, выхватил он свой меч |
Гъа ныр ныцъцъыкк ласон уӕйыджы, зӕгъгӕ, куыд сфӕнд кодта Батрадз, афтӕ йӕм чызджытӕ дзурынц:
— Ма ныццӕв! Уымӕн искӕй цирхъӕй мӕлӕн нӕй. Ӕрмӕст ӕй райхъал кӕндзынӕ, ӕмӕ дӕ бахӕрдзӕн. |
и только подумал: «Вот рубану я сейчас это чудовище», — как девушки сказали ему:
— Подожди, не торопись, не суждена ему смерть от чужого меча. Ты лишь разбудишь его, и он проглотит тебя.
|
— Уӕдӕ цӕмӕй у йӕ адзал? — фӕрсы сӕ Батрадз. | — От чего же суждено ему умереть? — спросил Батрадз. |
— Мӕнӕ нӕ фӕсдуар стыр чырын ӕхгӕдӕй лӕууы. Байгом кӕнӕн ын нӕй. | — Зайди за эту дверь, там увидишь ты огромный сундук. |
Чырыны хуылфы ис стыр цирхъ, йӕ раласынӕн сӕдӕ цӕды галтӕ кӕмӕн хъӕуы, ахӕм. | Чудесный меч лежит в этом сундуке. Только от него может умереть уаиг.
|
Уымӕй у, гъе, йӕ мӕлӕт, ӕндӕр ын адзал нӕй — цирхъ ӕй нӕ кӕрды, фат дзы нӕ хизы. | Не суждена ему смерть ни от чужого меча, ни от чужой стрелы. Но не открыть тебе этого сундука — сила сотни пар быков нужна, чтобы приподнять его крышку. |
Батрадз чырынмӕ бауади, хатиагау ӕм сдзырдта, ӕмӕ чырын байгом ис. | Но тут подбежал Батрадз к сундуку и сказал ему несколько слов на хатиагском языке, и сама поднялась крышка его. |
Уырдыгӕй цирхъ фелвӕста ӕмӕ дзы уӕйыджы бӕрзӕй ныцъцъыкк ласта. Ӕмӕ йын йӕ авд сӕрӕй ӕхсӕз ахауын ласта. | Выхватил оттуда Батрадз меч уаига, замахнулся с плеча — и с первого же удара одна за другой покатились во все стороны шесть голов чудовища, обливая кровью стены пещеры. А седьмую голову не отрубил Батрадз. |
Ӕвдӕймаг сӕр дзуры:
— Хӕмыцы фырт Нӕртон Батрадз! Фынӕй лӕгмӕ бавналын дын аккаг нӕ уыди! |
Поднялась голова и, покачиваясь, сказала:
— Сын Хамыца, нартский Батрадз, недостойно тебе нападать на спящего. |
— Бӕргӕ нӕ уыди, фӕлӕ ӕгӕр кӕй бафхӕрдтай Нарты, уымӕ гӕсгӕ мӕ маст мӕ хъуырмӕ схӕццӕ ис, ӕмӕ мӕхи нал баурӕдтон, уыййедтӕмӕ мын аипп кӕй уыди, уый зонын,— загъта Батрадз. | — Это правда, — ответил Батрадз, — но слишком велики обиды, которые нанес ты нартам: гнев мой подступил к горлу моему, не смог я сдержать себя. Потому молчи: без твоих упреков знаю я, что не подобает мне нападать на спящего. |
— Уӕдӕ дӕ курын: цӕмӕй тагъддӕр амӕлон, хъизӕмар бирӕ нал фӕкӕнон, уый тыххӕй ма мӕ дыккаг цӕф ныккӕн,— дзуры уӕйыг. | — Так прошу тебя, не дли мои мучения, кончай скорее со мной, руби меня второй раз.
|
— Нарты Ӕхсӕртӕггатӕ Елиайау иудзӕфон сты,— дзуапп ын радта Батрадз. | — Не подобает мне рубить тебя еще раз! Нарты Ахсартаггата, как повелители грома, поражают с первого, подобного молнии удара, — ответил ему Батрадз. |
Уӕйыг ма йӕ сӕр бӕргӕ фӕхъил кодта, бӕргӕ ма схӕцыд йӕхиуыл, фӕлӕ ницыуал… Уӕлгоммӕ афӕлдӕхт, йӕ гӕндзӕхтӕ ацагъта ӕмӕ дӕргъӕй баззади. | И тут еще раз поднял уаиг свою голову, попробовал потянуться всем своим огромным телом, но тщетно. Опрокинулся он навзничь, забился в судорогах и распростерся неподвижный. |
Хуры чызг ӕмӕ Мӕйы чызг куыннӕ бацин кодтаиккой, мӕгуыртӕг. Сӕ хъыджы цӕстысыгтӕ асур сты, фӕлӕ сӕ бӕсты цины цӕстысыгтӕ сӕ рустыл ӕргага кодтой. | Как было не обрадоваться бедняжкам девушкам! Тут же высохли у них слезы печали, и слезы радости, подобные жемчужным зернам, покатились по их щекам. |
— Ардыгӕй фӕстӕмӕ мах де уазӕг,— зӕгъгӕ, бадзырдтой Батрадзмӕ, сӕ сӕртӕ бакъул кодтой, афтӕмӕй. | — С этого мига будь нашим защитником, — сказали они Батрадзу и склонили перед ним свои головы. |
— Уӕ зӕрдӕ фидар уӕд, нӕ уӕ ныууадздзынӕн дзӕгъӕлы! — дзуры сӕм Батрадз. | — Пусть спокойны станут ваши сердца, не покину я вас, — ответил Батрадз.
|
Уӕд ын чызджытӕ загътой:
— Ам ис иу ӕрчъиаг. Ууыл дунейы ис-бон бацӕудзӕн. |
И тут девушки сказали Батрадзу:
— Есть здесь, в пещере Кандзаргаса, волшебная кожа. На ней можно уложить все богатства мира. |
Ис дзы ноджы иу синаг. Уымӕй цыдӕриддӕр ӕртухай, уый гӕлӕбуйы уӕз нал фӕкӕны. | Есть у него волшебная веревка — что ни обернешь ею, все теряет тяжесть и делается легким, как мотылек. |
Ис ма дзы дыууӕ хъандзал базыры, Хъӕндзӕргӕсы базыртӕ. | Обладает еще Кандзаргас двумя пружинными крыльями. |
Уыдоныл цыдӕриддӕр авӕрай, уый хӕхты, хъӕдты сӕрты ахӕсдзысты, кӕдӕм дӕ фӕнда, уырдӕм. | Что ни положишь на них — все унесут они через горы и леса туда, куда ты захочешь. |
Стӕй ма уартӕ хохы дагъы ис ӕхсыры цад. Уымӕй йӕхи чи цынайы, уый, ног милтӕ кӕуыл рахӕцы, ахӕм лӕппу фестдзӕни! | А вон там, в складках горы, скрыто молочное озеро. Стоит старику искупаться в нем, и он превращается в юношу, у которого только начинают пробиваться усы. |
Батрадз фыццаджы дӕр зӕронд лӕджы акодта ӕхсыры цадмӕ ӕмӕ йӕ уым цынадта. Зӕронд лӕг лӕппу фестади. | И тогда Батрадз прежде всего повел старика Уона к молочному озеру, искупал его там, и в юношу обратился Уон. Затем наполнил Батрадз свой кожаный мешок этим чудесным молоком молодости. |
Стӕй ӕхсырӕй йӕ цылыхъ байдзаг кодта. Уыйфӕстӕ уӕйыджы фӕллой ӕрӕмбырд кодта — фосӕй, хорӕй — ӕмӕ сӕ ӕрчъиагыл самадта. | После этого собрал он все сокровища уаига, и всю скотину его, и зерно и поставил все на волшебную кожу. |
Синагӕй сӕ ӕртыхта, сӕ сӕрыл сын Уоны, Хорческӕйы ӕмӕ Мысырханы сбадын кодта. | Обернул он веревкой все это добро, крепко связал, положил на пружинные крылья, поверх усадил Уона, Хорческу и Мысырхан. |
Хъандзал базыртыл сӕ авӕрдта ӕмӕ, дыууӕ хохы фырыты хӕст кӕм кодтой, ууылты ратахтис ӕмӕ Нарты бӕстӕм ӕртахт. | Потом положил все на пружинные крылья и пролетел там, где подобно двум баранам, сшибаются и вновь разбегаются горы. |
Уым синаг райхӕлдта, ӕмӕ, ӕрчъиагыл цы фосы дзугтӕ ӕмӕ бӕхты рӕгъӕуттӕ уыд, уыдон рацыдысты ӕмӕ бӕстӕ бамбӕрзтой. | Вернувшись в Страну нартов, развязал веревку Батрадз — и стада скотины, табуны лошадей, которые были, на чудесной коже, вышли и покрыли кругом всю землю. |
Йӕ фыццаг сӕ скодта Батрадз, Уон ӕмӕ чызджытӕ дӕр йемӕ, афтӕмӕй, ӕмӕ Сау хохмӕ ссыди. | Погнал их Батрадз перед собой, и вместе с Уоном и обеими девушками поднялся он на Черную гору, |
Нарты гуыппырсартӕ ма уым цӕлхӕмбырдӕй сӕ симды кой кодтой. | где именитые нарты продолжали свой круговой симд. |
Акула-рӕсугъд ӕхгӕд тулӕджы рудзгуытӕ йӕхиуыл ӕхгӕдӕй дардта, афтӕмӕй Батрадзӕн йе ‘рцыдмӕ къахӕй-къухмӕ фӕлыст сцӕттӕ кодта. | А красавица Акола все это время держала закрытыми окна своей повозки. До возвращения Батрадза не выходила она из повозки и сшила ему красивую одежду. |
Батрадз Хӕмыцы, цылыхъы цы ‘хсыр рахаста, уымӕй ахсадта, ӕмӕ Хӕмыц усгур лӕппуйы карӕн фестад. | Тем молоком молодости, что принес с собой Батрадз в кожаном мешке, окатил он Хамыца, отца своего, и в юношу обратился Хамыц. |
Бацыд Мӕйы чызг Мысырханмӕ Батрадз ӕмӕ йӕм дзуры:
— Абонӕй фӕстӕмӕ уыдзынӕ Уоны бинойнаг! |
Подошел Батрадз к дочери Луны Мысырхан и сказал ей:
— Будешь ты с этого дня женой Уона.
|
Бацыд Хуры чызг Хорческӕмӕ Батрадз ӕмӕ йӕм дзуры:
— Абонӕй фӕстӕмӕ уыдзынӕ Хӕмыцы бинойнаг! |
К дочери Солнца Хорческе подошел он и сказал ей:
— Будешь ты с этого дня хозяйкой в доме отца моего Хамыца. |
Йӕхӕдӕг та Акула-рӕсугъды ахаста йӕхицӕн усӕн. | А сам взял себе в жены красавицу Аколу. |
Гуыпп чындзӕхсӕвтӕ куыннӕ ныккодтаиккой Нарт — къахыл цӕуынхъом чи уыд, уыдон иууылдӕр ӕраембырд сты ӕмӕ иннабонӕй-иннабонмӕ фӕхордтой, фӕнозтой, фӕхъазыдысты. | По всему нартскому селению гремели веселые свадьбы, и собрались на эти свадьбы все, кто только мог ходить на ногах. Целую неделю ели, пили и веселились нарты. |
ӕккуырсын | тронуться с места, сторониться |
дӕ бон бакалай! | |
тапка | кровля, навес |
сӕрвӕлтау фӕу | |
зул дзырд | кривое (недоброе) слово |
дӕ фӕхъхъау ӕрбауа! | |
дӕ сӕрыл хаст фӕуа! | |
къуда | куцый, бесхвостый |
туас | шило |
цӕлхӕмбырдӕй | вкруговую |
Нарты кадджытæ\\ Составители: В.Абаев, Н.Багаев, И.Джанаев, Б.Боциев, Т.Епхиев. Литературный редактор И.Джанаев. Владикавказ: «Алания». 1995. С.207-214. | Осетинские нартские сказания.\\ Составители: В.Абаев, Н.Багаев, И.Джанаев, Б.Боциев, Т.Епхиев. Перевод с осетинского Ю.Либединского. Москва-Владикавказ. 2001. С.294-307. |